какие хирурги в постели

Женщины в хирургии: как совместить личную жизнь и карьеру

Каждый раз с приближением 8 Марта звучат разговоры о том, что такое по-настоящему женское дело. Например, сравнительно недавно представительницы прекрасного пола освоили новую для себя профессию — машинист поезда метро. И хотя женщиной-врачом точно никого не удивишь, есть в медицине направления, которые до сих пор считаются неженскими. К ним долгое время относили и хирургию — многочасовые операции и ненормированный график ни для кого не назовешь привлекательными условиями. Однако женщин в этой профессии в последние годы становится все больше.

Дело не для робких

Считать хирургию неженским делом — дремучий стереотип, утверждает врач Татьяна Черныш, хирург высшей категории, кандидат медицинских наук, которая работает в госпитале для ветеранов войн № 2. По ее словам, представление, что женщинам не потянуть такую профессию, осталось со времен домостроя, когда они не имели равных прав с мужчинами, сидели дома и занимались только детьми. При этом укладывать шпалы женщинам было можно — это не называли не их делом, шутит Татьяна Черныш.

«Раньше в профессии нужна была физическая сила, когда еще не было нормального обезболивания, нужных инструментов. Наверное, считалось, что женщина слаба для того, чтобы вправить кость при переломе или сшить напряженные мышцы», — рассказывает врач. По ее словам, в современной хирургии сила вообще не нужна. Ушли в прошлое многочасовые операции, во время которых нужно было удерживать органы на специальных инструментах. Сегодня хирургия — это роботы, сложные аппараты и совершенно другие подходы. Хирургам нужны не горы мышц, а выносливость — и в этом женщины порой могут дать фору мужчинам, считает Татьяна Черныш.

«Я думаю, что женщины могут в эту профессию привнести то, что свойственно им: аккуратность, точность, пунктуальность», — отмечает врач.

Стать хирургом Татьяна Черныш решила, как ни странно, благодаря литературе. Тогда, в конце 1970-х годов, еще будучи школьницей, она увлекалась химией и мечтала стать геологом. Но в старших классах ей попалась трилогия Юрия Германа про работу хирурга. На Татьяну книга произвела такое впечатление, что планы девушки резко изменились.

В то время студентки медвузов в основном выбирали гинекологию и акушерство, а вот желающих стать хирургами было немного. «Но никаких проблем во время учебы, работы, поступления в ординатуру и аспирантуру я не испытывала. Может быть, мне везло с людьми», — отмечает врач.

Свою карьеру Татьяна Черныш начинала в экстренной хирургии. И так она рекомендует делать всем, кто хочет стать профессионалом. «Плановая хирургия без экстренной — как дом без фундамента. Важно посвятить ей несколько лет, набраться опыта в разных ситуациях, а уже потом выбрать узкую специализацию — проктологию, пластическую, эндокринную или любую другую хирургию», — считает доктор.

Среди необходимых каждому хирургу качеств главным она называет выносливость, поэтому нужно заниматься спортом.

«Обязательно нужно иметь большое терпение — прежде чем ты сам начнешь что-то делать, надо 50 раз увидеть, как делают другие. И конечно, хирургу нужна решительность: бывают ситуации, когда решение нужно принять очень быстро. И еще одно качество — умение отвечать за свои поступки. Поэтому человеку нерешительному, сомневающемуся и неуверенному в эту профессию лучше не идти», — подчеркивает Татьяна Черныш.

Семья vs работа

Главный вопрос, на который приходится ответить женщине-хирургу, — это выбор между семьей и работой. По словам Татьяны Черныш, считается, что мужчина может больше времени уделять своему делу, а женщина по определению должна нянчить детей. «В этой профессии очень важен период набора опыта, в первые годы отвлекаться нельзя. И, если собираешься заводить семью и иметь детей, надо очень хорошо подумать и заручиться поддержкой близких. Если таких людей нет, возможно, стоит повременить», — рассказывает хирург.

Сама героиня решилась на создание семьи только после 30 лет, до этого всю себя посвятив медицине. Мужа Татьяна встретила в студенческом общежитии Второго мединститута, сегодня он работает гематологом в Боткинской больнице. А после рождения ребенка ей очень скоро пришлось вернуться на работу. «Пока ребенок был совсем маленьким, мне помогали родители. Я вернулась в больницу, когда ему исполнился год. Такого малыша невозможно было устроить в детский сад, а мне нужно было заканчивать диссертацию. Мои родители в течение полутора лет оставались с ним, пока мы с мужем работали», — вспоминает женщина-врач.

По мнению Татьяны, сегодня делать выбор между семьей и профессией начинающим медикам немного проще, ведь выходить замуж и рожать детей после 30 — это скорее норма. Поэтому женщины успевают войти в профессию и приобрести необходимый опыт.

«В первые годы хирургия отнимает очень много времени. Помимо обязательной работы, приходится в свободное время помогать на операциях, которые тебе интересны с точки зрения повышения квалификации. Платить за это не будут, но именно так накапливаются знания и умения. Когда профессиональный багаж сложился, понемногу можно давать себе послабления. Но надо быть готовым задержаться на работе в любой момент», — отмечает Татьяна Черныш.

Врач признается, что восстанавливать силы после непростой работы ей помогает классическая музыка. Она часто ходит на концерты, покупает абонементы в консерваторию и Дом музыки. А еще любит читать, тоже классику. «Я обожаю Хемингуэя, очень люблю Ремарка, Пушкина и Толстого. Просто могу иногда открыть книгу на любой странице и читать, например, “Повести Белкина” или стихи. Мне это очень помогает расслабиться и восстановиться», — говорит Татьяна.

Домой можно не уйти совсем

Кандидат медицинских наук Мария Драйер работает в неотложной хирургии Научно-исследовательского института (НИИ) скорой помощи имени Н.В. Склифосовского с 2012 года. Ее специализация — экстренные операции на органах желудочно-кишечного тракта. Несколько лет назад она участвовала в первой успешной трансплантации тонкого кишечника. Мария родом из Сербии, ее семья переехала в Москву еще в 1990-х, после распада Югославии.

Сомнений, что пойдет в медицину, у девушки не было: еще в пятом классе она точно решила быть врачом. «Мой дедушка был отличным стоматологом, бабушка всю жизнь проработала операционной медсестрой. Сначала я тоже хотела стать стоматологом, потом подумала, что пойду в патологоанатомы, а во время учебы в университете решила быть хирургом», — вспоминает Мария Драйер.

Она училась в Москве, а летом уезжала практиковаться в сербскую больницу скорой помощи. Тогда молодая женщина и поняла, что экстренная хирургия — ее призвание. «Остальные направления мне уже казались не такими интересными, а тут адреналин. И после окончания института поступила в ординатуру НИИ скорой помощи имени Н.В. Склифосовского», — говорит Мария Драйер.

По ее словам, хирургия требует большой выносливости, выдержки, психической стабильности и оставляет мало времени на семью.

«Именно поэтому она, наверное, и не считается женским делом. Часто рабочий день не заканчивается выходом с работы. Иногда можно не просто задержаться, а вообще не уйти домой. Однако, на мой взгляд, при правильной организации времени, распределении обязанностей и при поддержке со стороны семьи все можно успеть», — считает врач.

Сегодня в хирургии НИИ скорой помощи имени Н.В. Склифосовского мужчин и женщин поровну, и какого-то деления по половому признаку между ними нет, рассказывает Мария Драйер. Женщин здесь поздравляют не только с 8 Марта, но и с 23 Февраля, потому что они военнообязанные медики.

Планирование и компромиссы

Все свободное время Мария старается проводить с семьей — в Москве у нее четырехлетняя дочь, любимый мужчина и родители. Родные брат и сестра окончили экономические вузы и вернулись в Белград. Когда у Марии родился ребенок, она ушла в декрет на 1,5 года. «Я очень скучала по работе, коллегам и пациентам. Выйти из декрета мне помогли родители — мама с папой остались в Москве и участвуют в моей жизни и жизни моей дочки. А потом я нашла няню — желание работать было превыше всего», — признается она.

Хирург всегда все планирует заранее, получая график дежурств в больнице. Ее свободное время, как правило, расписано на месяц. Проводить его она всегда старается с семьей и друзьями: вместе смотреть кино, играть в настольные игры, гулять и путешествовать. «Это мой способ восстановить силы. И очень важно для меня найти время поспать, потому что с дежурствами и маленьким ребенком это не всегда возможно», — отмечает Мария Драйер.

Идти на компромиссы приходится и с любимым мужчиной, который никак не связан с медициной. «Ему, конечно, приходится нелегко, и он не в восторге от дежурств, ночных звонков и задержек на работе. Но со временем он смирился с моим образом жизни», — говорит Мария.

Врачебная профессия подразумевает постоянное развитие, и хирургия не исключение. На будущее Мария Драйер планирует написание докторской диссертации, но главными все равно считает ежедневный практический опыт, общение с пациентами и коллегами.

Источник

Женщины считают хирургию самой сексуальной профессией

Врач и поэт Алексей Кащеев — о природе стиха и сексе с пациентками

Нейрохирург Алексей Кащеев, кандидат медицинских наук, поэт и популярный блогер — как человек эпохи Возрождения: разбирается не только в ямбах и операциях на позвоночнике, но и политике, спорте и даже классическом древнегреческом театре. «Лента.ру» побеседовала с ним «о времени и о себе».

«Лента.ру»: Возможно, это прозвучит банально, но у вас очень грустные стихи.

Кащеев: Искусство, как правило, посвящено печальным событиям. О смерти написано больше, чем о жизни, об измене больше, чем о любви, о страданиях больше, чем о радости…

Многие поэты признаются, что пишут стихи от стресса. А вы?

Есть множество психоаналитических объяснений поэзии. Все или почти все сводятся к тому, что стихи по другим причинам и не пишут. О себе могу сказать, что, когда в жизни более сложный период, пишется больше, лучше и ярче. Так что если обстоятельства существования поэта недостаточно сложны, сложности нужно создавать самостоятельно. Иначе от хорошей жизни способность к стихосложению «замыливается». Но вообще у меня медленный темп письма, я пишу мало — до публикации доходят два, от силы три текста в месяц. Хотя Сергей Маркович Гандлевский пишет и вовсе пять текстов в год, но каких!

О профессии. Для многих само слово «нейрохирург» автоматически порождает логическую цепочку «тяжелая работа — много стрессов — он алкоголик». Насколько это оправдано?

Я не алкоголик. Положительно отношусь к алкоголю, но не страдаю этим как болезнью.

Первую свою операцию помните? Какие были ощущения?

Да, это была сосудистая операция, я учился на третьем курсе. Я стоял «на крючках» (обеспечивал ведущему хирургу доступ к операционному полю — прим. «Ленты.ру»). Ощущения были радостные, потому что приобщился к тому, к чему хотел. Но я тогда постоянно «перемывался»: в хирургии есть научно оправданный ритуал обеспечения стерильности, и у опытных врачей в голове табу — что можно трогать, «намывшись», а что нельзя. А я по неопытности раз десять себя расстерилизовывал, сестры меня перемывали, и, естественно, все на меня ругались. Но я все равно был рад.

А брезгливость трудно было преодолеть?

К, простите, человеческому мясу, костям, экскрементам.

Я уже не помню, потому что давно преодолел. Конечно, я, как многие студенты-медики, придя на первый курс, очень боялся, не станет ли мне плохо при виде трупа. Но когда дело дошло до анатомички, я обнаружил, что мне, как и большинству, это не неприятно. Я даже какое-то время работал санитаром судебно-медицинского морга, видел там трупы, кишащие личинками и чем хочешь, и вообще всякие неприятности. И почему-то меня это не шокировало. Я всего два раза почувствовал дурноту, но и то не блевал и в обморок не свалился.

Что же это было?

Один раз на первых в моей практике родах — просто потому что это непривычно и непохоже на другие типы медицинских событий. Потом такого впечатления уже не было. И второй раз, на пятом курсе, я уже ходил дежурить и, как все пятикурсники, считал себя очень крутым хирургом, хотя, конечно, еще никаким хирургом не был, просто узелки вязал на портфеле…

Узелки?

При тренировке вязки узлов в хирургическом кружке лучший способ — когда едешь в метро, завязывать нить на ручке портфеля. Пока до автоматизма не дойдет. Ну так вот, второй раз случился в перевязочной для ВИЧ-больных. Я много к тому времени чего видел: и бомжей, и трупов, и вшей — городские больницы тому способствуют, но там была пришедшая на перевязку небесной красоты (в моем представлении о красоте, во всяком случае), хорошо и дорого одетая девушка. ВИЧ-позитивных по саннормам нельзя перевязывать в обычной поликлинике. И вот хирург, которому я помогал, снимает с ее руки повязку — а там тяжелая форма флегмоны, распад тканей и все такое. Я достоял перевязку, но мне было дурно. Меня в основном шокировало несоответствие этой девушки и ее болезни.

Давайте лучше о позитивном. О родах. Стоит мужчине ходить с женщиной на роды?

Нет. Определенно не стоит. Я не поддерживаю это увлечение. В XIX веке мировая наука очень много работала, чтобы добиться выделения акушерства в особую медицинскую специальность. Акушеров долго не признавали врачами, во многих странах в эту профессию не допускались мужчины. Чтобы роды принимал не цирюльник, не коновал, не первый встречный, а чтобы этому учили. Сейчас роды — процесс медицинский, и посторонним там делать нечего. В абсолютном большинстве случаев все идет как надо. Но для того, чтобы все шло как надо, нужно минимизировать хаос. Муж — это хаос. Он мешает персоналу, и все. А процедура разработана для персонала. Понятно, что это радостное событие, но пусть муж через 15 минут порадуется. Вообще, родственники пациентов разные бывают, некоторые искренне не понимают, что их присутствие неуместно, скажем, в операционной. Как-то мы оперировали мужчину с Кавказа, так его брат подошел и предложил свою помощь: я, мол, шашлычник, человек сильный, могу вам там помочь… С трудом отговорил. Другое дело — реанимация, куда, я считаю, нужно пускать родственников, особенно если это хронический больной и долго лежит или если речь идет уже о прощании с пациентом.

Недавно Госдума предложила сажать врачей за взятки — а взяткой считать все, что дороже так называемого «малоценного подарка». Что вы думаете об этом?

Если система не регулирует отношения, субъекты начинают регулировать их сами. Так случилось и с неформальными платежами в медицине, которые ни для кого из участников процесса не секрет. Чем они плохи? Тем, что распределяются в зависимости от собственного представления участников о добре и зле. Неформальный платеж может быть благодарностью, которая мотивирует врача к развитию, а может стать преступной схемой с мошенничеством, отъемом денег, вымогательством, разбоем, угрозами жизни и здоровью и вообще чем угодно. Было бы здорово, на мой взгляд, как-то легализовать эти платежи — предложить вносить их на какой-то счет и обложить налогом, а за уклонение от этой процедуры налагать административную ответственность вплоть до временного лишения профессиональной лицензии. Предложение тоже несовершенно, но лучше, чем ничего.

В моем понимании благодарность, будь то пачка печенья или 500 тысяч рублей, допустима только когда пациента уже выписали, и это его добрая воля.

В моем тоже. Более того — многие врачи, я в том числе, имеют на сей счет суеверие: нельзя ни о каких потенциальных «благодарностях» даже разговаривать до выписки, потому что это плохая примета. К сожалению, и многие пациенты уже не верят, что есть врачи, способные хорошо лечить просто за «спасибо». А ведь самое ценное свойство, даже экономически, не говоря уже о спасении души, — это порядочность. Порядочный врач за счет репутации заработает больше, чем вымогатель. То есть разово ты, может, сорвешь куш, но получишь и риски, в том числе уголовного преследования.

А для вас деньги важны?

Я в медицине не ради денег, хотя зарабатываю ею для себя достаточно. Я уверен, что вне медицины мог бы зарабатывать быстрее и больше. Но мне просто нравится моя профессия. Нравится сам процесс. Люблю больно делать (смеется). Кроме шуток, мне всегда хирургия напоминала классический древнегреческий театр. С его представлениями о зональности, подчиненности, строгой драматургии, каноне. Хирургическое отделение — это типичная сцена какой-нибудь трагедии Еврипида. Вот здесь зона боли и крови, здесь — эйфории, вот здесь на посту сидит сестра, deus ex machina. И чувства, которые испытывает герой трагедии — скажем, я — в операционной, очень древние, потому что передаются из поколения в поколение, от учителя к ученику. Когда надо чувствовать волнение, когда — ожидание, когда — тревогу. Я учусь у своего завотделением, а он учился у другого профессора, старой школы, и так далее. Это связь какая-то археологическая.

Восходит прямо к Эскулапу?

Да. Ну так вот. В моей работе бывают моменты монотонного физического труда — когда ты, например, четыре часа просто кусаешь-кусаешь-кусаешь щипцами или закручиваешь винты, или коагулируешь кровящие сосуды: закоагулировал — закровило — опять закоагулировал, у нас это называется «коагуляция терпением». И в эти моменты необходимо расслабляться.

Музыку в операционной включаете?

Да, причем часто. Если ее ставят сестры, это какая-то адская попса. Или врач приносит свою музыку. Или, если операция под местной анестезией и пациент в сознании, просто развлекаемся разговором, обсуждаем что-то.

Что обсуждаете? Надеюсь, не половую жизнь?

А почему бы и не ее? Обсуждаем. Ведь Эрос и Танатос близки.

Кстати об Эросе. О хирургах ходят слухи, что они снимают стресс беспорядочными половыми связями с коллегами.

Да, это правда. Снимают, конечно. Но не все. Это связано, собственно, не с хирургической деятельностью, а с психотипом хирурга. В хирургию обычно идут и там остаются люди с элементами девиантного, хотя и социализированного поведения. Они склонны к рискам, избыточной страсти, иногда насилию. Не все, разумеется, но многие. Так что да, есть беспорядочные связи. И с коллегами, и с пациентками даже у некоторых. Распространенное явление.

То есть если ты связываешься с хирургом (неважно, какого пола), то непременно будешь с рогами ходить?

Нет-нет. Но на определенном этапе жизни многие это проходят. Я, например, уже прошел. А кто-то постоянно этим занимается. Ничего не поделаешь — работа дает такую возможность. Согласно соцопросам, женщины считают хирургию самой сексуальной профессией. А мужчины вожделеют медсестер.

Но есть же врачи-аскеты, отказывающиеся от всего ради работы.

Мне кажется, в этом нет смысла. Ведь в конечном итоге каждый человек живет для себя. Никто же не знает на самом деле, как делается карьера. Кто-то берет аскезой, трудолюбием, усидчивостью, кто-то — врожденным чутьем, кто-то вообще случайно поднялся. Нет рецепта. Делай, что должен, и будь что будет.

Вы увлекаетесь хайкингом. Но вам не кажется, что экстремальный спорт — дело социально безответственных эгоистов? Вот пошел молодой человек в горы, сорвался в бездну, семья осиротела, старики-родители остались без помощи…

Ну, что касается меня — мои походы достаточно серьезны, но это любительский спорт, род фитнеса или командного спорта, хотя и более опасный, чем пинг-понг. Впрочем, и в пинг-понге можно в принципе получить серьезную травму. Те же, кто занимается альпинизмом профессионально, для кого это образ жизни, в основной своей массе немножечко психопаты, люди акцентуированные. Это не исключает их любви к семье, жене, детям и так далее. Но для них есть сверхценная идея: горы. Ничего важнее гор для них нет и быть не может. Лично я считаю, что подобное сильное всепоглощающее увлечение чем-либо все же вредит, даже если ты не сорвешься в бездну. Так же, как профессиональный спорт, в отличие от любительского, скорее вреден, чем полезен, — можно сломать шею и в йоге, в какой-нибудь особенно замысловатой асане. Но лечить такие увлечения бесполезно: это уже часть человека, как цвет глаз или волос.

Но разве риск не должен быть оправдан?

Не стоит рисковать зря, но и у осторожности должны быть границы. Практически любое действие сопряжено с риском. Если подсчитать все риски, то самая надежная стратегия сохранения себя — это просто не шевелиться. Но и тут угрожают пролежни и обезвоживание. В хирургии есть простое правило: риск должен быть оправдан для пациента. А сам с собой поступай как знаешь. У нас всегда есть искушение сделать операцию «для себя», пойти на риск, совершить, допустим, нечто заведомо бессмысленное, но замысловатое, удивить хирургической техникой, чтобы потом сказать: вот, я это сделал! Это искушение надо гнать от себя. Медицина создана для пациента и на него ориентирована. Кстати, если вернуться к горам — я не знаю, какой бы был для меня риск, если бы я не ходил в горы. Возможно, я бы просто спился.

Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов

Источник

Операционная медсестра рассказала о романах на работе, капризах хирургов и запоминающихся пациентах

Я работаю в операционной уже больше десяти лет. До этого была обычной медсестрой, потом стала медсестрой операционной. Сначала работала в Таллинне, затем встретила любовь в другом городе и переехала туда.

Работа физически довольно тяжелая — постоянно на ногах, операции по 8-12 часов, и несмотря на это медсестра постоянно должна быть предельно внимательна и предугадывать все желания хирурга. Голова все время вниз, шея напряжена, к тому же иногда стоять очень неудобно — мало места, везде аппаратура.

Вдобавок много возни с инструментами и вспомогательным материалом — нужно поднимать порой очень тяжелые ящики, следить за стерильностью, смотреть, чтобы при полостной операции врач ничего не забыл внутри пациента.

Иногда приходят студенты, за ними тоже нужно следить, чтобы не нарушили стерильность, не хлопнулись в обморок и не мешали хирургу. Молоденькие сестры периодически появляются. Первое время просто стоят и смотрят. Потом потихоньку начинают участвовать в процессе, учатся протирать инструменты, запоминают их названия, какой для чего, тренируются подавать их правильно.

Некоторым становится плохо от запаха человеческих внутренностей. Респираторы и маски не всегда помогают, особенно если человек чувствительный. Потом просто привыкаешь.

То, что показывают в кино, конечно, красиво, но порой совсем не похоже на реальность.

Сложные отношения и конкуренция

Новеньких мы не очень любим. Дедовщину, конечно, не устраиваем, но можем вчерашнюю студентку как-то разыграть или недобро над ней подшутить. Я сама к тем, кто помоложе, отношусь не очень хорошо: возни с ними много, поначалу ошибка на ошибке, да и врачи-мужчины на молоденьких больше внимания обращают. Те хлопают ресничками и строят глазки. С учетом того, что у некоторых медсестер есть долгоиграющие романы с хирургами, молоденькие конкурентки им не очень нужны. Некоторые вообще женаты уже много лет, другие тоже много лет женаты, но у них романы на работе.

Да, об этом особо не говорят, и отношения на работе не приветствуются, но роман между медсестрой и врачом — не редкость. Хотя руководство это категорически запрещает, особенно в такой ответственной сфере, как хирургия, но чувства нет-нет да и вспыхивают.

Дело в том, что когда люди долго находятся вместе, они притираются. Бывает, что операции длятся по 6-8 часов. Вы находитесь бок о бок, хорошая медсестра понимает хирурга без слов и уже заранее знает, какие инструменты и когда ему понадобятся.

Да и пациенты-мужчины частенько клеятся. Медсестра — один из распространенных в порнофильмах сюжетов, и отдохнувшие в больнице пациенты нередко пытаются воплотить этот сюжет в реальности.

Царь и бог

За эти годы я работала с разными хирургами. Некоторые очень милые и добрые, иные — страшные хамы. Бывают профессионалы, бывают люди настроения. Выспался, не выспался, проблемы дома или на работе — у несдержанных это вымещается на сестре. Мы выслушиваем все его претензии, выполняем капризы, лишь бы настроение улучшилось и не случилось роковой ошибки во время операции. Иногда даже по тембру голоса понимаешь, в каком он сегодня настроении.

Во время операции хирург может психануть из-за того, что у него что-то не получается. Или что сестра подала не тот инструмент. Некоторые берут инструменты сами, некоторые просят конкретный инструмент и со словом ”пожалуйста”, иные же тянут руку и ждут, и ты должен в эту руку положить нужное. У каждого врача свои любимые инструменты и свой подход. В идеале у каждого врача должна быть и своя операционная сестра, которая знает его особенности.

У меня была пара врачей, с которыми сложились хорошие отношения, я понимала их без слов. Это очень важно, когда хирург и медсестра — сплоченная команда: когда они работают много лет вместе, в ходе операции уже все происходит слаженно. К сожалению, сначала один уехал в Финляндию, затем и второй вышел на пенсию. С нынешним хирургом мы уже вроде сработались, но я все равно частенько вспоминаю тех двоих.

О нехватке врачей я слышала, но не скажу, что прямо такая уж беда. В некоторых больницах врачей действительно не хватает, хотя моя коллега, которая работает в столице, говорит, что у них в хирургах недостачи особой нет. А на периферию нередко попадают столичные хирурги, которых выгнали из больницы за профнепригодность.

Хирурги, в общем, всякие попадаются. Бывает, что видишь, что он делает что-то неправильно — по неосмотрению, от усталости или по халатности. Ведь операции бывают как плановые, так и экстренные, когда устал, но все равно делаешь.

Если нормальный человек — можно попробовать тактично обратить на это его внимание. Если не совсем адекватный, с большим самомнением — я лично с таким стараюсь не связываться, себе потом дороже выйдет. Все-таки хирург в нашей иерархии — царь и бог, и не какой-то там медсестре что-то ему указывать.

За семью печатями

Читала в интернете про коллегу, которая сфотографировалась вместе с частями тела пациентки — кажется, это была селезенка — и выложила фото в Фейсбук. При этом она еще описала пациентку, которая была довольно полной, в нелестной форме, и упомянула какие-то личные данные. По-моему, это нонсенс.

Лично у меня никогда не возникало желания сфотографироваться с какими-нибудь человеческими внутренностями, не говоря уже о том, чтобы выложить это в интернет. Та девочка была молодой, еще студентка, вероятно посчитала, что это круто. Читала, что ее потом отчислили.

Мы иногда фотографируем, но только чтобы пациенту потом показать, что у него внутри было. Некоторые хирурги, знаю, собирают тоже потихоньку свою коллекцию, делятся потом опытом друг с другом.

У нас практиканточки и только-только устроившиеся медсестрички тоже фотаются на каждом углу. Руководство это не одобряет и категорически запрещает выкладывать снимки куда-либо в интернет. Начальство периодически просматривает наши странички. Личную информацию о пациенте нельзя ни в коем случае никому рассказывать.

Когда в газетах была шумиха по поводу украинских раненых, я позвонила одной коллеге, с которой мы много лет проработали, и спросила у нее, правда ли то, о чем пишут в газетах и интернете. Она ответила: ”Извини, нам категорически запретили с кем бы то ни было обсуждать эту тему. Руководство и так злится, что что-то просочилось в прессу”.

Да и если кто-нибудь из известных лиц попадет к нам на операционный стол, я даже домашним не смогу рассказать, кто у нас был и чем он болен. Даже если это будет президент страны.

След в памяти

Было несколько пациентов, которых помню до сих пор. У одного мужчины был рак, последняя стадия. Делали ему операцию, врач открыл, посмотрел, что ничего сделать уже нельзя, и закрыл его.

На следующий день я случайно проходила мимо него, он остановил меня и спросил: ”Я буду жить?” Я не знаю, как он меня узнал, мы же в операционной в шапочках, очках и масках, видны только глаза. Мне было его очень жаль, но я не могла ему ничего сказать. Я отвела взгляд и сказала, что ему лучше спросить у врача. Мы не можем ничего говорить пациенту о состоянии его здоровья.

Была еще милая белокурая девочка, которой нужно было делать сложную операцию. Она очень боялась, и я держала ее за руку, пока не подействовала анестезия. Я не знаю, что с ней сейчас, поправилась ли она, но я частенько ее вспоминаю.

В моей практике удачных операций было все же больше, чем неудачных. Иногда пациент приходит и благодарит врача — коньяком, конфетами, конвертиком. Алкоголь и конфеты врачи обычно отдают медсестрам, содержимым конвертика делятся единицы. Один врач конкретно деньгами делиться не стал, но отвел всю операционную бригаду в ресторан и целый вечер мы ели и пили за здоровье пациента.

Зарплаты у нас небольшие — по стране они варьируются от 3 до 6 евро в час. У меня 6 евро в час никогда еще не было. С учетом того, что работаем мы положенные 160 часов в месяц, то получается негусто. Переработки иногда случаются, тогда зарплата побольше. Бывает, что кто-то заболевает, а у тебя только закончилась смена, как звонят и говорят: ”Нужно выйти, работать некому!”. И несмотря на то, что я устала, неважно себя чувствую или на завтра запланированы дела, я не могу отказать. Если я не выйду, как хирург будет делать операции?

Источник