ах что только не делала зависть слушать
Истерика, случившаяся со мной по прочтении одного
Для начала стих неизвестного мне автора:
Что только не делала зависть,
— Убивала, сводила с ума.
Приносила девчонкам страданья,
Вот послушай, быль есть одна.
Ну с чего же начать?
Вот пожалуй,в класс Вошла ученик-новичок.
Все ребята, конечно, встали
И директор прервал урок.
И молва пронеслась по школе:
«Ах, девчонка, ах, ангел какой!»
И должна Вам сказать,
Девчонки, Вы еще не видали такой!
Светлый волос был гладко причесан,
Не сходила улыбка с лица.
Голубые глазки сияли,
Будто в них поселилась весна.
Атаманом был в классе Сережка
Тоже славился он красотой.
Все девчонки к нему так и липли,
Только думал он о другой.
И была у Сережки девчонка,
Отомстить ей решила она.
И по школе в одно мгновенье,
Облетела ребят клевета.
Ведь неправда, все это, неправда!
Кот-то больно над ней подшутил.
Все равно я узнаю правду,
И тода уж пощады не жди!
Ничего про то Лялька не знала,
как всегда она в класс вошла,
И лицо улыбкой сияло,
добрым светом горели глаза.
Но вдруг к ней подошел Сережка,
И серьезно он ей говорит:
Слушай, Кукла! Сейчас не до смеха.
Это правда? Записку прочти».
Но, вопрос она в них увидала,
Неужели поверил молве?
Как же так? И она побежала,
В никуда! Пустота в голове.
Школьный двор, перекресток, машина.
Слезы застилают ей путь.
Боль. и вдруг рядом Сережа
«Слышишь, Кукла! Не смей! Забудь!
По дороге она бежала,
Завизжали вдруг тормоза,
Под машиной она лежала,
От боли закрыв глаза.
Льются слезы из глаз атамана,
Сердце рвется вон из груди.
Но лежит неподвижно Лялька,
Ресницы слиплись в крови.
И в последнюю в жизни минуту,
Вдруг сказала она тяжело:
«Я люблю тебя слышишь Сережка?
Я Люблю лишь тебя одного!»
На дороге лежала Лялька,
Рядом с нею стонал атаман,
А вокруг них стояли люди,
Каждый все и без слов понимал.
А Сережка как лебедь кружился,
Над любимой лебедкой своей.
И кричал он все тише и тише:
«Лялька, Лялечька! Слышишь!? Не смей!»
Специально для тех, кто называет меня язвой.
Хочется доказать что это совершенно несправедливо: я действительно считаю вышеприведенное произведение неизвестного мне автора шедевром дворовой культуры конца 20-го века.
Прежде всего, хочу отметить, что это стихотворение имеет все признаки шедевра: несет на себе несомненный отпечаток эпохи, укладывается в рамки стиля определенного направления в культуре (в данном случае огромного пласта культуры в виде дворовых песен) и отличается несомненной многоплановостью, благодаря чему каждый видит в нем то, что наиболее соответствует его внутреннему миру.
Оно будит воображение.
Например, при первом прочтении, мне нарисовалась такая сцена..
…80-е годы 20 века…двор в старом спальном городском районе,поздний вечер, несколько хилых «пацанов» из рабочих семей в спортивных костюмах «Адидас» китайского производства, с бутылкой портвейна и гитарой…
О, разумеется, уже появились первые рок-группы, неформальные молодежные течения (панки, рокеры и т.п.), но разве могут они удовлетворить духовные потребности истинного молодого дворового советского романтика того времени? Того, кто плоть от плоти народа, от сохи, позволю себе так фигурально выразиться…того, чей папа ударно работает на заводе, к примеру, фрезеровщиком,а мама на швейной фабрике…швеей, разумеется…
У кого чистый, неиспорченный всякими новомодными течениями народный вкус и нет денег на кассетный магнитофон…
Конечно, сначала юные романтики поют «Сбивая черным сапогом с травы прозрачную росу…», ибо в те времена молодое поколение еще считало, что что-то должно Родине…
…но вот из подъезда появляются две юные Джульетты, в скромных зеленых лосинах, восхитительных джинсовых или кожаных мини-юбках,романтических блузочках а-ля летучая мышь в синюю полоску, прическах вида«взрыв на макаронной фабрике» и стильным макияжем в фиолетовых тонах во все прекрасное девичье лицо…
И у юных Ромео замирает сердце и хочется чего-то возвышенного…девичьего внимания, например…
Ах, как же, как же привлечь им внимание юных советских дев?
Имея всего лишь впалую грудную клетку, дряблые мускулы,деревянный язык, спортивный китайский костюм, бутылку портвейна и потрепанную гитару? Конечно с помощью песни! И не какой попало, а такой, чтоб взяла за…душу милую девушку.
И вот звучат первые аккорды:
Что только не делала зависть,
— Убивала, сводила с ума.
Приносила девчонкам страданья,
Вот послушай, быль есть одна.
Девушки останавливаются, ибо, во первых, звучит обращение к ним, хотя и в опосредованной форме, а также потому что им обещают рассказать интересную историю, что, ввиду наличия по ТV того времени всего двух каналов весьма заманчиво…
Ну с чего же начать?
Вот пожалуй,в класс Вошла ученик-новичок.
Все ребята, конечно, встали
И директор прервал урок.
Какой глубокий психологический ход чтоб заинтересовать слушателя! О, как эта ситуация знакома любому подростку! Кто хоть раз не переходил в новую школу? Не боялся быть не принятым, не понятым, обиженным новыми соучениками… И конечно каждая девочка ассоциирует себя с красавицей описанной в песне, ибо, что греха таить, нет женщины которая не считала бы себя в глубине души самой красивой на свете.. Как близки девушкам переживания юной героини, ее первая любовь!
И, безусловно, Первая Любовь истинной красавица может быть только к самому яркому представителю имеющегося в наличии мужского населения,Атаману, воплощающему в себе извечную женскую мечту о Принце на белом коне!
…Правда, с современной, эмансипированной точки зрения несколько коробит интеллигентного человека прозвище «Кукла», присвоенное юной героине песни одноклассниками…скорее всего, тут проявляются остаточные явления патриархального восприятия молодой женщины как лишь красивой игрушки…хотя для того что бы сделать окончательные выводы надо провести более детальные исследования…
…Но сюжет песни, тем временем развивается дальше, отражая поистине шекспировские страсти…Любовь, Ревность, Вечные вопросы отношений между людьми…
И была у Сережки девчонка,
Отомстить ей решила она.
И по школе в одно мгновенье,
Облетела ребят клевета.
Какой непростой сюжет! Отраженный множество раз в различных шедеврах мировой культуры и нашедший здесь новое видение и воплощение.
Как много вопросов поднимает этот простой куплет! Да,жестоко, очень жестоко задумала отомстить сопернице юная Розалинда! Но, с другой стороны, ее можно понять (не простить, но понять хотя бы) какая женщина стерпит, говоря простонародным языком, когда «уводят» её парня? Боль и обида руководили ей, и ревность которую девушка не смогла или не захотела контролировать за недостатком мудрости…и как же умело использует она природную жестокость толпы и извечное мужское недоверие к женщине…
Последнее показано особенно ярко: оклеветанная Кукла ищет поддержки любимого, смотрит ему в глаза и что она видит?
Но, вопрос она в них увидала,
Неужели поверил молве?
Как же так? И она побежала,
В никуда! Пустота в голове.
Задержимся на этом моменте: забегая вперед отметим, что в последующих куплетах юный Ромео еще будет обвинять толпу в смерти своей возлюбленной, но не виноват ли и он отчасти в случившемся? Бросил предыдущую девушку, проявил недоверие к любимой…
Есть, есть о чем задуматься молодым людям, слушающим эту песню!
Но далее по сюжету…
Школьный двор, перекресток, машина.
Слезы застилают ей путь.
Боль. и вдруг рядом Сережа
«Слышишь, Кукла! Не смей! Забудь!
По дороге она бежала,
Завизжали вдруг тормоза,
Под машиной она лежала,
От боли закрыв глаза.
(А вот эти два куплета следовало бы по логике вещей поменять местами, но мы не будем этого делать признавая за автором право на самобытность… Возможно это придает произведению даже какой-то особый шарм…)
И тут появляется некий, не названный прямо в произведении,но немаловажный с психологической и моральной точки зрения персонаж: шофер машины убившей девушку! Задумайтесь, уважаемые читатели, что пришлось пережить этому неизвестному страдальцу! Это сейчас, в наше время, водители ездят под лозунгом «кто не спрятался –я не виноват!», а тогда, в добрые советские времена, еще существовали для водителей «Правила дорожного движения», и уважение к пешеходам…да и к человеческой жизни вообще! И вот представьте себе,друзья, чувства некоего…я так ощущаю…в возрасте человека, отца, может быть,многочисленного семейства, может быть имеющего дочь, или даже не одну (я так и вижу его, понимаете? Вижу!) когда под колеса ему бросается, как говорится, «поляне видя» юная дева! И погибает. Каким чудовищем должен себя чувствовать этот несчастный человек оказавшийся волею Судьбы не в то время и не в том месте! Какой неисследованный пласт человеческих переживаний кроется здесь! Диссертации можно написать, товарищи…но продолжим
А Сережка как лебедь кружился,
Над любимой лебедкой своей.
И кричал он все тише и тише:
«Лялька, Лялечька! Слышишь!? Не смей!»
Боль утраты, прозрение, раскаяние юного влюбленного трогают до глубины души…
Но есть и некий жизнеутверждающий, позитивный момент: в отличие от шекспировского героя наш Ромео не последовал за своей возлюбленной под колеса очередной машины (во всяком случае, об этом ничего не сказано далее)чем спас от моральных страданий другого, ни в чем не повинного водителя…
А заключительный куплет песни просто великолепен,жизнеутверждаюш и потрясающ по духовной силе:
Какой призыв к доверию и бережному отношению к чувствам любимого человека эта песня! А так же к соблюдению правил дорожного движения и осторожному поведению на дорогах в любом эмоциональном состоянии!
…и вот прослушав этот шедевр, юные Джульетты в зеленых лосинах, смахивая слезы с густо накрашенных ресниц и прикладываясь для успокоения расстроенных чувств к бутылке портвейна, безусловно, уже взглянут другими глазами на своих Ромео в спортивных костюмах, и, кто знает? Может быть,это будет начало новой, другой, более счастливой Любви!
Ах что только не делала зависть слушать
Любой на свете вправе быть никчемным,
Бездушным или каменно-минорным,
Без всяких чувств встречающим рассвет.
И лишь поэт обязан быть влюбленным,
Сурово-гневным или окрыленным.
Бесстрастный же — он вовсе не поэт!
Бывает так: устал неимоверно
И скрылся бы от всяческих страстей.
Но как молчать, когда кому-то скверно,
Иль боль стоит у чьих-нибудь дверей?!
А если кто-то — у любви во власти,
А вот сказать не в силах ничего,
Ну как пройти мимо душевной страсти
И не отдать несчастному в ненастьи
Хотя б частицу сердца своего?!
А сколько в мире искреннейших женщин,
Кому достался лед, а не удел,
Чей путь был не увенчан, а развенчан,
И свет в глазах досрочно поту спел…
И, видя их притушенных, но милых,
Кому досталось в стужах цепенеть,
Какой же ты поэт, коли не в силах
Вернуть тот свет и душу отогреть!
Пусть твой удел — терзания и слава
И ты живешь, мечтая и любя,
И все ж не можешь, не имеешь права
Жить на планете только для себя.
Бывает так: устал неимоверно
И скрылся бы от всяческих страстей.
Но как молчать, когда кому-то скверно,
Иль боль стоит у чьих-нибудь дверей?!
А если кто-то — у любви во власти,
А вот сказать не в силах ничего,
Ну как пройти мимо душевной страсти
И не отдать несчастному в ненастьи
Хотя б частицу сердца своего?!
А сколько в мире искреннейших женщин,
Кому достался лед, а не удел,
Чей путь был не увенчан, а развенчан,
И свет в глазах досрочно поту спел…
И, видя их притушенных, но милых,
Кому досталось в стужах цепенеть,
Какой же ты поэт, коли не в силах
Вернуть тот свет и душу отогреть!
Пусть твой удел — терзания и слава
И ты живешь, мечтая и любя,
И все ж не можешь, не имеешь права
Жить на планете только для себя.
Если вдруг от тебя отвернётся
Человек, так любимый тобой
И в глаза он тебе засмеётся,
Повернётся к тебе спиной.
Не моли и не смей унижаться,
Не молись в беспощадных слезах,
Не надейся увидеть ласку
В тех застывших уже глазах,
Не моли, не плачь понапрасну,
Заколи своё сердце в борьбе,
И умей иногда рассмеяться,
Если хочется плакать тебе…
Не моли и не смей унижаться,
Не молись в беспощадных слезах,
Не надейся увидеть ласку
В тех застывших уже глазах,
Не моли, не плачь понапрасну,
Заколи своё сердце в борьбе,
И умей иногда рассмеяться,
Если хочется плакать тебе…
То ли мы сердцами остываем,
То ль забита прозой голова,
Только мы все реже вспоминаем
Светлые и нежные слова.
Словно в эру плазмы и нейтронов,
В гордый век космических высот
Нежные слова, как граммофоны,
Отжили и списаны в расход.
Только мы здесь, видимо, слукавили
Или что-то около того:
Вот слова же бранные оставили,
Сберегли ведь все до одного!
Впрочем, сколько человек ни бегает
Средь житейских бурь и суеты,
Только сердце все равно потребует
Рано или поздно красоты.
Не зазря ж оно ему дается!
Как ты ни толкай его во мглу,
А оно возьмет и повернется
Вновь, как компас, к ласке и теплу.
Говорят, любовь немногословна:
Пострадай, подумай, раскуси.
Это все, по-моему, условно,
Мы же люди, мы не караси!
Чувства могут при словах отсутствовать.
Может быть и все наоборот.
Ну а если говорить и чувствовать?
Разве плохо говорить и чувствовать?
Разве сердце этого не ждет?
Что для нас лимон без аромата?
Витамин, не более того.
Что такое небо без заката?
Что без песен птица? Ничего!
И уж коль действительно хотите,
Чтоб звенела счастьем голова,
Ничего-то в сердце не таите,
Говорите, люди, говорите
Самые хорошие слова!
Словно в эру плазмы и нейтронов,
В гордый век космических высот
Нежные слова, как граммофоны,
Отжили и списаны в расход.
Только мы здесь, видимо, слукавили
Или что-то около того:
Вот слова же бранные оставили,
Сберегли ведь все до одного!
Впрочем, сколько человек ни бегает
Средь житейских бурь и суеты,
Только сердце все равно потребует
Рано или поздно красоты.
Не зазря ж оно ему дается!
Как ты ни толкай его во мглу,
А оно возьмет и повернется
Вновь, как компас, к ласке и теплу.
Говорят, любовь немногословна:
Пострадай, подумай, раскуси.
Это все, по-моему, условно,
Мы же люди, мы не караси!
Чувства могут при словах отсутствовать.
Может быть и все наоборот.
Ну а если говорить и чувствовать?
Разве плохо говорить и чувствовать?
Разве сердце этого не ждет?
Что для нас лимон без аромата?
Витамин, не более того.
Что такое небо без заката?
Что без песен птица? Ничего!
И уж коль действительно хотите,
Чтоб звенела счастьем голова,
Ничего-то в сердце не таите,
Говорите, люди, говорите
Самые хорошие слова!
В час, когда мы ревнуем и обиды считаем,
То, забавное дело, кого мы корим?
Мы не столько любимых своих обвиняем,
Как ругаем соперников и соперниц браним.
Чем опасней соперники, тем бичуем их резче,
Чем дороже нам счастье, тем острее бои
Потому что ругать их, наверное, легче,
А любимые ближе и к тому же свои.
Только разве соперники нам сердца опаляли
И в минуты свиданий к нам навстречу рвались?
Разве это соперники нас в любви уверяли
И когда-то нам в верности убежденно клялись?!
Настоящий алмаз даже сталь не разрубит.
Разве в силах у чувства кто-то выиграть бой?
Разве душу, которая нас действительно любит,
Может кто-нибудь запросто увести за собой?!
Видно, всем нам лукавить где-то чуточку свойственно
И соперников клясть то одних, то других,
А они виноваты, в общем, больше-то косвенно,
Основное же дело абсолютно не в них!
Чем опасней соперники, тем бичуем их резче,
Чем дороже нам счастье, тем острее бои
Потому что ругать их, наверное, легче,
А любимые ближе и к тому же свои.
Только разве соперники нам сердца опаляли
И в минуты свиданий к нам навстречу рвались?
Разве это соперники нас в любви уверяли
И когда-то нам в верности убежденно клялись?!
Настоящий алмаз даже сталь не разрубит.
Разве в силах у чувства кто-то выиграть бой?
Разве душу, которая нас действительно любит,
Может кто-нибудь запросто увести за собой?!
Видно, всем нам лукавить где-то чуточку свойственно
И соперников клясть то одних, то других,
А они виноваты, в общем, больше-то косвенно,
Основное же дело абсолютно не в них!
Что только не делала зависть,
Убивала, сводила с ума.
Приносила девчонкам страданья,
Вот послушай, быль есть одна.
Ну с чего же начать?
Вот пожалуй, в класс вошла ученик-новичок.
Все ребята, конечно, встали
И директор прервал урок.
И молва пронеслась по школе:
«Ах, девчонка, ах, ангел какой!»
И должна вам сказать,
Девчонки, вы еще не видали такой!
Светлый волос был гладко причесан,
Не сходила улыбка с лица.
Голубые глазки сияли,
Будто в них поселилась весна.
Атаманом был в классе Сережка
Тоже славился он красотой.
Все девчонки к нему так и липли,
Только думал он о другой.
И была у Сережки девчонка,
Отомстить ей решила она.
И по школе в одно мгновенье,
Облетела ребят клевета.
Ведь неправда, все это, неправда!
Кот-то больно над ней подшутил.
Все равно я узнаю правду,
И тода уж пощады не жди!
Ничего про то Лялька не знала,
Как всегда она в класс вошла,
И лицо улыбкой сияло,
Добрым светом горели глаза.
Но вдруг к ней подошел Сережка,
И серьезно он ей говорит:
Слушай, Кукла! Сейчас не до смеха.
Это правда? Записку прочти».
Но, вопрос она в них увидала,
Неужели поверил молве?
Как же так? И она побежала,
В никуда! Пустота в голове.
Школьный двор, перекресток, машина.
Слезы застилают ей путь.
Боль. и вдруг рядом Сережа
«Слышишь, Кукла! Не смей! Забудь!»
По дороге она бежала,
Завизжали вдруг тормоза,
Под машиной она лежала,
От боли закрыв глаза.
Льются слезы из глаз атамана,
Сердце рвется вон из груди.
Но лежит неподвижно Лялька,
Ресницы слиплись в крови.
И в последнюю в жизни минуту,
Вдруг сказала она тяжело:
«Я люблю тебя слышишь Сережка?
Я Люблю лишь тебя одного!»
На дороге лежала Лялька,
Рядом с нею стонал атаман,
А вокруг них стояли люди,
Каждый все и без слов понимал.
А Сережка как лебедь кружился,
Над любимой лебедкой своей.
И кричал он все тише и тише:
«Лялька, Лялечька! Слышишь!? Не смей!»
Что только не делала зависть
Но я повторяю вновь:
«Пусть вечно живут на свете,
Вера, надежда, любовь!»
Не надо отдавать любимых,
Ни тех, кто рядом, и ни тех,
Кто далеко, почти незримых.
Но зачастую ближе всех!
Когда всё превосходно строится
И жизнь пылает, словно стяг,
К чему о счастье беспокоиться!
Ведь всё сбывается и так!
Когда ж от злых иль колких слов
Душа порой болит и рвётся —
Не хмурьте в раздражении бровь.
Крепитесь! Скажем вновь и вновь:
За счастье следует бороться!
А в бурях острых объяснений
Храни нас, Боже, всякий раз
От нервно-раскалённых фраз
И непродуманных решений.
Известно же едва ль не с древности:
Любить, бесчестно не дано,
А потому ни мщенье ревности,
Ни развлечений всяких бренности,
Ни хмель, ни тайные неверности
Любви не стоят всё равно!
Итак, воюйте и решайте:
Пусть будет радость, пусть беда,
Боритесь, спорьте, наступайте,
И лишь любви не отдавайте,
Не отдавайте никогда!
Когда всё превосходно строится
И жизнь пылает, словно стяг,
К чему о счастье беспокоиться!
Ведь всё сбывается и так!
Когда ж от злых иль колких слов
Душа порой болит и рвётся —
Не хмурьте в раздражении бровь.
Крепитесь! Скажем вновь и вновь:
За счастье следует бороться!
А в бурях острых объяснений
Храни нас, Боже, всякий раз
От нервно-раскалённых фраз
И непродуманных решений.
Известно же едва ль не с древности:
Любить, бесчестно не дано,
А потому ни мщенье ревности,
Ни развлечений всяких бренности,
Ни хмель, ни тайные неверности
Любви не стоят всё равно!
Итак, воюйте и решайте:
Пусть будет радость, пусть беда,
Боритесь, спорьте, наступайте,
И лишь любви не отдавайте,
Не отдавайте никогда!
Жёны фараонов
(Шутка)
История с печалью говорит
О том, как умирали фараоны,
Как вместе с ними в сумрак пирамид
Живыми замуровывались жёны.
О, как жена, наверно, берегла
При жизни мужа от любой напасти!
Дарила бездну всякого тепла
И днём, и ночью окружала счастьем.
Не ела первой (муж пускай поест),
Весь век ему понравиться старалась,
Предупреждала всякий малый жест
И раз по двести за день улыбалась.
История с печалью говорит
О том, как умирали фараоны,
Как вместе с ними в сумрак пирамид
Живыми замуровывались жёны.
О, как жена, наверно, берегла
При жизни мужа от любой напасти!
Дарила бездну всякого тепла
И днём, и ночью окружала счастьем.
Не ела первой (муж пускай поест),
Весь век ему понравиться старалась,
Предупреждала всякий малый жест
И раз по двести за день улыбалась.
Видно, распалясь от разговора,
Парень, между прочим, рассказал,
Как однажды в бурю ради спора
Он морской залив переплывал,
Как боролся с дьявольским теченьем,
Как швыряла молнии гроза.
И она смотрела с восхищеньем
В смелые, горячие глаза…
А потом, вздохнув, сказала тихо:
— Я бы там от страха умерла.
Знаешь, я ужасная трусиха,
Ни за что б в грозу не поплыла!
Подбородок пальцем ей приподнял
И поцеловал. Качался мост,
Ветер пел… И для неё сегодня
Мир был сплошь из музыки и звёзд!
А когда, пройдя полоску света,
В тень акаций дремлющих вошли,
Два плечистых тёмных силуэта
Выросли вдруг как из-под земли.
А второй, пуская дым в усы,
Наблюдал, как, от волненья бурый,
Парень со спортивною фигурой
Стал спеша отстёгивать часы.
Лунный диск, на млечную дорогу
Выбравшись, шагал наискосок
И смотрел задумчиво и строго
Сверху вниз на спящий городок,
Будь добрым, не злись, обладай терпеньем.
Запомни: от светлых улыбок твоих
Зависит не только твое настроенье,
Но тысячу раз настроенье других.
Пока мы живы, можно все исправить…
Все осознать, раскаяться… Простить.
Врагам не мстить, любимым не лукавить,
Друзей, что оттолкнули, возвратить…
Пока мы живы, можно оглянуться…
Увидеть путь, с которого сошли.
От страшных снов очнувшись, оттолкнуться
От пропасти, к которой подошли.
Пока мы живы… Многие ль сумели
Остановить любимых, что ушли?
Мы их простить при жизни не успели,
А попросить прощенья, — Не смогли…
Когда они уходят в тишину,
Туда, откуда точно нет возврата,
Порой хватает несколько минут
Понять — о боже, как мы виноваты…
И фото — черно-белое кино.
Усталые глаза — знакомым взглядом.
Они уже простили нас давно
За то, что слишком редко были рядом,
За не звонки, не встречи, не тепло.
Не лица перед нами, просто тени…
А сколько было сказано не то,
И не о том, и фразами не теми.
Тугая боль — вины последний штрих —
Скребет, изводит холодом по коже.
За всё, что мы не сделали для них,
Они прощают. Мы себя — не можем…
Пока мы живы, можно оглянуться…
Увидеть путь, с которого сошли.
От страшных снов очнувшись, оттолкнуться
От пропасти, к которой подошли.
Пока мы живы… Многие ль сумели
Остановить любимых, что ушли?
Мы их простить при жизни не успели,
А попросить прощенья, — Не смогли…
Когда они уходят в тишину,
Туда, откуда точно нет возврата,
Порой хватает несколько минут
Понять — о боже, как мы виноваты…
И фото — черно-белое кино.
Усталые глаза — знакомым взглядом.
Они уже простили нас давно
За то, что слишком редко были рядом,
За не звонки, не встречи, не тепло.
Не лица перед нами, просто тени…
А сколько было сказано не то,
И не о том, и фразами не теми.
Тугая боль — вины последний штрих —
Скребет, изводит холодом по коже.
За всё, что мы не сделали для них,
Они прощают. Мы себя — не можем…
День окончился, шумен и жарок,
Вдоль бульвара прошла тишина.
Словно детский упущенный шарик,
В темном небе всплывает луна.
Все распахнуто: двери, окошки,
Где-то слышно бренчанье гитар.
Желтый коврик швырнул на дорожку
Ярко вспыхнувший круглый фонарь.
И от этого света девчонка
В ночь метнулась, пропав без следа,
Только в воздухе нежно и звонко
Все дрожало счастливое: «Да!»
Он идет, как хмельной, чуть шатаясь.
Шар земной под ногами гудит!
Так, как он, на весь мир улыбаясь,
Лишь счастливый влюбленный глядит.
На панелях его не сшибайте,
Не грубите в трамваях ему,
От обид его оберегайте,
Не давайте толкнуть никому.
Вы, шоферы, его пощадите,
Штраф с него не бери, постовой!
Люди, граждане, сердцем поймите:
Он сейчас человек не простой!
Все распахнуто: двери, окошки,
Где-то слышно бренчанье гитар.
Желтый коврик швырнул на дорожку
Ярко вспыхнувший круглый фонарь.
И от этого света девчонка
В ночь метнулась, пропав без следа,
Только в воздухе нежно и звонко
Все дрожало счастливое: «Да!»
Он идет, как хмельной, чуть шатаясь.
Шар земной под ногами гудит!
Так, как он, на весь мир улыбаясь,
Лишь счастливый влюбленный глядит.
На панелях его не сшибайте,
Не грубите в трамваях ему,
От обид его оберегайте,
Не давайте толкнуть никому.
Вы, шоферы, его пощадите,
Штраф с него не бери, постовой!
Люди, граждане, сердцем поймите:
Он сейчас человек не простой!
— В чем смысл твоей жизни? — Меня спросили. —
Где видишь ты счастье свое, скажи?
— В сраженьях, — ответил я, — против гнили
И в схватках, — добавил я, — против лжи!
Ведь все, от чего человек терзается,
Все подлости мира, как этажи,
Всегда пренахальнейше возвышаются
На общем фундаменте вечной лжи.
И в том я свое назначенье вижу,
Чтоб биться с ней каждым своим стихом,
Сражаясь с цинизма колючим льдом,
С предательством, наглостью, черным злом,
Со всем, что до ярости ненавижу!
Еще я хочу, чтоб моя строка
Могла б, отверзая тупые уши,
Стругать, как рубанком, сухие души
До жизни, до крохотного ростка!
Есть люди, что, веря в пустой туман,
Мечтают, чтоб счастье легко и весело
Подсело к ним рядом и ножки свесило:
Мол, вот я, бери и клади в карман!
Эх, знать бы им счастье совсем иное:
Когда, задохнувшись от высоты,
Ты людям вдруг сможешь отдать порою
Что-то взволнованное, такое,
В чем слиты и труд, и твои мечты!
Есть счастье еще и когда в пути
Ты сможешь в беду, как зимою в реку,
На выручку кинуться к человеку,
Подставить плечо ему и спасти.
И в том моя вера и жизнь моя.
И, в грохоте времени быстротечного,
Добавлю открыто и не тая,
Что счастлив еще в этом мире я
От женской любви и тепла сердечного.
Борясь, а не мудрствуя по-пустому,
Всю душу и сердце вложив в строку,
Я полон любви ко всему живому:
К солнцу, деревьям, к щенку любому,
К птице и к каждому лопуху!
Не веря ни злым и ни льстивым судьям,
Я верил всегда только в свой народ.
И, счастлив от мысли, что нужен людям,
Плевал на бураны и шел вперед.
От горя — к победам, сквозь все этапы!
А если летел с крутизны порой,
То падал, как барс, на четыре лапы
И снова вставал и кидался а бой.
Вот то, чем живу я и чем владею:
Люблю, ненавижу, борюсь, шучу.
А жить по-другому и не умею,
Да и, конечно же, не хочу!