Что такое квир тусовка
Я – квир, но никто не знает, что это
Меня зовут Лиза Михалева. Мои местоимения — она/ее. Я — журналистка, диджейка, активистка и квир, а точнее — квирка (по правилам фем-этикета). С первыми тремя «идентичностями» все понятно, но последняя вызывает вопросы у многих. Разберемся.
Я квир и бисексуальная женщина (бисексуальность часто ограничивают влечением к женщинам и мужчинам. Для меня она включает влечение к людям моего гендера и всем остальным, включая мужчин и небинарных персон). В пятнадцать лет я начала экспериментировать с девушками на вечеринках, думая, что выбираю safe option для веселья в патриархальном царстве и это ничего не значит. Затем случилась классическая «лесбийская история» в британской школе-интернате: к экспериментам прибавилась симпатия к подруге. Мой опыт отличается от горьких историй квир-людей, которых гнобили и от которых отказались близкие. Мои родители — странный феномен советской прогрессивности: они хорошо относятся к ЛГБТКИА+ сообществу, феминизму и антирасизму. Поэтому я никогда не переживала, что будет, если кто-то узнает, и не ходила в церковь, чтобы «стать нормальной». Несмотря на это, я мало задумывалась о своей ориентации и продолжала встречаться исключительно с парнями. Позже я начала осознавать, что девушки меня тоже привлекают, но только сексуально (встречаться с девушкой казалось невозможным из-за внутренней мизогинии — феминисткой я стала позже).
Квир — это буква «К» в ЛГБТКИА+
«Квир» подразумевает негетеросексуальную ориентацию и/или гендерную идентичность за рамками бинарности «женщина/мужчина» и цисгендерности (термин, обозначающий людей, чья гендерная идентичность совпадает с их биологическим полом).
«Квир» используют как зонтичный термин для ЛГБТКИА+ сообщества, объединяющий его различных представителей: лесбиянок, геев, бисексуалов, транс-персон, интерсекс-людей, асексуалов, небинарных персон и других. Исторически, термины «ЛГБТ» и «гей» нередко приоритизировали проблемы белых, цисгендерных, гомосексуальных мужчин, игнорируя другие идентичности (небелые, трансгендерные, небинарные, женские и другие). До сих пор в сообществе гомосексуальных мужчин часто встречается расизм, трансфобия и сексизм. У «квира» более инклюзивная и радикальная повестка. Он связан с оппозицией и дестабилизацией гетеронормативности в целом — убеждении, что гетеросексуальность — это естественная норма для женщин и мужчин, которые должны соблюдать определенные роли, а другие сексуальные и гендерные ориентации ненормальны.
«Квир» — это инструмент самоидентификации, который означает разные вещи для разных людей. В сообществе важно иметь свободу выбора лейбла для своей идентичности из-за истории, перенасыщенной гомофобией и обесцениванием опыта. Если одним комфортны такие ярлыки как «гей», «лесбиянка» или «бисексуал», они могут не подходить или не нравиться другим. Кроме того, человек может не хотеть вписывать себя в рамки определенной идентичности или быть не уверенным в ней. Поэтому многие ЛГБТКИА+ персоны используют термин «квир». Он может быть единственным лейблом или сосуществовать с другими. Например, даже если человеку нравятся люди исключительно его гендера, он может называть себя «квир» вместо «гей» или «лесбиянка», а может называть себя и так и так. Еще слово «квир» позволяет персоне обозначить свою негетеронормативность, не раскрывая все карты о себе.
Я — пример принудительной гетеросексуальности
Эта идея, выдвинутая Эдриен Рич в 1980 году, связана с гетеронормативностью. Гетеросексуальность навязывают, в ней не сомневаются, вне зависимости от настоящей сексуальной ориентации, ее поощряют, а отклонения осуждают. Везде наблюдается «гетеросексуальная пропаганда»: с детства девочкам твердят найти «того единственного», а в телевизоре няня Вика мечтает о Шаталине. Именно поэтому, будучи верной ЛГБТКИА+ союзницей с кучей квир-друзей в Москве, я не ассоциировала себя с ними. Российская гомофобия не позволяла мне видеть их, как полноценную часть общества, поставив исследование моей сексуальности на паузу. С переездом в Лондон все изменилось — вокруг меня одни квиры. Тут более безопасно, и люди не боятся быть собой. Поэтому я нажала кнопку play и продолжила исследование.
Я квирка не только из-за сексуальной ориентации. Всю жизнь я чувствовала себя странной аутсайдеркой, бросающей вызов обществу. В период полового созревания я играла по патриархальным правилам: красилась и одевалась так, чтобы нравиться парням. Природа наградила меня конвенциональной красотой, поэтому я купалась в комплиментах. Но разбитое сердце поменяло правила: я перестала вести себя как леди и повернулась к стилю унисекс — грубый макияж, мужская одежда, татуировки. Тогда я заметила, как гетеронормативное общество перестало меня принимать: незнакомцы пялились, одноклассницы обзывали «лесбиянкой», мама умоляла надеть платье в цветочек вместо огромных левайсов. Я стала получать меньше нежелательного мужского внимания (что не могло не радовать) и больше комментариев о том, что раньше я была более привлекательной. Мне понравилось идти наперекор гендерным ожиданиям, поэтому я приняла свое яркое отношение к жизни и яркий стиль, как отражение моего внутреннего мира и защиту от внешнего. Это же было отражением моей квирности. Осознание этого пришло, когда экстравагантные и не вписывающиеся в нормы квир-лондонцы показали мне, что квир — это не только про сексуальную ориентацию или гендер. Квир — это про избежание рамок, неподчинение, креативность и diversity.
Огромную роль в жизни ЛГБТКИА+ людей играет видимость
Она развеивает туман гетеронормативности и спасает жизни, наглядно показывая, что мы не одни. Именно поэтому я стала волонтеркой проекта сексуального просвещения в лондонских школах Sexpression, где я рассказываю детям не только о контрацепции, но и о ЛГБТКИА+ темах. К сожалению, у нас на родине такая деятельность небезопасна, но я исследую другие пути квир-активизма.
До недавнего времени в России квир-люди существовали под плащом-невидимкой, скрывая настоящих себя от общества, у которого аллергия на человеческое разнообразие и толерантность к насилию. Как бы не раздражала таких персонажей diversity-повестка, она работает — все больше организаций и брендов поддерживают квир-культуру. Одна из таких инициатив — реалити-шоу в формате подкаста «По уши» от Badoo и студии подкастов «Толк», в котором я стала финалисткой. Это не только первое в мире романтическое шоу в аудиоформате, но еще и квир-шоу, в котором и девушки, и парни боролись за сердце певицы Lina Lee.
Жизнь«Забери это оскорбление себе»:
Как ЛГБТК-люди присвоили слово «квир»
Оскорбление или защита?
Понятие «квир» было оскорблением на протяжении почти всего XX века, пока в девяностые годы ЛГБТ-люди не начали «присваивать» его себе и переосмыслять негативное значение. Сейчас это слово используется как в массовой культуре, так и в академической среде. В определённых контекстах оно указывает даже не на сексуальную ориентацию и гендерную идентичность, а на инаковость в целом. Вместе с экспертками и экспертами разбираемся в истории понятия «квир» и его современных трактовках.
Текст: Ал Ковальски, автор телеграм-канала Queer Journalism
Активистский и академический протест
Первоначально слово «квир» не было связано с ЛГБТ-сообществом. Ещё в XIV веке его употребляли в значений «странный», «сомнительный». А уже в 1894 году слово стали использовать по отношению к гомосексуальным людям. Эта история связана с Оскаром Уайльдом и его любовником Альфредом Дугласом. Отец второго подал в суд на писателя, обвинив его в совращении своего сына. В деле фигурировала формулировка «snob queers», после чего «квир» и превратилось в ругательство.
В разгар эпидемии СПИДа это слово стало символом анархии. Протестующие заполонили улицы и скандировали «we’re here, we’re queer, we will not live in fear», что переводится как «мы здесь, мы квиры, мы не будем жить в страхе». А в 1990 появилась организация Queer Nation, которая представила свой манифест летом того же года на прайде в Нью-Йорке. Авторы текста заявили, что присваивают себе некогда оскорбительное queer, употребив его в качестве гендерно-нейтральной замены слова «гей».
«Использование слова „квир“ — способ напомнить нам, как мы воспринимаемся всем остальным миром. Это способ сказать себе, что мы не обязаны быть остроумными и обаятельными людьми, которые всю жизнь стараются быть тактичными, оставаясь маргиналами в мире гетеросексуальных людей», — говорится в манифесте. В русскоязычной версии указано слово «п***р» как более понятное, однако в оригинале было именно «queer».
В академическую среду понятие пришло в 1991 году, когда феминистская исследовательница Тереза де Лауретис использовала слово «квир» для описания женской гомосексуальности. В дальнейшем термин стал использоваться по отношению ко всему, что не вписывается в рамки гетеронормативной патриархальной модели мира. Изучать это начали в рамках квир-теории, критикующей биологическую предопределённость гендера и сексуальной ориентации человека.
В рамках научных исследований также выделяют понятие queering (сокращение от queer reading. — Прим. ред.), что на русский можно перевести как «квирить». Это техника работы с текстом, которая подразумевает отказ от гетеро- и циснормативности при анализе произведений. Например, если герой пишет любовное письмо без указания имени, то адресатом или адресаткой может быть человек любого гендера. Если произведение переписывается — в рамках литературного упражнения или при создании современной интерпретации, — то так можно добавить квир-персонажей в сюжет.
Квир-культура — это только про ЛГБТ?
Термин «квир» имеет множество значений как внутри академической среды, так и среди ЛГБТ-людей, поэтому выделить его строгое определение невозможно. Разные персоны трактуют его по-разному. На практике термин часто используется как часть составных слов: квир-люди, квир-культура, квир-кино, квир-фестиваль и так далее.
Квир-обозреватель и автор проекта #содомиумора Константин Кропоткин считает, что этот термин связан непосредственно с ЛГБТ-сообществом. «Квир-культура описывает жизнь квир-человека. Поскольку квир-людей много, то многообразны и проявления их культуры. Любой творческий акт квир-человека даёт представление о „квир-взгляде“, об особенностях оптики. Но и творческий акт, рассказывающий об [ЛГБТ-сообществе со стороны], тоже повышает представленность ЛГБТК-проблематики в публичном поле», — комментирует эксперт.
Чтобы сформулировать более этичную по отношению к квир-персонам норму, важно рассказывать о них с разных точек зрения, говорит Кропоткин. Гетеросексуальный автор может создать хороший гей-роман (пример — «Назови меня своим именем» Андре Асимана), а ЛГБТ-писатель — наоборот, гомофобный (так эксперт характеризует книгу «Когда исчезли голуби» бисексуальной авторки Софи Оксанен). Благодаря многообразию мнений формируется дискуссионное пространство, считает Кропоткин.
Кинокритик Ксения Реутова трактует слово «квир» шире и соотносит его с инаковостью вообще и тем, что зрители видят в конкретной картине: «Квир-кино — широкое понятие, которое включает не только фильмы с квир-персонажами, но и квир-взгляд, который, я уверена, существует. И есть ещё квир-форма — то, как кино снято. Оно может быть о темах совершенно нормативных, но при этом форма его будет отличаться от общепринятой. Это будет тоже что-то смутно волнующее, что-то совершенно непохожее на другое. И поэтому это тоже будет квир-кино».
Было такое сленговое выражение «друг Дороти» — кодовое слово, по которому люди определяли принадлежность к сообществу. А это классическая голливудская сказка
Сам термин «квир-кино» появился в девяностых годах на фоне уже упомянутой эпидемии СПИДа и протестов со стороны ЛГБТ-сообщества. Гомосексуальные режиссёры начали снимать фильмы о себе, и этот феномен кинокритик и феминистка Руби Рич обозначила как New Queer Cinema, или «новая волна квир-кино». Однако оно существовало и до этого.
Классикой квир-кинематографа Ксения Реутова называет мюзикл «Волшебник из страны Оз», снятый в 1939 году и ставший очень популярным среди ЛГБТ-зрителей. «Было такое сленговое выражение „друг Дороти“ — кодовое слово, по которому люди определяли принадлежность к сообществу, — продолжает экспертка. — При этом что представляет собой этот фильм? Это классическая голливудская сказка. Песни из неё знают, цитируют. Эта картина сделала Джуди Гарленд (исполнительницу главной роли. — Прим. ред.) звездой. В данном случае [важно] то, что в фильме видели зрители. А видели они, что главная героиня встречает в стране Оз разных существ, инаковых. И она безоговорочно их принимает».
Истоки российского квир-кино также можно найти в прошлом. Например, в советское время был снят фильм «Дубравка» (1967), в котором рассказывается о влюблённости девочки во взрослую женщину. Развитию современной квир-культуры мешает закон о так называемой «гей-пропаганде», принятый в 2013 году. Радикальные перемены возможны только после его отмены, полагает Константин Кропоткин.
«За последние два года книг на русском языке, описывающих негетеросексуальные отношения (беллетристика, интеллектуальная проза, научпоп), стало заметно больше, но это всё равно несопоставимо мало по сравнению с западной литературой. Литературоведческий анализ квир-литературы на русском также стремится к нулю. Российское квир-кино за недостатком средств и за избытком цензуры находится пока в зачаточном состоянии», — заключает квир-обозреватель.
В то же время Ксения Реутова приводит в пример короткометражки, представленные на тринадцатом ЛГБТ-кинофестивале «Бок о бок». Эти картины рассказывают непосредственно о негетеросексуальных персонах. То, что эти фильмы показывали в том числе на российском «Кинотавре», экспертка считает очень хорошим знаком.
Квир как идентичность
Согласно американскому словарю Merriam-Webster, существительное queer имеет два значения: негетеросексуальный и нецисгендерный человек. В более узком смысле оно употребляется как сокращение от «гендерквир», то есть для обозначения небинарных людей. Последняя коннотация связана ещё и с тем, что изначально гендерквирные персоны занимали маргинальную позицию даже внутри ЛГБТ-сообщества.
«„Квир“ — это более благозвучный синоним аббревиатуры ЛГБТК», — говорит Константин Кропоткин и добавляет, что как гей он считает queerness («квирность») частью своей идентичности. Если изначально это слово было непривычным для многих, то сейчас оно постепенно входит в оборот. Тем не менее термин остаётся многозначным, и часть людей, называющих себя квирами, привлекает именно вольность трактовки.
«Люди часто требуют объяснить, что ты, кто ты и зачем ты. Трудно [подобрать] правильное слово. А „квир“ — это более флюидный, более открытый термин, в который входит всё, что угодно. И поэтому для меня он означает свободу и возможность быть кем и чем я хочу. Это понятие идеально описывает мою идентичность, ориентацию и гендер», — рассказывает активистка и иллюстраторка Катя Возиянова. С четырнадцати лет она училась в Англии, и благодаря информации на английском языке и общению с открытыми ЛГБТ-персонами она смогла быстрее осознать себя.
Как считает активистка, в Англии понятие «квир» используют больше, чаще и спокойнее, в том числе в медиа. В России же меньше понимания, чем этот термин отличается от слова «гей». Однако сами квир-люди используют его точно так же и по тем же причинам, полагает Возиянова. Назвать себя так проще, чем выбрать какой-то лейбл. А кому-то просто нравится слово.
Люди часто требуют объяснить, что ты, кто ты и зачем ты. Трудно подобрать правильное слово. А «квир» — это более флюидный, более открытый термин, в который входит всё, что угодно
Музыкант, журналист, квир- и психоактивист Женя Велько придерживается мнения, что понятие «квир» описывает каждую и каждого, кто не вписывается в нормы гендера и сексуальности. Дело не в принадлежности к определённой идентичности, а в том, что за недостаточную «правильность» могут избить на улице или уволить с работы. По мнению активиста, это относится не только к ЛГБТ-персонам, но и к гендерно-неконформным. Например, если феминный цисгендерный парень встречается с девушками, но его постоянно принимают за гея и оскорбляют из-за внешности.
Реклейминг слова «квир» на постсоветском пространстве имеет свои особенности. Это связано с тем, что для русскоязычных людей оно лишено ярко выраженной негативной коннотации: ЛГБТ-персон в России и странах СНГ оскорбляют другими словами. И поскольку для широкой аудитории этот термин скорее будет непонятным, то он гарантирует определённую безопасность.
«В Беларуси, к счастью, нет закона об [ЛГБТ-]пропаганде, но есть много смежных законов про мораль и защиту детей, — поясняет минчанин Женя Велько. — У гей-вечеринки куда больше шансов быть закрытой ОМОНом, чем у квир-вечеринки, потому что ОМОН не знает слова „квир“. Правда, потихоньку узнаёт. По крайней мере, христианские активисты и активистки уже пытались завернуть белорусский квир-фестиваль „Дотык“. Но как показывает практика, квир — это такой островок безопасности, с которого тебя не выкинут за несоответствие чьим-то ожиданиям».
Катя Возиянова и Женя Велько сходятся во мнении, что ЛГБТ- и квир-активизм синонимичны друг другу, однако второе понятие шире. С одной стороны, квир-активизм включает даже тех людей, для описания которых ещё не придумали слова внутри аббревиатуры ЛГБТ+. С другой — речь о пересечении разных опытов и идентичностей. Так, трансгендерная женщина может быть одновременно полиаморной лесбиянкой, и один общий термин позволяет расширить дискуссию и пригласить в неё ещё больше людей.
«Есть такой классный фильм „Гордость“ (2014), и в нём озвучена важная мысль: если тебя оскорбляют, забери это оскорбление себе, — продолжает Велько. — Англоязычный мир, а за ним весь остальной, уже забрал себе слово „квир“ — так у квирфобок и квирфобов стало на одно оскорбление меньше. Разве это того не стоит?»
Бегство в (не)свободу: реальность инклюзии внутри квир-вечеринок
Сколько себя помню, я любил тусоваться. Еще в лет пятнадцать мне каким-то образом удавалось пробираться в единственный ночной клуб моего небольшого родного города, еще и проносить в трусах чекушку водки, которой подростку хватало на ночь. Затем были клубы столицы, отличавшиеся бОльшим пафосом и менее агрессивной, но не более дружелюбной публикой. Это были места массового потребления, и мне очень смешно сейчас представлять, как мое присутствие там выглядело со стороны. Разумеется, я вел себя максимально сдержанно, держал всегда наготове десяток «масок», которые должны были мне пригодиться в случае возникновения конфликтов. В общем и целом, поход в клуб мало чем отличался от похода в банк или в универ, кроме степени опьянения, которая и вносила градус веселья, но вместе с тем и увеличивала риски, так как все же это была максимально неподготовленная для ненормативного поведения территория. Однако альтернативы такой ночной жизни я не знал и поэтому с переменным успехом довольствовался тем, что есть.
Впервые мои горизонты ощутимо расширились благодаря подпольным DIY-рейвам (Do It Yourself, «сделай сам». — Прим. ред.). Это были разовые, выездные ивенты в лесах, заброшенных заводах, военных бункерах, куда поклонники более тяжелых жанров электронной музыки, объединенные в разные формации, т.н. саундсистемы, завозили свой звук, ставили минимальный свет, врубали генератор, и начиналась вечеринка. Информация о таких мероприятиях рассылалась ограниченному кругу единомышленников по имейлам, а затем передавалась по сарафанному радио, но, в любом случае, если это не фестиваль, более 100 человек редко добирались по картам сквозь тьму леса до пункта назначения, что создавало атмосферу очень закрытого мероприятия и ощущение единства.
По лесам я покатался года два. Вместе с приглашением организаторы некоторых таких рейвов часто рассылали что-то вроде правил по традиционному шаблону рейвов с перечислением «no». Меня немного удивляло, что в этом списке иногда было, например, no racism, но no homophobia не было. Может быть именно поэтому проявлений расизма я никогда не замечал (что не означает, что их не было), чего не скажешь о случаях откровенно гомофобного поведения? Или же организаторы все-таки сами занимали некоторую особую позицию в своем отношении к некоторым видам дискриминации? В любом случае, какими бы волшебными не были мои первые лесные рейвы, после парочки не совсем удачных ивентов мне показалось, что я нахожусь в некотором сообществе «ПРОТИВ». То есть это была очень радикальная альтернатива существующему городскому клубному пространству, но по моим ощущениям, которые для меня оказались весомыми, она была очень против существующей системы, но не совсем о том, чтобы ЗА что-то общее (или ЗА что-то мое личное?). И поэтому в этом движении ПРОТИВ встречались люди с самыми разными ценностями, которые не вызывали и не вызывают у меня симпатии, а некоторые являются вовсе недопустимыми.
Я решил сделать паузу в ночных скитаниях по лесам, и так вышло, что в этот период внезапно начала возрождаться альтернативная городская сцена с новыми альтернативными пространствами, людьми и идеями, которые, по моим ощущениям, как раз были больше ЗА что-то, нежели ПРОТИВ. В случае техно, которое снова вышло на передний план, это неизбежно, так как оно несет весьма определенную историю и культуру, с которой сложно не считаться, где бы оно ни звучало. Рейв стал более доступным, как минимум, территориально, технически более мощным и в разы более многочисленным.
Никаких политических заявлений и манифестов, свойственных классическому рейву, организаторы предпочитали не публиковать, как я понимаю, чтобы не привлекать излишнего внимания властей и не отпугивать потенциальных посетителей, рассчитывая что сам жанр будет предписывать людям определенные нормы поведения. И у жанра довольно неплохо получалось. В целом на первых крупных техно-событиях* действительно была довольно комфортная атмосфера, несмотря на то, что публика была максимально разношерстная. Думаю, атмосфера сохранялась за счет того, что организаторам удалось собрать основную массу рейверов из юных парней и девушек, которые до этого сидели дома и ждали именно такого формата, из людей с определенным культурным бэкграундом, довольно либеральными ценностями, проявляющимися как в отношении к другим, так и в поведении и в часто весьма отличающемся от основной массы внешнем виде. Поэтому все остальные так или иначе чувствовали себя в меньшинстве и, если кто-то и хотел принудить кого-то пояснить за шмот или гендер, то просто не хотел высовываться в чужеродной среде.
Ощущение дозволенности в самовыражении с возрождением городской техно-сцены выросло еще в более значительной степени.
На свою первую вечеринку в Берлине я попал в воскресенье днем. Около сотни подкаченных парней в одних джоках, девушек, часто топлесс, всех возрастов и цветов кожи, брутальных бородатых див на шпильках и более скромно выглядящих, но не менее довольных таким прекрасным вариантом воскресного досуга персон нежились под полуденным майским солнцем у реки в саду бывшей макаронной фабрики. На веранде играл хаус, еще полсотни таких же гедонистов были там, создавая атмосферу, будто завтра не то, что не наступит понедельник, — будто это вообще больше никогда не закончится и жизнь теперь каждый день будет выглядеть именно так — бесконечное празднование этого солнца и этого момента здесь и сейчас.
Затем были другие клубы и другие вечеринки, отличающиеся оттенками техно, преобладанием той или иной публики, но неизменным компонентом любой тусовки в Берлине оставалось одно: чувство безграничности свободы и самовыражения.
Однако со временем волшебный замок, становясь уже привычным глазу, стал потихонечку рассыпаться. Пережив состояние эйфории, в котором я находился, наверное, первых года два моих визитов в Берлин, я смог позволить себе некоторую условную трезвость, чтобы рассмотреть детали происходящего, которые из этого замка и начали одна за одной выпадать.
Берлинские вечеринки, на которых я был, не используют приставки квир. Потому что они априори квир. Это очевидно из символики, которую они используют в промо, из их пригласительных текстов, из их сводов правил, где первыми пунктами указаны строгое непринятие любых форм дискриминаций (и все группы перечислены, а не обобщены) и строгое welcome to gays, queers, trans и далее по списку. Именно на основе этого я позволяю себе строить свою критику.
Хочу описать свою последнюю вечеринку в Берлине, потому что этот опыт наиболее свеж в памяти, и он не сильно отличается в части аспектов, которые я затрагиваю, от моего предыдущего опыта.
Это очень известная среди open-minded persons тусовка, проходящая раз в месяц, с крайне левым уклоном. Я давно хотел на нее попасть, хотя не ожидал увидеть там что-то, кардинальным образом отличающееся от того, что я уже видел. Собственно, так и получилось.
Итак. Кто же нас встречает за воротами в этот ночной островок свободы и гедонизма? Десятки атлетически сложенных светлокожих парней, ведущих непринужденные смолл-токи и так же непринужденно трущиеся выпирающими частями своих красивых тел друг о друга. Этих красавчиков не только в этом коридоре, но и на всей вечеринке, и на всех других подобных вечеринках будет всегда подавляющее большинство. Расстраивает ли меня это? Пока нет, ведь мало в каком месте встретишь одновременно столько симпатичных парней, пускай почти все они и репрезентируют лишь один спектр того, что мне нравится. Испытываю ли я легкий дискомфорт от того, что значительно от них отличаюсь? Да. Должен ли я испытывать дискомфорт, едва зайдя на квир-вечеринку, где собираюсь как минимум сутки предаваться удовольствиям? Не уверен. Но это моя проблема. Как и все последующие.
На мне джоки, сетчатое короткое платье, ботинки на пятнадцатисантиметровой платформе. Мои волосы распущены. Мне нравится, как я выгляжу, и это ощутимо увеличивает мои шансы чувствовать себя этой ночью классно. Через толпу я пробираюсь ближе к диджейке, чтобы занять позицию у основного источника звука и потеряться в нем, но мне не удается сделать это сразу, и я, немного уйдя в бок, поворачиваюсь лицом к танцполу, стараюсь максимально незаметно и ненавязчиво пробежаться по нему взглядом, чтобы впитать энергию танцующих в эйфории людей и настроиться на общую волну. Но, кажется, мне не стоило этого делать.
Присмотревшись к толпе, я вижу лишь пару-тройку девушек или персон с в той или иной степени выраженной феминностью, теряющихся в сотне разгоряченных самцов. Зрелище потрясающее своей тотальностью, но если смотреть, оставаясь за стеклом. Находясь же в самом котле этого варева маскулинности, я невольно начинаю чувствовать себя лишним. Довольно глупо, потому как им вряд ли есть до меня какое-то дело, и я могу просто погрузиться в музыку с головой и забыть вообще, где нахожусь, но, черт возьми, все же от рейва, тем более от квир-рейва, я жду не отстранения, а того самого чувства единения, которое связывало участников рейвов, стоящих у истоков культуры, которое напоминало всем присутствующим о базовой потребности человека в других людях. Да, порой на вечеринках я могу уходить далеко в глубь себя, чему техно лишь способствует, но в рамках рейвов это происходит как раз за счет того, что я нахожусь с большим количеством единомышленников рядом, которые на ночь становятся мне почти семьей, и поэтому я чувствую себя в абсолютной безопасности.
Вспоминаю другую вечеринку. Был воскресный вечер, еще светло. Я набирался сил перед последней ночью в Берлине, наблюдая за тем, как пространство наполняется прибывающими только под ночь понедельника людьми. Картина была более щадящая, но, в целом, все в «лучших» традициях: it’s raining man. И тут на территорию клуба грандиозно, словно это финальный выход в RuPaul’s Drug Race, входят четыре максимально эффектных драг-квинс. И я понимаю, насколько это был недостающий пазл, насколько этого не хватало пространству, но вместе с тем я вижу взгляд, полный презрения и отвращения, которым окинула квинс большая компания не менее уместных до этого момента парней. Да, это мое личное ощущение. Да, за этим взглядом не последовало никаких нарушающих границы или оскорбляющих действий, но мне казалось, что плюнули прямо мне в лицо, несмотря на то, что я чиллил в приятной компании вдалеке от них.
Хорошо, Глеб, а к чему вообще маскарад? — думаю я после вечеринки, оставившей во мне неприятный осадок и вызвавшей ряд вопросов. К чему все эти платья? Кого ты собрался провоцировать на квир-вечеринке? Действительно, спустя какое-то время, я рефлексировал и не находил в своих действиях логики: на квир-вечеринку в самом раскрепощенном, френдли городе, где я планирую просто расслабиться, снова цеплять на себя все эти вызывающие тряпки, которые я каждый раз надеваю как доспехи, выходя на войну с разного рода «нормами» и стереотипами.
Приходя на квир-вечеринку, я стремлюсь сбежать от травмирующей реальности и оказаться в пространстве, свободном как от предрассудков и стереотипов, так и от стремления окружающих, а иногда и своего собственного стремления следовать навязанным социальным нормам, особенно в части гендера и сексуальности. Но, удивительным образом, зачастую дыхание патриархата ощущается на квир-вечеринках сильнее, чем за их стенами.
В пространстве рейва люди теряют свой социальный статус, возраст, пол. Твой визуальный образ остается чуть ли не единственным, что говорит о тебе в толпе, это твой идентификатор, в каком-то смысле это не только твое личное, но и политическое заявление. И если в обычной жизни мы, в большинстве своем, стараемся мимикрировать под то, что нас окружает, то дружелюбное ночное пространство служит нам местом, в котором мы можем быть теми, кто мы есть, или теми, кем мы хотим стать сегодня.
И сейчас я не говорю о том, что всем мужчинам следует в срочном порядке надеть платье, а скорее о том, что, возможно, было бы неплохо воспользоваться возможностью — наоборот — снять с себя все лишнее, снять с себя эту броню, этот камуфляж, который нам приходится использовать каждый день, чтобы чувствовать себя в безопасности? И посмотреть, что же там окажется, а оказаться там может что угодно, ровно как и ничего.
И да, возможно, захочется еще больше, чем в повседневной жизни, акцентировать свою брутальность, но вы уверены, что это желание является действительно вашим, а не навязанным глянцем и картинкой в телевизоре?
В своем идеальном мире я вижу вечеринки, в принципе, без одежды, чтобы максимально избавиться от всего, что бы нас определяло. Но даже так мы останемся с цветом нашей кожи, с нашими мышцами, нашим жиром, нашими гениталиями. Чтобы действительно снять все, нам будет мало даже распасться на атомы, но мы пока ничего не можем с этим сделать. К моему сожалению, мало кто и задается такой целью.
Но, конечно, когда я говорю о том, чтобы снять с себя все, в первую очередь я имею в виду не тряпки, не джоки Andrew Christian или топик Nike. Я имею в виду снять с себя все условности, запреты и страхи, которыми вас подкармливает весь мир за этими стенами. Позволить себе смотреть на себя и людей вокруг, как они есть, а не через призму стандартов красоты, сексуальности и прочих установок.
Как выяснили социологи по результатам опросов участников рейвов, большинство из них чувствует себя и всех окружающих «подлинными», «настоящими». Я этого, к сожалению, не чувствую, хотя очень хотел бы.
Ян, Берлин (цисгендерный пансексуал)
25 лет
— Расскажи, чем для тебя является ночное клубное квир-пространство/вечеринка? Какие цели ты преследуешь, когда идешь на очередную квир-вечеринку?
— Для меня в первую очередь это один из способов развлечения, включающий в себя и общение, и знакомство с новыми людьми, и музыку, и танцы, и, может, что-нибудь еще. Это такой особый микрокосмос, микросоциум, который функционирует абсолютно по другим правилам, нежели обычная социальная жизнь. Одна из главных целей — это окунуться в эту атмосферу непринужденности со своими единомышленниками (или около того), которые, так или иначе, заряжают друг друга особой энергией. Это уникальная возможность ощущать себя одновременно огромной частью всего происходящего, и в тоже время чем-то маленьким и незаметным, способным в любой момент по желанию потеряться и раствориться во всем хаосе. Это как какая-то взрослая игра, играя в которую, ты узнаешь себя больше, о своих желаниях, страхах. Во многих случаях ты ставишь социальные эксперименты над собой и над другими, которые впоследствии помогают тебе больше понять психологию человека. Помимо социальной составляющей каждой вечеринки есть еще и эстетическая. Без нее никак, она находится на той же позиции, что и социальная. Сюда входят и помещения, которые располагают к тому, чтобы каждый по собственному желанию превращал космос в хаос, и музыка, которая вместе с посетителями создают вообще всю атмосферу. Немаловажным является и ощущение полной безопасности. Уже мало про это задумываюсь, однако же очень приятно, что редко когда встретишь на себе осуждающий взгляд (тем более когда ты уже не уверен, так ли это, или пора идти домой). Мне нравится, когда запрещена фотосъемка и не нужно беспокоиться о том, что у кого-то будут фотографии с моими героическими поступками и лицом, выражающим все эмоции одновременно. Такое ощущение, что все, что происходит в клубе, там и остается. Это дает дополнительное чувство свободы и раскрепощенности. Несмотря на то, что я все меньше самовыражаюсь через внешний вид, это для меня все равно в какой-то степени важно, чтобы в месте, в которое я иду, я был принят и понят. Необязательно всеми, я к этому и не стремлюсь, но я всегда знаю, что там будут люди с похожими эстетическими предпочтениями.
— Чувствовал ли ты себя когда-нибудь исключенным из контекста, в который попадал? С чем это было связано?
— Чувствовал. Это происходит при конфликте ценностей или интересов. Ну, например, есть вечеринки, на которые в основном ходят очень взрослые мужчины и очень молодые мальчики, обоюдно заинтересованные друг в друге. Мне так неинтересно, и я не очень разделяю обычно их ценности. В то же время каким-то чудным образом мне еще дико претит такая баня эстетически. На схожих вечеринках еще очень любят засовывать всех в рамки гомонормативности. Например, я никогда даже не задумывался про то, к какому типажу меня могут отнести. И я помню, как в одном заведении мне в спину кричали «хот твинк». Я ох**л. Это тоже конфликт интересов, и в таких случаях я чувствую себя исключенным. Вообще, не знаю, как определить в одну категорию все вечеринки, на которых я себя чувствую исключенным, но есть ощущение, что почти все гости тех вечеринок подключены к какому-то одному отдельному медиа, которое очень примитивно и скучно.
— Считаешь ли ты, что ночная жизнь способна оказывать влияние на общественное сознание, касаемо стереотипов и предрассудков в части гендера, сексуальности и т.д.? Можешь вспомнить какой-то пример, прямо или косвенно связанный с таким влиянием?
— Я думаю, что, в какой-то степени, может. Мне все же кажется, что первичен скорее ликбез, а потом уже из него будет вытекать спрос на квир-вечеринки. Сложный вопрос. Ночная жизнь может как развеять некоторые стереотипы по поводу гендера и сексуальности (например, когда-то мне было сложно видеть в дарк-руме шрамы от мастэктомии у трансмужчин из-за того, что я находился рядом в гиперчувствительном состоянии, но теперь мне кажется это чем-то совершенно обычным). Но, увы, сформировались и какие-то другие стереотипы, которых раньше не было, в отношении групп людей, которых до регулярного посещения квир-вечеринок я не встречал в обычной жизни. В каком-то глобальном масштабе, я думаю, такие вечеринки ничего не меняют, так как они существуют для достаточно узкой публики, которая сама же в этом котле и варится. Для широкой публики те же самые клубы — совсем другие, даже в Берлине.
Ярослав, Берлин (цисгенедрный гей)
32 года
— Расскажи, чем для тебя является ночное клубное квир-пространство/вечеринка? Какие цели ты преследуешь, когда идешь на очередную квир-вечеринку?
— Safе space в первую очередь. Пространство и время, где можно быть и вести себя абсолютно так, как хочется, не задумываясь, не оглядываясь и не фильтруя ничего. Некоторые правила поведения, конечно, существуют, но направлены они в первую очередь на сохранение такой же степени свободы и комфорта для других yчастников действия.
Избавление на время от социальных ролей, масок либо возможность примерить другие. «Отпуск» от текущей реальности и связанных с ней обязанностями, долгами и ожиданиями третьих лиц. Ты, как Алиса в Стране чудес, только даже не обязан быть Алисой. Можешь быть также гусеницей, Красной королевой или деревом.
Люди, которые туда ходят. Это одновременно и абсолютно разнородная смесь из гендеров, профессий (кроме, пожалуй, электриков — так и не удалось пока встретить), возрастов (17-82), социальных статусов, языков и географических точек происхождения, но в тоже время более-менее однородная в своих взглядах, пропущенная через фильтр фейс-контроля и, самое главное, сама себя регулирующая. Причем система самофильтрации здесь работает настолько отлаженно, что практически невозможно встретить внутри человека, рядом с которым ты чувствовал бы себя откровенно неуютно или небезопасно.
Атмосфера и место. Благодаря достаточно длительному существованию сцены, постоянному высокому спросу на нее и избирательности публики, организаторы вкладывают действительно много усилий в создание уникальных атмосферных мероприятий. Тем более Берлин является до сих пор точкой притяжения для художников, и я знаю только одного, который никак не связан с этой сценой. Одного беглого взгляда на фото хватило бы, чтобы сказать что это за вечеринка. Хотя фото и видео, к счастью, категорически запрещены. Выбирая клуб и пати на выходные, ты выбираешь также и тот мир, атмосферу и пространство, где твой персонаж будет изображать гусеницу ближайшие 34 часа, например. Своего рода онлайн-RPG, только в реальности.
Общение. Исходя из всех предыдущих пунктов и того, что все участники вводят себя в той или иной степени в состояние общего звучания, ты не можешь остаться там один, если только тебе этого не захочется самому. Пускай это общение не будет часто распространяться на пространство вне вечеринки, но такой запрос зачастую и не стоит.
Музыка. Этот пункт я бы мог и опустить, но только потому, что эту работу кто-то делает так хорошо за меня, что мне не нужно даже задумываться об этом. Ни разу еще за два с половиной года я не смотрел line-up специально перед походом в клуб. Условно говоря, когда я иду на известную мне пати, где есть два-четыре танцпола и еще множество уголков, которые нужно проверить (в том числе дарк рум), я могу быть уверен, что в любое время я найду музыку, которая мне очень понравится. Конечно, я знаю все же нескольких диджеев, музыка которых мне особенно нравится, но это никогда не критерий в вопросе идти/не идти.
— Чувствовал ли ты себя когда-нибудь исключенным из контекста, в который попадал? С чем это было связано?
— Хотел ответить — нет, но вспомнил что да. Такое было два раза, и оба раза мы были в одном известном гей-клубе Берлина. Отдельно подчеркну, что известном — не значит хорошем, во всяком случае с моей точки зрения. Там я действительно чувствовал крайне мало общего с атмосферой, людьми и месседжем всего происходящего.
— Считаешь ли ты, что ночная жизнь способна оказывать влияние на общественное сознание, касаемо стереотипов и предрассудков в части гендера, сексуальности и т.д.? Можешь вспомнить какой-то пример, прямо или косвенно связанный с таким влиянием?
— Cомневаюсь. Возможно, даже может породить новые. В общем и целом, это продукт в себе, и люди, никак не связанные с этой сценой, не будут никак подвержены ее влиянию в вопросах стереотипов или каких-либо других. Но в вопросах общей толерантности и открытости новому и другому сцена может оказывать влияние через своих представителей. Например, те районы города, в которых чаще всего живут представители сцены, являются одновременно самыми открытыми, яркими и свободными от стереотипов. Конечно, это взаимозависимый процесс. Но когда твоя милая соседка Клара, которая кормит твоего кота всю неделю и правильно сортирует мусор, уходит на ботфортах и в характерной одежде на все выходные из дома и приходит с «черным» лицом назад в понедельник, ты все же понимаешь, что она все та же милашка, только с определенным хобби.
Олежа, Минск (пансексуальный гендерквир)
24 года
— Расскажи, чем для тебя является ночное клубное квир-пространство/вечеринка? Какие цели ты преследуешь, когда идешь на очередную квир-вечеринку?
— Квир-вечеринки — это для меня возможность получить все то, чего нет в других местах моей социальной жизни. Это и общение с давно знакомыми людьми, кто ощущается как семья, это танцы, это музыка, это разговоры на курилке, это пространство для выгула своей неотразимой и яркой части, и выступление, и показ мод. Также это и какая-то интрига, и вечное предвкушение знакомства с кем-то новым, интересным. Иногда появляется такая цель на вечеринку — хочу уехать с кем-то незнакомым и заняться сексом с ним. Иногда это может быть — хочу страстно целоваться с кем-то симпатичным и приятным. Наверное, эти две последние цели всегда присутствуют на заднем фоне мыслей с разной степенью интенсивности. Это про базовые потребности в любви и удовольствии, радости от жизни.
— Чувствовал ли ты себя когда-нибудь исключенным из контекста, в который попадал? С чем это было связано?
— Я чувствую себя практически всегда исключенным из контекста, кроме нахождения рядом с друзьями, и то не всегда. Натыкаюсь на какую-то стену непонимания, на восприятие себя как иного. Очень-очень редко бывает по-другому — когда незнаком_ка вдруг излучает открытость и интерес. Раньше я думал, что это как-то связано с одеждой или манерой поведения, которую я порой выбираю, но сейчас я в большей степени ощущаю это как общее впечатление, которое я создаю. Ещё какое-то время я был убежден, что это нормально — получать отказы во внимании, объятиях или сексе из-за каких-то отдельных черт, за которые люди цепляются — и да, в целом, это действительно нормально, у всех есть свои предпочтения, но все же огромное количество этих отказов и исключения из контекста заставляет критически взглянуть на происходящее. Наша культура иерархична, и это влияет на наши предпочтения. Так что проблема не столько во всех людях, сколько в том, как между ними распределяется власть и влияние. Имея больше власти, одни люди создают контекст, из которого другие потом формируют предпочтения. И все, что остается мне, это принять эту ситуацию. Что в этой культуре из-за каких-то особенностей тела и личности я буду лишен возможности полноценной социальной, сексуальной и романтической жизни, которой я бы хотел, мой выбор будет ограниченным.
— Что, на твой взгляд, позволило бы сделать для тебя пространство комфортнее?
— Думаю, это должна быть вечеринка инопланетян, которые не жили в нашей культуре. Ведь наша белая гетерокультура насквозь пронизана мизогинией, расизмом и прочими предрассудками и предпочтениями, и они гораздо шире и глубже, чем мы это осознаем. Это нельзя просто выключить. Это в каждой молекуле того, чем мы окружены. Наверное, если это изменится, то у людей расширится понимание нормы, оно будет больше ориентировано на их чувства, интересы и симпатии к людям, а не на сформированные и укорененные стереотипы.
— Попробуй представить идеальное пространство для ночного отдыха.
В чем смысл проявления другой сексуальности, если к ней нет желания? Это тогда не сексуальность, это, как искусство, которое есть, которое все ценят, но чувств оно не вызывает. Просто красивая картинка.
Поэтому да. Ключевое для меня — это изменение культуры вне вечеринок, тогда и сами вечеринки станут круче. Ну и мое желание: я бы хотел, чтобы было больше ненормативных людей, особенно тех, кто сейчас отсиживается и говорит «вечеринки не мое». Мне не хватает людей с опытом инвалидности, например, и многих других.
*первые события в период именно моего знакомства с локальной сценой