Что такое моровое поветрие
Моровое поветрие
Смотреть что такое «Моровое поветрие» в других словарях:
моровое поветрие — сущ., кол во синонимов: 5 • мор (15) • моровая язва (5) • повальная болезнь (8) … Словарь синонимов
поветрие — См. мор. Словарь русских синонимов и сходных по смыслу выражений. под. ред. Н. Абрамова, М.: Русские словари, 1999. поветрие моровое поветрие, падеж, пагуба, мор, повальное увлечение, повальная болезнь, моровая язва, пандемия, явление, мода,… … Словарь синонимов
ПОВЕТРИЕ — ВЕЯНИЕ И ПОВЕТРИЕ Поворотным этапом в истории значений многих слов является новое остро экспрессивное и образное индивидуальное употребление. Это новое оригинальное применение слова, если оно соответствует общим тенденциям смыслового развития… … История слов
ПОВЕТРИЕ — ПОВЕТРИЕ, поветрия, ср. (разг.). Быстро распространяющаяся эпидемия. Поветрие на корь. Моровое поветрие (губительная эпидемия; устар.). || перен. Явление, ставшее очень распространенным, мода (неод.). Вредное поветрие. Толковый словарь Ушакова. Д … Толковый словарь Ушакова
ПОВЕТРИЕ — ПОВЕТРИЕ, я, ср. 1. Эпидемическая болезнь, эпидемия (устар.). Моровое п. 2. перен. Явление, получившее широкое распространение (неод.). Модное п. Толковый словарь Ожегова. С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. 1949 1992 … Толковый словарь Ожегова
поветрие — я; ср. 1. Неодобр. Увлечение, получившее распространение. Новое музыкальное п. В молодёжной музыке одни поветрия сменяют другие. 2. Устар. Эпидемическая болезнь, эпидемия. Моровое п … Энциклопедический словарь
поветрие — я; ср. 1) неодобр. Увлечение, получившее распространение. Новое музыкальное пове/трие. В молодёжной музыке одни поветрия сменяют другие. 2) устар. Эпидемическая болезнь, эпидемия. Моровое пове/трие … Словарь многих выражений
эпидемия — См. мор. Словарь русских синонимов и сходных по смыслу выражений. под. ред. Н. Абрамова, М.: Русские словари, 1999. эпидемия панзоотия, пандемия, моровая язва, поветрие, моровое поветрие, падеж, повальная болезнь, мор Сло … Словарь синонимов
Шереметев, Василий Борисович — (умер 24 го апреля 1682 года) родился от первого брака Бориса Петровича Шереметева с Екатериной Никитишной, девическая фамилия которой неизвестна, приблизительно в 1622 г. В первый раз Ш. упоминается, уже в чине стольника, при приеме 30 января… … Большая биографическая энциклопедия
Моровое поветрие
Первые признаки чумы объявились летом 1654 года. Люди вдруг покрывались язвами и умирали в три-четыре дня. Были больные и без язв. Тогда болезнь — легочная чума — протекала несколько дольше, в семь-восемь дней, с кровохарканьем и с тем же трагическим исходом.
На болезнь поначалу не обратили внимания. И лишь с умножением числа смертей по Москве поползли страшные слухи о «прилипчивой болезни», от которой нет спасения. Людей охватила паника. Началось бегство. Первыми «в подмосковные деревнишки ради тяжелого духа» потянулись те, кому было куда бежать, — придворные чины, столичные дворяне. «Все приказы заперты, дьяки и подьячие умерли, и все бегут из Москвы, опасаясь заразы», — сообщали царю. Оставленные ведать столицу бояре князья М. П. Пронский и И. В. Хилков перебрались из домов на открытые места. «В Москве в слободах помирают многие люди скорою смертию, и в домишках наших тоже учинилось, и мы, холопи твои, покинув домишки свои, живем в огородех»[253].
Встревоженный Никон воздыхал: «Не положил ли Господь Москву и окрестные города пусты»?[254] По его настоянию, царица с царевичем Алексеем Алексеевичем и сестрами царя в середине июля отправились в Троицкий поход — и уже не возвращались в столицу, закружив по дворцовым селам и дорожным станам. В августе к ним присоединился и патриарх, которому было велено находиться при царской семье для «бережения ее от морового поветрия». От Никона, царевича и царицы к боярам М. П. Пронскому и И. В. Хилкову постоянно слали грамотки с главным вопросом: «не тишает ли моровое поветрие»? Но оно не «тишало», а напротив, «множилось» и «день ото дня больше пребывало», опустошая уже не отдельные дворы, а целые улицы и слободы.
Царское семейство в конце концов обуял такой страх, что 7 сентября со стана на реке Нерли боярам была отправлена грамотка с запрещением «наших и никаких дел не делати и к нам ни о каких наших делех не писать». Пронскому указано было, минуя царицу и царевича, пересылаться прямо с государем. Но боярину о такой «милости» не довелось уже узнать. «Ждем часу смертного», — воздыхал он в надежде все же этого печального часа не дождаться. Увы, дождался. 11 сентября Пронский умер. На следующий день скончался его товарищ, боярин Хилков. Третье лицо, ведавшее Москву, окольничий князь Ф. А. Хилков лежал при смерти. Странное стечение обстоятельств: под Смоленском царь ликовал по поводу только что взятого города, а опустошенная Москва пребывала «в безначалии». Князь Иван Андреевич Хилков и думный дьяк Алмаз Иванов самочинно, без государева указу, принуждены были взять на себя управление столицей.
Все попытки остановить поветрие, изолируя больных, успеха не приносили. Несмотря на строжайший наказ дворы с больными «затворить и завалить», чума распространялась. Не успевали отпевать и хоронить мертвых. Да и отпевать скоро стало некому. Из столицы доносили: попы отпоют умершего, придут домой, «разнемогутца» и помрут[255].
В начале осени И. А. Хилков сообщил, что из шести стрелецких приказов не наберется людей уже на один полк. Умножились разбои и грабежи. 5 сентября «тюремные сидельцы», проломив стену Тюремного двора, разбежались по улицам. За малолюдством ратных людей пришлось затворить Кремль. Оставлена была одна калитка на Боровицком мосту. Церкви стояли без пения, монастыри — без монахов. На улицах из моровых дворов валялись «вымятаные постели и всякое рухлядишко»: их никто не подымал, и все лежало обметанное и вмерзшее в снег.
Традиционное сознание объясняло обрушившуюся катастрофу как наказание за грехи и шатания в вере. «Бога убегнути кто может?» — вопрошали отчаявшиеся москвичи, имея в виду бесполезность всяких суетных попыток избежать смерти. Но то же традиционное сознание искало главного виновника, ответственного в пролитии «Спасова гнева». Расколоучителя давно уже смущали народ открытой критикой никоновских «новин», затоптавших древнее благочестие. Здесь, кстати, подоспело солнечное затмение в начале августа, никоновское «иконоборство» и, наконец, патриарший отъезд из города, воспринятый как бегство, забвение пастырского долга. Все это в разгоряченных головах оборачивалось против Никона.
25 августа толпа окружила вышедшего после обедни из Успенского собора боярина М. П. Пронского, предъявив ему образ «Спаса Нерукотворены» со стертым ликом. Толпа шумела, что сделано это было по патриаршему повелению. Обвинители не искали доказательств: вся Москва знала, что по приказу Никона повсюду изымались иконы, написанные «фряжским письмом». Каков был на этот раз образ Спаса — неизвестно, но его владелец, посадский человек Софронко Лапотников, тут же поведал о ниспосланном ему видении: вымаранный образ должен был предстать перед мирскими людьми, а те должны «за такое поругание стать».
Волнения, правда, не получили продолжения. Пошумев, толпа разошлась. Причина того — не вялые уговоры вконец растерявшихся властей, а сама чума: моровая язва и здесь выстудила все страсти самым сильным средством — смертью. Но власти были немало напуганы. По-видимому, именно в связи с московскими событиями 27 августа из стана царицы и царевича из-под Троицы были наскоро отправлены в столицу увезенные «святости» — иконы Казанской божьей Матери и преподобного Сергия, «чтоб Господь Бог утишил праведный свой гнев»[256].
Чума не ограничилась Москвой. Болезнь объявилась во многих городах. На заставах велено было всех пришлых из чумных мест без всякой пощады гнать назад, при ослушании или попытке обойти заставу потаенными тропами — ловить и казнить. Жесткие меры помогали плохо: беглецы всеми правдами и неправдами обходили заставы, расширяя зачумленное пространство. Удалось остановить напор болезни лишь на Смоленском направлении. Здесь и застав было больше, и строже спрашивали за нерадивость: карантинная линия оберегала государя и войско.
В середине сентября царская семья отправилась искать спасения от чумы за стенами Калязинского монастыря. Добирались туда с великими предосторожностями. Когда узнали, что через дорогу накануне перевезли гроб с телом умершей от чумы жены влиятельного деятеля Ивана Афанасьевича Гавренева, велено было на крестце, по обе стороны сажень на десять и больше, «накласть дрова и выжечь то место гораздо», а уголья и землю собрать и свезти подальше[257].
Однако и в монастыре, за частыми заставами и сторожами, страх не отпускал. Никон указал разведывать безопасные дороги на северо-запад, в новгородские земли. Не ясно, был ли это почин самого патриарха, недавнего главы Новгородской митрополии, или о новгородской земле упомянул сам царь, но в выполнении замысла скоро отпала нужда. В середине октября от И. А. Хилкова пришли грамотки с обнадеживающими известиями: «А моровое поветрее на Москве октября с 10, милостию Божию, учало тишеть и болные люди от язв учали обмогаться».
Алексей Михайлович вызвал семью в Вязьму. Пока те ехали — очень беспокоился. «А что едете ко мне и зело о том радуюсь и жду вас, светов, как есть слепой свету рад», — писал он в начале ноября сестрам[258].
С приближением зимы и холодов эпидемия пошла на убыль. В декабре сообщали царю, что поветрия уже нет, и в рядах сидят и торгуют. Царь, однако, требовал более точных сведений и чрезвычайно раздражался с их задержкой. «И то знатно, не опасаясь нашего государева здоровье и без ума пишите неподлинно! — в сердцах выговаривал он в январе 1655 года боярину И. В. Морозову, посчитав его очередную отписку о состоянии дел в столице совершенно недостаточной. — Пригоже было вам и еженедель про смертоносную язву, также что и в царствующем граде Москве, писать»[259].
Частые запросы московским властям, унялось ли поветрие «или еще порывает», не были случайными. Тишайший намеревался приехать в январе в столицу. Были разосланы даже грамоты, собственноручно отредактированные царем, где было объявлено о желании государя идти в столицу «лехким делом», чтобы поклониться церквям и всех людей «от печали обвеселить и утешить». После чего Алексей Михайлович должен был, не мешкая, двинуться «противу полского короля». Однако этим планам не скоро было суждено воплотиться в жизнь: то ли поопасался сам Алексей Михайлович, то ли его уговорили повременить придворные, но приезд царя был отложен до полного «выздравления» столицы.
Чума не просто испугала молодого государя. В начале 1655 года Алексей Михайлович признавался в письме «верному рабу» Артамону Матвееву в утрате душевного равновесия: «Мы пребываем по-прежнему в тяжестях великих душевных, но не отчаяваемся своего спасения, к сему же что речет великое солнце, пресветлый Иоанн Златоуст: не люто есть вспоткнувся, люто есть, вспоткнувся, не поднятца…»[260] Душевная тяжесть была порождена вопросом — в чем же провинился он, благочестивый государь, и его Православное царство?
Объяснение и средства исправления положения между тем таились в самом вопросе: Господь насылает наказание за грехи поветриями или нашествиями иноплеменных. Спасение — в усердных молитвах об избавлении от приходящей скорби, неустанное покаяние и еще большее радение в делах. Последнее было в духе времени, предлагающем достижение благочестия не одними молитвенными подвигами, но и земными делами.
Возвращению государя предшествовал приезд в Москву дьяка Новой Четверти Кузьмы Моншина. Ему предстояло хотя бы примерно выяснить размеры и последствия поветрия. Они оказались катастрофическими. Число «убылых людей» ввергало в ужас. Особенно запустевшими оказались места большого скопления людей — монастыри и боярские дворы, в которых в великой тесноте ютилась челядь. В Чудове монастыре, сообщал дьяк, живых старцев 26, «умре» 182; в женском Вознесенском монастыре, последнем пристанище цариц и царевен, из 128 стариц осталось 30. Но здесь еще служили службы, а в Ивановском женском монастыре, где умерли все священники и дьяконы, было тихо и беззвонно — лишь немногие уцелевшие монахини, затворившись, молились по кельям.
Тихо, было и в боярских усадьбах. У Б. И. Морозова в доме осталось в живых 19 человек, 343 умерло. У князя А. Н. Трубецкого соответственно 8 и 270. Многолюднее было у Я. К. Черкасского — выжило 110 человек. Но 423 человека унесло поветрие[261].
Миссия Кузьмы Моншина не привела да и не могла привести к выявлению точной цифры потерь. Современники говорили о семидесяти тысячах умерших[262]. Не приходится сомневаться, что картина была не просто тягостна — ужасна.
Страх перед чумой — «посещением Божиим» — будет преследовать Алексея Михайловича всю жизнь. Весной Петр Марселис предложил купить три «инроговых рога» — рога носорога, обладавших, по представлениям того времени, чудодейственными лечебными свойствами. Была объявлена и цена в 10 тысяч рублей[263]. Алексей Михайлович загорелся: «дохтуру» Артману Граману было приказано осмотреть «инроги» и дать свое заключение. Иноземный лекарь объявил, «что те рога, по признаком, как философии пишут, прямые инроговые рога» и оценил их в шесть тысяч рублей. Здесь в Алексее Михайловиче заговорил рачительный хозяин. Рога очень хотелось приобрести, поскольку, по уверению Грамана, «от морового поветрия те рога имеют силу болшую, у которого человека объявится моровое поветрие, и того рога тотчас принимать с безуем и потеть, и после того моровое поветрие минуется». Но цена показалась царю чрезмерной, и он наказал торговаться, предлагая за два лучших рога соболей, «а будет задорожится, пождав, один купить, что надо»[264].
Поветрие обошло царскую семью. Это обстоятельство еще более упрочило положение Никона: патриарх своевременно увез все царское семейство, что и было поставлено ему в заслугу. Сам Никон «приволокся» в столицу 3 февраля 1655 года. Впечатление от увиденного было очень тяжелым. Более всего архипастыря поразили нетоптанные снега на улицах. «Непрестанно смотря плакал, — сообщал он царю. — Великие пути в малу стезю потлачены, дороги покрыты снеги и некем суть не следимы, разве от пес». Это «разве от пес», кажется, самое страшное в скорбном описании…[265]
Ощущение Никона можно сравнить с тем, что увидели в столице люди, прежде никогда не бывавшие в ней. Сын приехавшего в Москву Антиохийского патриарха Макария, архидиакон Павел Алеппский, рассказывал: Макарий после долгих мытарств, связанных с войной и чумой, въехал в Москву за день до появления Никона. Греки были поражены размерами города. Но «когда мы въехали в город, наши сердца разрывались и мы много плакали при виде большинства дворов, лишенных обитателей, и улиц, наводящих страх своим безлюдьем».
Чума сильно усложнила военные действия. В Москве и в царском стане опасались, что болезнь обрушится на полки. Такое было бы пострашнее нашествия всего польского войска. На смоленском направлении были приняты самые строгие карантинные меры: указано было под страхом смертным «засечь» все дороги и дорожки.
Однако если людей можно было придержать, то как быть со всякими запасами «для приступных промыслов» или с казною? Поветрие потому и поветрие — «в воздушном растворении» кинет болезнь на казенные сундуки, из которых «язвенные деньги» перейдут в карманы служилых людей — вот и несчастный поворот в счастливо начатом деле. Без денег же войну вести было никак нельзя. Пришлось выискивать способы их получения: Алексей Михайлович распорядился деньги «перемывать» и лишь затем раздавать[266].
Охранительные меры дали свои результаты. Поветрие не опрокинулось на царское войско, осложнив лишь его снабжение, а затем, по окончании кампании, — процедуру роспуска полков.
Между тем всему, в том числе и моровому поветрию, приходит конец. 10 февраля, почти следом за Никоном, царь въехал в Москву.
После всех громких побед царский въезд должен был отличаться особой торжественностью. Но чума сильно испортила общую картину. Правда, Алексею Михайловичу не грозило безлюдье — на улицы выгнали всех, кто остался в живых. Однако прежней густоты уже не было. Как символ запустения стояла почерневшая Фроловская (Спасская) башня с испорченными часами и замолкшим голосом столицы — часовым колоколом. Из-за пожара, которого некому было тушить, колокол, проломив своды, упал и разбился. Павел Алеппский не преминул отметить, что царь еще издали, кинув взгляд на обгоревший верх Спасской башни, стал «проливать обильные слезы».
Никон в окружении высшего духовенства встретил царя у ворот Земляного города. Посадские по традиции поднесли государю подарки и хлеб с солью. Затем процессия двинулась к Кремлю. Войско шло по трое в ряд «в ознаменование Святой Троицы». Греков поразил стройный порядок движения войска и пышные знамена с образами Богородицы, Спаса, святых Михаила Архангела, Георгия и Димитрия и двуглавыми орлами — «изображениями печати царя».
О приближении царя к Кремлю «известили» стрельцы, которые, метлами «выметали снег перед царем». Царь шел пешком, с непокрытой головой, беседуя с Никоном. «Всего замечательнее, — продолжает Павел Алеппский, — было вот что: подойдя к нашему монастырю, царь обернулся к обители монахинь, что в честь Божественнаго Вознесения, где находятся гробницы всех княгинь; игуменья со всеми монахинями в это время стояла в ожидании; царь на снегу положил три земных поклона пред иконами, что над монастырскими вратами, и сделал поклон головой монахиням, кои отвечали ему тем же и поднесли икону Вознесения и большой черный хлеб, который несли двое; он его поцеловал и пошел с патриархом в великую церковь, где отслушал вечерню, после чего поднялся в свой дворец»[267].
Впрочем, то, что так поразило Павла, не вызвало никакого удивления среди москвичей. Это для греков, православие которых издавно было стеснено чужеверием завоевателей, а религиозное рвение остужено привычкой к послаблению, подобная демонстрация благочестия оказалась в диковинку. Для русских поведение царя было обычным — обычно благочинным.
Моровое поветрие
МОРОВО́Е ПОВЕ́ТРИЕ (моровая язва, заповетрие) — быстро распространявшаяся массовая эпидем. («прилипчивая», «повальная») болезнь, вызывавшая большую смертность, «мор». До нач. 20 в. выражения М. П., моровая язва нередко употреблялись как синоним чумы, но относились также к холере и др. тяж. эпидем. заболеваниям. До нач. 19 в. шир. использовались в офиц. документах, позднее чаще заменялись терминами «заразительная болезнь», «зараза».
Смотреть что такое «Моровое поветрие» в других словарях:
моровое поветрие — сущ., кол во синонимов: 5 • мор (15) • моровая язва (5) • повальная болезнь (8) … Словарь синонимов
Моровое поветрие — Устар. Эпидемия (обычно чума, холера), вызывающая большую смертность. Мы, современники холеры, не можем вполне представить всех ужасов, которыми сопровождалось моровое поветрие 1654 года (Мельников Печерский. Очерки поповщины). Жена его была… … Фразеологический словарь русского литературного языка
поветрие — См. мор. Словарь русских синонимов и сходных по смыслу выражений. под. ред. Н. Абрамова, М.: Русские словари, 1999. поветрие моровое поветрие, падеж, пагуба, мор, повальное увлечение, повальная болезнь, моровая язва, пандемия, явление, мода,… … Словарь синонимов
ПОВЕТРИЕ — ВЕЯНИЕ И ПОВЕТРИЕ Поворотным этапом в истории значений многих слов является новое остро экспрессивное и образное индивидуальное употребление. Это новое оригинальное применение слова, если оно соответствует общим тенденциям смыслового развития… … История слов
ПОВЕТРИЕ — ПОВЕТРИЕ, поветрия, ср. (разг.). Быстро распространяющаяся эпидемия. Поветрие на корь. Моровое поветрие (губительная эпидемия; устар.). || перен. Явление, ставшее очень распространенным, мода (неод.). Вредное поветрие. Толковый словарь Ушакова. Д … Толковый словарь Ушакова
ПОВЕТРИЕ — ПОВЕТРИЕ, я, ср. 1. Эпидемическая болезнь, эпидемия (устар.). Моровое п. 2. перен. Явление, получившее широкое распространение (неод.). Модное п. Толковый словарь Ожегова. С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. 1949 1992 … Толковый словарь Ожегова
поветрие — я; ср. 1. Неодобр. Увлечение, получившее распространение. Новое музыкальное п. В молодёжной музыке одни поветрия сменяют другие. 2. Устар. Эпидемическая болезнь, эпидемия. Моровое п … Энциклопедический словарь
поветрие — я; ср. 1) неодобр. Увлечение, получившее распространение. Новое музыкальное пове/трие. В молодёжной музыке одни поветрия сменяют другие. 2) устар. Эпидемическая болезнь, эпидемия. Моровое пове/трие … Словарь многих выражений
эпидемия — См. мор. Словарь русских синонимов и сходных по смыслу выражений. под. ред. Н. Абрамова, М.: Русские словари, 1999. эпидемия панзоотия, пандемия, моровая язва, поветрие, моровое поветрие, падеж, повальная болезнь, мор Сло … Словарь синонимов
Шереметев, Василий Борисович — (умер 24 го апреля 1682 года) родился от первого брака Бориса Петровича Шереметева с Екатериной Никитишной, девическая фамилия которой неизвестна, приблизительно в 1622 г. В первый раз Ш. упоминается, уже в чине стольника, при приеме 30 января… … Большая биографическая энциклопедия
Моровое поветрие: откуда на Руси появилась чума
За всю историю человечество переживало несколько эпидемий чумы. В XIV веке болезнь пришла из монгольской пустыни Гоби. Грызуны принесли инфекцию в Китай и Индию. Оттуда чума проникла в Европу. В 1346 году первые случаи болезни уже были зафиксированы в Крыму.
Люди умирали так быстро и в таком количестве, что не хватало ни гробов, ни времени для их захоронения. Зачастую в один гроб укладывали до пяти человек. От болезни не был застрахован никто. Несмотря на то что обеспеченные люди бежали из эпицентров эпидемии и укрывались в монастырях, чума настигала их и там.
Русские князья и чума
Симеон, прозванный Гордым, был старшим из сыновей князя Ивана Калиты. Симеон в разное время являлся Московским и Новгородским князем, а также великим князем Владимирским. Гордым он стал от того, что, по словам летописцев, не терпел неясностей и лжи, а тех, кого уличал в этом, строго наказывал. Симеон известен и свой дипломатичностью, и умением разрешать любые конфликты мирными путями.
Например, Симеон Гордый без боя избавился от нападок Литвы, просто поговорив с татарским ханом, у которого литовский князь Ольгерд просил помощи в военных действиях. За время правления Симеона татары не учинили в княжествах ни одного разграбления. Незадолго до смерти в 1353 году Симеон ушел в Спасо-Преображенский монастырь, где принял монашеский постриг и получил новое имя Созонт. Его третий сын Иван и четвертый Симеон скончались от чумы. В 36 лет Созонт тоже умер от этой же болезни.
Младший брат Симеона Андрей Иванович недолго побыл на престоле и ушел из жизни в том же году в возрасте 26 лет.
За год до этого, в 1352 году, от чумы скончался князь брянский Дмитрий Романович. Правление князя Дмитрия пришлось на трудные времена, когда Литва и Московия расширяли зоны своего влияния. Дмитрию Романовичу пришлось лавировать между ними и Ордой. До сих пор достоверно неизвестно, где именно умер князь. Существуют две версии: либо в то время он находился на территории Польши, где чума свирепствовала уже 2 года, либо в Пскове, так как в Москве эпидемия началась только в 1353 году.
В 1359 году заразился моровой язвой и умер в возрасте 33 лет великий князь Московский и Владимирский Иван II Красный – брат Симеона Гордого. Он являлся вторым сыном Ивана Калиты и занял престол, поскольку ни один из его племянников мужского пола не выжил. Прозвище Красный, по одной из версий, Иван получил за свою красоту. Князь Иван Красный правил в период, когда позиции Москвы ослабли, а Литва, напротив, заняла одну из главенствующих ролей на политической арене.
Всеволод Александрович Холмский был сыном великого тверского князя Александра Михайловича, а после смерти отца стал удельным князем города Холм. Правителем же всех тверских земель стал дядя Всеволода Константин Михайлович. Долгое время Всеволод и Константин враждовали по этому поводу. Когда вся власть перешла к дяде, Всеволод Александрович бежал в Литву. Но через год вернулся и заключил с Константином мир. Вскоре в Твери началась эпидемия чумы. Жена Всеволода Софья скончалась в 1364 году. Вслед за супругой умер и сам князь.
За 400 лет ничего не изменилось? Как в дореволюционной России работал карантин
В XX в. какие только болезни не терзали человечество: холера, чума, оспа… Да чего только не было! Русскую землю не обошла ни одна из перечисленных зараз. Каждая из них чему-то да научила людей. Карантин, дезинфекция, социальная дистанция — со всем этим наши предки познакомились именно благодаря холере и чуме. Да даже фейк-ньюс в каком-то смысле является плодом пандемий. Рассказываем, как в разное время в дореволюционной России справлялись с эпидемиями.
Огненные голосовые сообщения и вымораживающая дезинфекция
Чума 1654–1655 гг. считается одной из первых хорошо задокументированных эпидемий в России. Таковой она оказалась, потому что случай 1654–1655 гг. считается первым, когда в Москве появилась чума. Кстати, чумой европейскую заразу народ тогда не называл — говорили «моровая язва» или «моровое поветрие».
Весной 1654 г. царь Алексей Михайлович выступил с армией в поход на Смоленск против Речи Посполитой. Вместе с ним на войну отправились и другие представители тогдашней власти. Считается, что именно это обстоятельство и спасло Россию от безвластия. Ибо в Москве бы царь наверняка заразился и умер.
Чтобы бороться с болезнью, нужно понимать, как она распространяется. Понимали ли в XVII в. природу чумы? Кто-то догадывался, что можно заразиться не только от больного, но и от его вещей. Кто-то был уверен, что моровое поветрие — не что иное, как кара божья.
Встреча крёстных ходов по случаю морового поветрия 1654 года. 23-е клеймо с иконы «Богоматерь Толгская с клеймами». Фото © Wikipedia
Так или иначе, первым делом было решено закрыть Москву на карантин, чтобы люди не разносили заразу дальше. Хотя с этой мерой опоздали: к тому моменту паникующие москвичи уже разносили чуму по всей центральной части России. На дорогах возводились заставы. Лучший кордон появился на Смоленском направлении. Ведь именно в Смоленске осел царь Алексей Михайлович.
«Научная» парадигма гласила, что чума передаётся по воздуху. Отсюда было решено жечь костры. Считали, видать, что дым очистит воздух. Костры собирались не абы какие, а специальные. Как отмечает историк Игорь Андреев, дым полыни и можжевельника считался лучшим.
Туалетная ингаляция и коктейли из крови. Крупнейшие ошибки людей в борьбе с чумой, испанкой и Эболой
Вернёмся к религиозным предупреждениям. Накануне эпидемии из-за реформ патриарха Никона случился очень болезненный раскол Русской церкви. Так вот по приходу чумы даже самые рьяные сторонники Никона начали задумываться: а всё ли они сделали правильно? Совсем уж сильно испугались люди после полного солнечного затмения 2 августа 1654 г.
Как распространялись сообщения, если царь самоизолировался? На границах со Смоленском устанавливались оборонительные сооружения, около которых жгли костры. Гонцов через заставы не пропускали. Им приходилось громко читать текст, чтобы писец по ту сторону мог зафиксировать послание.
Своего рода дезинфекция тоже проводилась. Но не хлором или спиртом, а огнём, водой и морозом. В огне исчезали одежда и вещи заражённых. В растворе воды и уксуса мыли деньги. А на морозе вымораживали одежду. Судя по всему, об иммунитете в России догадывались уже в XVII в. Иначе как объяснить, что работать с деньгами и одеждой тогда дозволялось только людям, которые «в моровых болезнях были». То есть те, что уже переболели.
Подозревали и о бактериальной природе чумы. Например, перед тем как царя собирались вывозить из Смоленска, по дороге в Калязин провезли труп умершей от моровой язвы женщины. Так военным было велено завалить дорогу дровами, сжечь их, а уголь с землёй потом вывезти подальше.
Ближе к зиме 1654 г. чума стала отступать. Банально из-за воздействия холода на патоген. В феврале 1655 г. царь Алексей Михайлович вернулся в Москву.
Чумовые решения Екатерины II
Спустя более чем 100 лет чума вернулась на Русскую землю. Точнее вспышки чумы возникали и между этими датами, но небольшие. Однако в 1771 г. болезнь всё же вышла из-под контроля. В отличие от случая в XVII в., весной 1770 г. люди хорошо понимали, как чума попала в Российскую империю — с фронтов Русско-турецкой войны. Но эта информация не мотивировала императрицу Екатерину II действовать решительно и быстро.
Только в конце августа начались какие-то карантинные меры. Например, на некоторых дорогах было велено установить кордоны. Гонцов и почтальонов по прибытии в пункт назначения закрывали в изоляторе. Но только на три часа… А после отпускали. Вспомнили тогда и про бесполезное окуривание помещений можжевеловым дымом.
При этом вплоть до декабря свозить пленных турков в крупные города не запрещалось. Попы продолжали ходить по домам и отпевать умерших от чумы. Императрице докладывали, что принятых мер достаточно. Но уже весной 1771 г. в Москве начали валиться с ног работники фабрик, что больно било по экономике.
Москву закрыли. Люди начали вспоминать о карантинных мерах из прошлого. Говорили друг с другом либо на большом расстоянии, либо через огонь. Деньги, как и прежде, начали мыть уксусом. Собираться большими группами тоже запретили. Екатерина II велела заменить балы увеселениями на открытом воздухе: прогулками, катаниями на качелях и т.д.
Но было поздно. К лету 1771 г. москвичи умирали по несколько сотен в день. Трупы не успевали вывозить. Они сутками могли лежать и в домах, и на улицах.
— У полиции не хватало ни людей, ни транспорта для вывоза больных и умерших, так что нередко трупы по три-четыре дня лежали в домах, — писал тогда врач Иван Яковлевич Лерхе.
Талидомидовая трагедия 60 лет назад. Ошибка фармацевтов сделала инвалидами тысячи детей
Тогда для работы с телами власти привлекли бывших каторжников, которые облачались в мортусы, промасленные робы с отверстиями для глаз и рта. Они работали жёстко. Врывались в дома и крюками вытаскивали трупы, расталкивая рыдающую и протестующую толпу. Некоторые люди в мортусах умудрялись мародёрствовать. Но только некоторые. Потому что полиция жестоко пресекала такого рода деятельность — расстреливали на месте.
К осени стало только хуже. В сентябре 1771 г. в Москве случился Чумной бунт. Народ прознал, что Боголюбская икона Божией Матери исцеляет. И начал толпами собираться у Варварских ворот Китай-города. Желая предотвратить распространение чумы, архиепископ Амвросий запретил собрания у святыни. В ответ люди взбунтовались: разграбили два монастыря, убили Амвросия и принялись громить дома богачей и больницы. Бунт был жестоко подавлен.
Убийство архиепископа Амвросия, гравюра Шарля Мишеля Жоффруа, 1845 год. Фото © Wikipedia
Спас ситуацию генерал Григорий Орлов. Он прибыл в Москву сразу после бунта. Будучи фаворитом Екатерины II, он обладал большой властью. Добиться же расположения императрицы Орлову помог в том числе и большой ум. В общем, он действовал быстро и правильно.
Прибыв в Москву, генерал первым делом снял Спасский набатный колокол — больше он не собирал народ на площади. Потом Орлов дал карт-бланш врачам. Они рекомендовали строить больше больниц — и больницы строились. Велено было поднять зарплату медикам — и зарплаты поднялись.
В декабре 1771 г. появился указ, запрещающий хоронить людей у церквей во всех городах империи — только за их чертой. Григорий Григорьевич Орлов проследил, чтобы указ был исполнен в Москве. Так появились кладбища Пятницкое, Ваганьковское, Даниловское и не только.
Но самое главное, что случилось при Орлове: больных чумой перестали штрафовать за нарушение карантина. И, наоборот, стали платить людям за самоизоляцию. Мужчинам платили по 15 копеек в день, а женщинам — по 10. Женатых людей по выписке награждали 10 рублями. Холостым платили по пятаку. Огромные по тем временам деньги.
К началу 1772 г. чуму в Москве ещё не победили, но поставки продовольствия уже возобновились. Вернулись к работе и государственные службы.
Как петербуржцы охотились за холерными отравителями-поляками
Николай I во время холерного бунта на Сенной площади. Фото © Wikipedia
Уже в XIX в. Россию накрыла холера. Болезнь снова пришла из армии. После завершения Русско-турецкой войны, в 1828–1829 гг., солдаты отправились по домам. Уже в 1830 г. начали появляться сообщения о вспышках холеры. Первым пострадал Южный Урал. К февралю было зафиксировано 3500 случаев болезни с 865 летальными исходами.
Правительство снова медлило. Только к сентябрю 1830 г., когда болезнь добралась до Москвы, император Николай I принялся действовать. Причём действовать чрезвычайно жёстко. Кордоны были возведены на территории многих трактов Центральной России. В том числе и торговых. Тех, кто лез через заставы, приказано было расстреливать. Народ радикальных мер не понял — начались восстания.
Как и за что на Руси и в средневековой Европе наказывали женщин
Дабы не допустить повторения Чумного бунта, император Николай I направляется в Москву вслед за холерой. Он почти сразу распорядился закрыть рынки. Купцы, было дело, уж возмущаться стали: разорить государь нас удумал! Но император нашёл, чем умаслить торгашей: выделил из бюджета деньги для поддержания бизнеса.
До Питера, тогдашней столицы, зараза добралась только в апреле 1831 г.! Но силу набрала эпидемия только к лету. Люди каждый день заражались тысячами, а умирали сотнями. Усугубляло положение столицы Польское восстание.
Напуганные люди искали причину возникновения холеры и начали видеть её в фейковых новостях. По городу расходились слухи о том, что, дескать, поляки по ночам прокрадываются на огороды и посыпают овощи ядом. Расправившись с грядками, вымышленные поляки шли в дома и подсыпали отраву в бочки с водой! Вскоре фантастические диверсанты и вовсе начали скрытую войну: приплывали на кораблях и ссыпали в Неву тонны мышьяка!
А вскоре появился официальный указ, рекомендовавший людям пользоваться в качестве антисептика уксусом и хлориновой известью. И тем и другим средством люди протирали руки и ноздри. Так вот, взвинченные простолюдины к тому времени настолько возненавидели поляков, что начали хватать и избивать на улице каждого, кто додумался достать уксус или порошок на улице. Били и не отпускали до тех пор, пока мнимый отравитель не выпивал или не съедал «антисептик» на глазах у разгневанной толпы.
Невероятная история. Малоизвестные факты из прошлого
Темнокожий растлитель или король поп-музыки? Определите, кем был на самом деле Майкл Джексон — тест
29 августа 2020, 10:00
Горит и не показывает. Как чуть не рухнула Останкинская телебашня после пожара — фотогалерея
27 августа 2020, 14:30
Талидомидовая трагедия 60 лет назад. Ошибка фармацевтов сделала инвалидами тысячи детей
19 августа 2020, 14:00
Но большой бунт всё же случился. Не в Москве, а в Санкт-Петербурге. Не чумной, а холерный. Пика народное волнение достигло 22 июня 1831 г. Толпа на Сенной площади ворвалась в холерную больницу и начала её громить. Двери выносились, врачи выкидывались из окон, лекарства уничтожались.
Спас ситуацию Николай I. Он, как в кино, ворвался в толпу на упряжке, произнёс пафосную речь и убедил народ разойтись. В частности, император заявил, что именно по его решению в Питер свезли иностранных врачей и именно он рекомендовал использовать вышеупомянутые средства. В тот же день правитель выступил с речью ещё в нескольких неспокойных районах Санкт-Петербурга. Каждый раз император не забывал упомянуть, что накануне текущих событий он распрощался со старшим братом, который умер от холеры, проболев меньше суток.
Как ни странно, речи Николая I возымел эффект. Люди прислушались, и динамика заболеваемости пошла на спад. Осенью 1831 г. холера в столице закончилась.