Что такое левый поворот в латинской америке
Новое в блогах
Алексей Карякин Латинская Америка: конец «левого поворота»?
В начале 2000-х годов «левый поворот» в странах Латинской Америки – приход к власти в целом ряде стран левых политиков, как умеренных (Бразилия, Аргентина), так и радикальных (Венесуэла, Боливия), стал неожиданным явлением, опровергающим различные либеральные теории мирового развития. Наоборот, для левых всех стран после череды поражений в 1980-1990-е годы это событие оказалось настоящим откровением, которое они оценили как возрождение идей социализма в масштабах целого континента.
Главной и непосредственной причиной «левого поворота» стала неолиберальная политика правительств Латинской Америки в 1990-е годы. Вначале ее результаты казались успешными: в регион хлынули инвестиции, ускорился экономический рост – в предкризисном 1997 году суммарный рост ВВП стран Латинской Америки составили 5,2%. Однако с началом азиатского финансового кризиса Латинская Америка оказалась в критическом состоянии. Резко сократился приток капитала: в 1997 году регион получил 35 миллиардов долларов иностранных инвестиций, а в 2001 году – только 5 миллиардов.
В 2001 – 2002 годах последовал новый кризис, вызванный депрессией в США. Он сильно ударил по международной торговле и нанес огромный ущерб экспортно-зависимым странам Латинской Америки. Объявила дефолт Аргентина (в ней дело дошло до голодных бунтов и чехарды президентов), на грани банкротства находилась Бразилия. Политика неолиберализма полностью дискредитировала себя в Латинской Америке. Как показал в 2001 году опрос населения в 17 странах региона, две трети населения оценивали неолиберальную экономическую систему как «плохую» или «очень плохую»; 63% указали, что приватизация не принесла позитивных результатов; 45% высказались за усиление роли государства в экономике. Так сложились социально-экономические предпосылки для «левого поворота».
Необходимой политической предпосылкой «левого поворота» стали кардинальные изменения в политической и в информационной сферах, произошедшие после краха в 1980-е годы латиноамериканских диктатур. Политическая демократия, свобода слова, бурное развитие и глобализация СМИ привели к тому, что раздробленные низшие слои общества, в том числе индейские общины, ощутили свое единство и осознали себя большинством. С их стороны вслед за этим последовал запрос на харизматических лидеров и на образец для подражания. Лидеры «левого поворота» отыскались среди местных политиков-популистов, вроде Уго Чавеса и Эво Моралеса. А вот образцом стала Куба, которая сыграла для «левого поворота» роль, схожую с ролью эмирата Катар для исламистов в период «арабской весны». И у Чавеса, и у Моралеса было бы мало шансов удержать власть в первые годы своего правления без помощи кубинских советников и специалистов.
«Левый поворот» 2000-х годов имел под собой гораздо более серьезное основание, чем радикальные латиноамериканские движения 1960-1970-х годов, выражением которых были президентство Альенде в Чили и Альварадо в Перу. Поэтому «левый поворот» затронул и лидеров Латинской Америки – Бразилию, Аргентину, Чили, но в куда менее радикальной левоцентристской форме.
Раскол между левыми радикалами и левоцентристами
По мере развития левого движения в Латинской Америке образовалось и стало отчетливо видным его разделение на радикалов вроде венесуэльского президента Чавеса и левоцентристов вроде бывшего бразильского президента Лула. Радикалы обладают властью в Венесуэле, Боливии, Эквадоре, Никарагуа, а левоцентристы управляют Бразилией, Аргентиной, Уругваем, Перу, до недавнего времени – Чили. На внешнеполитической арене страны, которыми управляют радикалы, объединены в так называемый Боливарианский альянс.
Наиболее заметный водораздел между радикалами и левоцентристами проходит по отношению к политической демократии. Для левоцентристов демократия является главной ценностью, они придерживаются существующих конституций, принципа разделения властей и не препятствуют деятельности оппозиции. Напротив, для левых радикалов демократия – это только средство для достижения целей. Они стремятся сделать оппозицию маргинальной, используя для этого административный ресурс. В то время как левоцентристы в Бразилии, Аргентине и Уругвае занимаются развитием демократических институтов, Уго Чавес и его сторонники фактически демонтировали систему представительной демократии и строят вместо нее новый порядок.
Особенность политики радикалов заключается в опоре исключительно на низшие слои общества. Например, Чавес и его команда систематически ущемляют интересы иных социальных групп и загоняют оппозицию в угол. Радикалы рано или поздно разворачивают атаку на крупный и средний капитал, всемерно усиливая воздействие на все сферы экономики. Напротив, в Бразилии левоцентристы заботятся о том, чтобы не оттолкнуть от власти деловые круги. Во время правления президента Лула его вице-президентом был крупнейший текстильный магнат Жозе Аленкар, а сегодня этот пост занимает центрист Мишел Темер. Тем самым определенным слоям общества направляется ясный сигнал о готовности левоцентристов к компромиссу. Левоцентристы пытаются найти экономический баланс в отношениях между государством и рынком.
В отличие от властей Бразилии, Аргентины, Уругвая, стремящихся к достижению консенсуса между различными политическими и социальными силами, радикалы, как правило, настроены на конфронтацию. В той же Венесуэле за время своего правления Чавес в корне испортил отношения с верхушкой бизнеса, католической Церковью, СМИ. Такое положение дел – неизбежное следствие стремления радикалов к созданию этатистской модели «социализма XXI века», который внутри стран, где правят радикалы, нередко навязывается силой, а в сфере внешней политики поддерживается экспансией альянса Венесуэлы и Кубы в другие страны региона.
Напротив, политика левоцентристов сравнима с деятельностью классической европейской социал-демократии и стремится к эволюционной трансформации общества без резких скачков.
«Левый поворот» выдыхается
Несмотря на всемирную известность, «левый поворот» в Латинской Америке во второй половине 2000-х годов стал наталкиваться на все возрастающее сопротивление. В 2006 году левый кандидат Лопес Обрадор потерпел поражение на скандальных президентских выборах в Мексике. В 2010 году, в Чили впервые после Пиночета президентом был избран правый политик и миллиардер Себастьян Пиньера.
В Сальвадоре в марте 2012 года местные левые, бывшие повстанцы, проиграли выборы консервативной партии. Наконец, самым ярким поражением левых сил стал переворот в Гондурасе, когда, несмотря на поддержку почти всех латиноамериканских стран, левый президент Мануэль Селайя потерял власть. Конечно, у «левого поворота» есть и успехи, например, избрание президентом Перу бывшего маоиста и левого популиста Ольянта Умала.
Одной из причин остановки успехов левых в Латинской Америке, безусловно, является позиция США. Однако вряд ли американское влияние имело бы такое значение, если бы не те проблемы, с которыми «левый поворот» столкнулся внутри региона. Сегодня в Латинской Америке возникает спрос на новые политические идеи для более молодого поколения, которое уже не знакомо с диктатурой, беспросветной бедностью и бесправием. Политика левоцентристов объективно усиливает позиции среднего класса и деловой элиты, которые рано или поздно склонятся в сторону более либеральной политики. В то же время политика радикалов по огосударствлению всего и вся не может не способствовать обострению социальных конфликтов, и тем самым создает запрос на иную политику.
В результате этих социальных изменений и левоцентристы, и левые радикалы в своих странах в последнее время сохраняют лишь относительно небольшое преимущество. Ни в одной из стран, где победил «левый поворот», у его сторонников нет чрезмерно высокого рейтинга популярности. Рассмотрим наиболее крупные страны Латинской Америки, где левые сегодня остаются у власти.
В Бразилии на последних президентских выборах в 2010 году победа далась Дилме Русеф только во втором туре с результатом в 56% голосов. И это при всех социально-экономических успехах ее наставника и предшественника, при его огромной популярности и обширнейшей социальной базе левых. Не факт, что через 2 года возмужавший бразильский средний класс даст ей возможность переизбраться.
В Аргентине президент Кристина Киршнер набрала на выборах в 2011 году около 54% голосов. Однако во многом этот успех связан с ее личным обаянием, вызывающим в памяти Эвиту Перон. Поскольку Киршнер тяжело больна раком, ее участие в следующих выборах находится под вопросом. В этом случае возглавляемую ею левоперонистскую партию «Фронт за победу» также ожидают очень непростые времена.
Президент Перу Умала, который выиграл со второй попытки выборы президента в 2011 году, смог набрать во втором туре только 51% голосов. Следует заметить, что при этом на него работала и поддержка многочисленного индейского населения, и одиозность его главного соперника – дочери бывшего диктатора Фухимори, и прямая поддержка со стороны во главе с нобелевским лауреатом Варгасом Льосой. Придя к власти в таких условиях, Умала очень стеснен в действиях элитой перуанского общества, которая не допустила его к власти в 2006 году, когда он обещал подражать Чавесу, и приняла его во второй раз лишь на условиях отказа от радикальных реформ.
Сегодня созданный Чавесом режим стоит на грани катастрофы. Лидер венесуэльских социалистов очень тяжело, возможно, смертельно болен. Тем не менее, он будет баллотироваться на новых президентских выборах, которые состоятся в октябре этого года. Это решение демонстрирует, что за годы правления Чавесу не удалось ни создать легитимный механизм передачи власти в обход демократических процедур, как в Китае, ни вырастить сильного преемника, способного выиграть конкурентный выборы у оппозиции, ни установить диктатуру, которая может отменить выборы. Парадоксальным образом «левый поворот», который начинался как следствие объективных экономических и политических изменений, сегодня зависит от судьбы одного человека. Поэтому больной президент вынужден опять идти в бой, полагаясь на искусство кубинских врачей.
В случае смерти Чавеса наиболее вероятным сценарием событий окажется падение, либо мягкий демонтаж его Боливарианской Республики. Поскольку сегодня Венесуэла – экономическая и политическая основа всего радикального крыла «левого поворота», исчезновение венесуэльской помощи приведет к быстрому закату популистских режимов в Боливии, Перу, Эквадоре, а Куба и Никарагуа вновь окажутся в глухой изоляции. Положение тех стран, где правят левоцентристы, безусловно, окажется лучше. Крупные промышленно развитые страны региона – Бразилия и Аргентина – сохранят возможности для строительства развитого социального государства. Однако и в этом случае не исключен приход в ближайшие годы к власти в них более правых политиков, либо коррекция вправо политики нынешних властей под давлением деловых кругов и среднего класса.
Откуда растет «левый поворот» в Латинской Америке
Вышла книга «Латиноамериканская цивилизационная общность в глобализирующемся мире». Она подготовлена Институтом Мировой экономики и международных отношений и Институтом Латинской Америки Российской академии наук. Авторы книги считают, что между Латинской Америкой и Россией существует много исторических параллелей.
Латиноамериканская история – во-первых, опыт периферийного, зависимого, сырьевого капитализма. Во-вторых, нынешний «финансовый кризис», этот мистический персонаж, посетил Буэнос-Айрес намного раньше, чем Москву. В 1990-е годы Латинская Америка «вступила в полосу экономического подъема, притока иностранного капитала, неолиберальных реформ, стабилизации жизненного уровня населения (прежде всего, за счет укрощенной в 1991–94 годах инфляции) – и непривычной политической стабильности, обеспеченной консенсусом элит и пассивностью масс. Речь шла о ситуации, в чем-то (отнюдь не во всем) схожей с российской в 2001 – 2006 годов (2 – 30). «Показателен пример Аргентины, где в 1990-е годы неолиберальные реформы проводились «маниакально последовательно» и «какое-то время создавали иллюзию развития», «временно высокие доходы имела верхушка и даже часть среднего класса. Но как только выяснилось, что за этим не стоит реальное развитие (подъем реального производства, рост внутреннего рынка и пр.) и платить долги нечем, наступила настоящая социально-экономическая катастрофа 2001 – 2002 годов. Крупные экономические и социальные потрясения имели место и в других странах – Мексике (1994 – 1995), Бразилии (1998). Неокомпрадоры (финансовый и внешнеторговый бизнес) потеснили реальное производство и национальное предпринимательство… На низшую группу (бедные и ниже черты бедности) приходится три четверти (!) экономически активного населения… В ходе неолиберальных реформ в значительной мере произошла приватизация социальной сферы», в результате «сейчас 40% сельских детей не имеют даже начального образования, и в городе почти половина детей не оканчивают средней школы… Таким образом, за последние четверть века… качественно изменилось само общество и условия его существования. Изменилось в худшую сторону с точки зрения нестабильности и углубления социальных противоречий… Латинская Америка стала регионом с наиболее несправедливой системой распределения доходов. И это, безусловно, явилось прямым последствием вовлеченности субконтинента в процесс глобализации» (2 – 145).
Согласитесь, много общего и поучительного. Но можно отметить и отличия: например, на фоне общей склонности к «каудилизму» (от слова «каудильо», вождь) и массовой коррупции, настоящие бюрократические, политарные традиции в Латинской Америке слабее, чем в России (2 – 134). Важнее связи по принципу «семейственности, клановости, кумовства».
И еще, «одно из важнейших… и устойчивых отличий латиноамериканской ситуации от российской…. возрождающаяся на старых дрожжах и под воздействием вновь разбуженных (и обманутых) ожиданий вера низов в то, что они могут влиять на ситуацию и изменять ее. И наличие реальных каналов и организаций, через которые могла осуществляться эта возможность» (2 –38).
«Левый поворот» в Латинской Америке (стр. 1 )
 | Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 |
«ЛЕВЫЙ ПОВОРОТ» В ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКЕ
/Аналитический обзор ИНИОН/ Центр научно информационных исследований глобальных и региональных проблем, М., 2008.-130 стр.
В предлагаемой работе рассматриваются социально-экономические и политические процессы, происходящие в странах Латинской Америки в начале нынешнего столетия. Особое внимание уделяется анализу новейших тенденций во внутренней и внешней политике стран субконтинента, которые дали основание говорить о так называемом «левом повороте» в этом регионе мира. В ряде стран континента это выразилось в радикализации политических симпатий электората и приходе к власти политических сил, левой ориентации, корректировке политики неолиберальных реформ, в усилении роли государства в сфере экономики и осуществлении ряда мер по улучшению положения широких слоев населения.
Работа рассчитана на студентов, аспирантов, преподавателей вузов, специалистов и работников практических организаций.
К «сенсационным» событиям последнего времени, получившим довольно широкий резонанс в общественно-политических и научных кругах различных регионов мира (включая Россию), относится так называемый «левый поворот» в Латинской Америке – восстание «низов» латиноамериканского общества против сложившегося здесь порядка вещей и приход к власти на волне массового недовольства «социального дна» новых режимов, в той или иной мере отразивших его настроения и требования. Исследователи заговорили о появлении новых красок в политическом пейзаже Латиноамериканского региона – «розовых», бордовых, а то и вовсе «красных». Началось обсуждение этого феномена, порой перерастающее в острую полемику.
Чем вызвано к жизни это неординарное событие, и кто его участники? Случайно ли почти синхронное «полевение» политических режимов в целом ряде латиноамериканских стран или оно закономерно? Какое влияние «левый сдвиг» может оказать на расклад классовых и политических сил в Западном полушарии в целом, да и за его пределами – в глобальном масштабе?
Проблематика «левого поворота» («левого марша», «левого сдвига», «левого дрейфа», как еще называют этот феномен исследователи) включает и такие вопросы:
Вот перечень основных вопросов, которые попытались рассмотреть авторы в предлагаемом информационно-аналитическом обзоре. Как убедится читатель, ознакомившись с предлагаемым его вниманию материалом, «левый поворот» в Латинской Америке – феномен сложный, противоречивый, подвижный и потому служит предметом подчас довольно острых дискуссий. В одних вопросах мнения исследователей совпадают, в других довольно часто расходятся, и не только по причине идейно-политических пристрастий участников дискуссий, но и в силу того, что речь идет о феномене, который пока в ряде отношений все еще остается «вещью в себе».
ПОЛИТИЧЕСКИЕ И СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ
ПРЕДПОСЫЛКИ «ЛЕВОГО ПОВОРОТА»
Рассматривая внутренние причины и факторы «левого поворота» в Латиноамериканском регионе, исследователи, пожалуй, сходятся в одном – в трактовке непосредственных причин, породивших этот феномен. Его «генезис» обычно связывают с нынешним острым кризисом неолиберальной модели развития, громадными социальными издержками ее функционирования на протяжении 1990-х годов, с неприятием неолиберализма (как идеологии, стратегии развития и практики) широкими кругами латиноамериканской общественности. И с этим нельзя не согласиться.
Объясняя причины «левого поворота», венесуэльский экономист и политик
Т. Петкофф пишет: «Народы континента, массы городского и сельского населения, игнорируя традиционные партии и их руководителей, возлагают свои надежды и ожидания на представителей левого политического спектра. После десятилетий десарольистских военных диктатур и популистских и/или неолиберальных демократий общим итогом… стали институциональные деградации, коррупция, неустойчивый и противоречивый экономический рост, который привел к возникновению самых несправедливых и неравноправных обществ на планете, пребывающих в постоянном социальном кризисе и политической нестабильности[A1] ».
Попробуем разобраться в глубинных экономических причинах «левого поворота», понять, почему встреченная с энтузиазмом правящими элитами неолиберальная модель развития спустя всего десять лет после его утверждения показала свою несостоятельность и вызвала бурю протестов со стороны широких слоев латиноамериканского общества.
В этой обстановке резко усилилась критика экономической политики латиноамериканских стран, посыпались обвинения в чрезмерном вмешательстве государства в экономику, неэффективном управлении государственными предприятиями, протекционизме, социальном патернализме, ограничении возможностей частного капитала, как национального, так и иностранного. Латиноамериканские исследователи
А. Чонг и Э. Лора, оценивая результаты хозяйственной деятельности государства к началу 90-х годов, пишут: «В течение большей части ХХ века в Латинской Америке пытались построить государство, которое было бы патерналистом в социальной сфере, интервенционистом в экономике и собственником и управленцем в предпринимательской сфере. Спорным является вопрос о том, какими достижениями государство может похвастаться в первых двух областях. Во всяком случае, в предпринимательской деятельности опыт государственного управления оказался неудачным. Государственные предприятия управлялись – и продолжают управляться – посредственно. За редким исключением, их деятельность оказалась неэффективной, они производили товары и услуги низкого качества и приносили больше долгов, чем прибыли. Предприятия имели значительный излишек персонала, так как правительства использовали их для того, чтобы поддерживать занятость. Защищенные от конкуренции государственные предприятия часто получали распоряжения поддерживать цены ниже себестоимости, что вело к возрастающим экономическим убыткам, которые в ряде случаев достигали 5-6% ВВП. Это, в свою очередь, вело к проведению операций по спасению предприятий и бюджетным трудностям, сначала в бюджетах правительств, а затем и в банковской системе. Чтобы покрывать эти издержки, правительства должны были финансировать дефицит бюджетов, увеличивать налоги или, в большинстве случаев, сокращать государственные расходы в других областях[A6] ».
Нечто подобное произошло с Мексикой, объявившей в 1982 г. дефолт, что и послужило причиной возникновения глобального долгового кризиса. США, вкупе с МВФ и Всемирным банком, «вытаскивая» Мексику из сложной ситуации, вынудили ее согласиться на проведение широких неолиберальных реформ: приватизацию, реорганизацию финансовой системы, открытие внутренних рынков для иностранного капитала, снижение тарифов, формирование более гибкого рынка труда. Результаты реформ были крайне болезненными. С 1983 по 1988 г. доход Мексики на душу населения падал на 5% в год; величина реальных зарплат рабочих сокращалась на 40-50%. Рост инфляции, который составлял 3-4% в 60-х, превысил 15% после 1976 г. и в течение нескольких лет составил свыше 100%. В то же время из-за фискальных проблем правительства и перестройки экономической модели страны, государственные расходы на общественные нужды страны сокращались[A11] (с.136-137).
Основной массив латиноамериканских стран приступил к осуществлению неолиберальных реформ после появления на свет так называемого «Вашингтонского консенсуса», сформулированного в 1989 г. сотрудником Института международной экономики Дж. Вильямсоном. Документ, получивший поддержку МВФ и Всемирного банка (ВБ), предусматривал отказ от государственного вмешательства в экономику, проведение приватизации госпредприятий в экономике и финансовой (кредитно-банковской) сфере, либерализацию внешней торговли, инвестиционных режимов в отношении иностранных компаний, свертывание социальных программ и прекращение субсидирования национальных предприятий в целях оздоровления государственных финансов и борьбы с инфляцией. Комплекс такого рода мероприятий, основанных на постулатах неолиберализма и монетаризма «чикагской школы», был призван вывести латиноамериканские страны из состояния глубокой рецессии, оживить их экономику посредством массированного прилива иностранного капитала и активизации деятельности частнопредпринимательского сектора, наконец, сбить гиперинфляцию и стабилизировать денежное обращение.
На первых порах реформы дали положительные результаты: макроэкономические показатели латиноамериканских стран заметно улучшились, среднегодовые темпы роста экономики региона впервой половине 90-х годов повысились до 3,4%, оживилось промышленное производство, приостановился рост безработицы. Наиболее же существенным успехом неолиберальных преобразований явилось фактически подавление гиперинфляции – региональный показатель уровня инфляции стал колебаться в пределах 7-9%.
Но так было лишь на первых порах действия новой экономической модели, когда в страны региона хлынул мощный поток иностранных инвестиций, стимулируемый внешней открытостью национальных рынков, снятием прежних ограничений на доступ иностранных компаний в ключевые отрасли хозяйства и массовой распродажей активов крупных государственных предприятий в разных отраслях хозяйства, включая кредитно-банковскую сферу.
Однако, в конечном счете, в пореформенные 90-е странам Латинской Америки так и не удалось выйти на траекторию устойчивого экономического роста. За десятилетие регион пережил два серьезных спада: мексиканско-аргентинский в 1995 г., когда региональный прирост ВВП составил только 1,1%, и южноамериканский в 1999 г., когда темп роста был близок к нулевой отметке. Второй спад, спровоцированный кризисами на внешних фондовых рынках (так называемым «азиатским финансовым цунами»), оказался самым глубоким за все десятилетие. В девяти странах, включая Аргентину, Венесуэлу и даже благополучную Чили, наблюдалось сокращение ВВП, а в Бразилии и еще трех странах прирост не превышал отметки в 1%. В последующие годы прерывистый экономический рост сменился продолжительной рецессией, низшая точка которой пришлось на 2002 г. (-0,8%). Вместе с ней окончательно «улетучилась» и царившая поначалу эйфория – оптимизм в оценках будущего региона сменился пессимизмом, наблюдатели заговорили о возможности потери еще одного десятилетия (после кризисных 80-х годов).
Чего же добились латиноамериканские страны за полутора десятилетия реформ, следуя рекомендациям «Вашингтонского консенсуса»? Нужны ли были реформы?
В «копилку успехов процесса реформ его сторонники заносят три важных, по их мнению достижения.
Во-первых, увеличение экспорта – явление, ставшее характерным для всей Латинской Америки с начала 90-х годов. Объемы экспорта выросли существенным образом и увеличивались ежегодно (в реальных ценах) в период гг. на 7,9%, превысив темпы роста мирового экспорта (5,7[A14] %).
Во-вторых, стабилизация государственных финансов, обеспечение сбалансированности бюджетов. В 80-е годы госфинансы многих стран Латинской Америки пришли в упадок. В некоторых из них дефицит бюджета колебался в пределах 10-17% от ВВП. В 90-е же годы положение в этой области заметно улучшилось, в ряде стран удалось, впервые за многие годы, бюджетного профицита. До начала азиатского кризиса средний региональный показатель бюджетного дефицита не превышал 1,5[A15] %.
В-третьих, установление контроля над инфляцией. В этой области страны Латинской Америки действительно сумели добиться серьезного успеха и подавить процессы гиперинфляции предыдущего десятилетия. В 80-е годы в ряде стран годовой уровень инфляции превышал 1000%, что чрезвычайно болезненно сказывалось на населении и разрушительно действовало на предприятия, являлось «серьезной угрозой» для инвестиций, инноваций, социальной справедливости и общественного мира. С начала же 90-х годов инфляция резко идет на убыль: с 1997 г. среднегодовой ее показатель выражается уже однозначным числом, а в 2005 г. составляет всего 6,1[A16] %.
Однако ошибок и провалов оказалось больше, чем достижений.
Во-первых, дала о себе знать финансовая макроэкономическая неустойчивость. Хотя были приняты решительные меры к достижению макроэкономического равновесия в отношении того, что касалось сбалансированности бюджетов и подавления инфляции, выявилась явная неспособность правящих элит предусмотреть угрозы, возникшие из-за внешней финансовой неустойчивости, предвидеть последствия экономических и социальных дисбалансов, которые возникли в результате финансовых реформ, разработанных на идеологической основе неолиберализма.
Во-вторых, не удалось уменьшить долю экспортных товаров с низкой добавленной стоимостью. Хотя сам по себе экспортный бум явился позитивным фактором, он не трансформировался в импульс для развития экономики в целом. Во многих случаях процессы обвальной и неизбирательной торговой либерализации внешней торговли негативно сказались на местном производстве конкурентоспособных товаров, следствием чего явилось существенное расширение импорта. В итоге первоначально достигнутый актив торгового баланса стал все более сокращаться.
Мало чего удалось сделать и по части диверсификации «экспортной корзины» стран Латинской Америки за счет товаров с высокой добавленной стоимостью. Несмотря на некоторые подвижки в этой области, регион продолжает преимущественно экспортировать товары сырьевой группы с низкой ступенью их переработки, спрос и цены на которые на внешних рынках постоянно колеблются в зависимости от мировой экономической конъюнктуры. Упор на экспорт природных ресурсов, замечает Р. Френч-Дэвис, это всего лишь паллиатив, который не решает задач, возлагавшихся на экспорт, поскольку он не стимулирует развитие национальной экономики в целом, не способствует реализации всего производственного потенциала последней.
В течение 90-х годов в этом отношении некоторый процесс был достигнут в результате роста внутрирегиональной торговли, что получило отражение в увеличении доли экспорта готовых изделий с повышенной добавленной стоимостью. Однако макроэкономическая неустойчивость экономик основных латиноамериканских стран, проявившаяся после азиатского финансового кризиса 1998 г., оказала весьма негативное воздействие на внутрирегиональную торговлю, и в частности в рамках южноамериканского общего рынка – МЕРКОСУР.
В-третьих, считает Френч-Дэвис, ошибкой было и то, что в бюджетной политике не было уделено должного внимания модернизации производства и развитию социальной сферы.
Среднегодовые темпы роста ВВП в отдельных странах
Латинской Америки и в регионе в целом в гг. (в %).