Что такое несбывшееся грин
Что такое несбывшееся грин
Врагу можно простить всё, но Другу …
У каждого человека-не часто, не искуственно, но самой сабой, и только в день очень хороший, среди других очень хороших дней-наступает потребность оглянуться, даже побыть тем, каким был когда-то.
-Что такое гнев отца?
-Да, гнев отца выглядт неважно. Чудовище, каких мало. У него четыре руки и четыре ноги. Здорово бегает. Глаза косые. Неприятная личность. Жуткое существо.
1) Море и любовь не терпят педантов.
2) Она умела и любила читать, но и в книге читала преимущественно между строк, как жила.
3) Мы любим сказки, но не верим в них.
4) … В маленьком мальчике постепенно укладывалось огромное море
5) Я понял одну простую истину; она состоит в том что бы делать чудеса своими руками.
6) Она, приговаривая что-то про себя, разгладила его спутанные седые волосы, поцеловала в усы и, заткнув мохнатые отцовские уши своими маленькими тоненькими пальцами, сказала: Ну в…
… показать весь текст …
Смерть единственное Несбывшееся, которое всегда сбывается.
Рано или поздно, под старость или в расцвете лет, Несбывшееся зовет нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов. Тогда, очнувшись среди своего мира, тягостно спохватясь и дорожа каждым днем, всматриваемся мы в жизнь, всем существом стараясь разглядеть, не начинает ли сбываться Несбывшееся.
А я бы хотела в такой город.
Нет более бестолкового и чудесного порта, чем Лисс, кроме, разумеется, Зурбагана. Интернациональный, разноязычный город определенно напоминает бродягу, решившего наконец погрузиться в дебри оседлости. Дома рассажены как попало среди неясных намеков на улицы, но улиц, в прямом смысле слова, не могло быть в Лиссе уже потому, что город возник на обрывках скал и холмов, соединенных лестницами, мостами и винтообразными узенькими тропинками. Все это завалено сплошной густой тропической зеленью, в веер…
… показать весь текст …
Кто сказал « А», тот скажет « Б», если его не мучить.
«Бегущая по волнам», 1928 год
Никогда не бойся ошибаться — ни увлечений, ни разочарований бояться не надо. Разочарование есть плата за что-то прежде полученное, может быть несоразмерная иногда, но будь щедр. Бойся лишь обобщать разочарование и не окрашивай им все остальное. Тогда ты приобретешь силу сопротивляться злу жизни и правильно оценишь ее хорошие стороны.
Мысль летит, а слова идут шагом. В этом вся драма писателя.
… Если Душа человека жаждет чуда… Сделай ему это чудо… Новая Душа будет у него… И новая у тебя…
Жизнь знает не время, а дела и события.
Надо верить тому, кого любишь, — нет высшего доказательства любви.
(капитан Грей. «Алые Паруса»)
Если человек жаждет чуда, сделай для него это чудо!
Новая душа будет у него и новая у тебя…
— Что, милая? — сказал он. — Беззащитно сердце человеческое?!
А защищенное — оно лишено света, и мало в нем горячих углей,
не хватит даже чтобы согреть руки.
.
День отвратителен, не стоит говорить о нем; поговорим лучше о ночи. Все, кто встает рано, любуясь восходом солнца, заслуживают снисхождения, не больше; глупцы, они меняют на сомнительное золото дня настоящий черный алмаз ночи.
Александр Степанович Грин «Наследство Пик-Мика»
Потребность необычайного — может быть, самая сильная после сна, голода и любви.
Что такое несбывшееся грин
В статье рассматривается система средств лингвистической репрезентации концеп — та «Несбывшееся», одного из ключевых не только в романе А. Грина «Бегущая по вол — нам», но и в его творчестве в целом. Семантический анализ внутренней формы имени концепта дополняется результатами исследования системы метафорических предика — тов, представляющих синтагматическое развертывание концепта, а пропозициональная структура концепта проецируется на фабулу и систему персонажей романа.
Ключевые слова: концепт; концептосфера; понятийное ядро; образные и прагма — тические компоненты семантики концепта; пропозиция; фрейм; «сценарий»; мотив.
а значимость концепта «Несбывшееся» в творчестве А. С. Грина об — ратили внимание уже литературоведы. Так, по мнению В. Е. Ковского, Несбывшееся приобретает значение пересозданной действительности [3: с. 133], И. К. Дунаевская полагает, что «образ Несбывшегося — одно из наи — более ёмких воплощений этико-эстетического идеала Грина» [2: с. 132]. В тексте романа «Бегущая по волнам» этот концепт получает детальное лингвистическое развертывание и приобретает статус индивидуально-авторского. Н. Н. Грин от- мечает, что образ Несбывшегося возник у А. Грина после одного из разговоров о старости: «… многие люди доживают до глубокой старости, ни разу не получив того, что утолило бы их душу. Так их душа, выглянув в мир, и увядает, не рас- цветя. Другие же на своем пути на всё бросаются жадно, непрерывно ошибаются и тоже неудовлетворенные, неутолённые уходят из жизни». Через несколько дней Грин написал для романа «Бегущая по волнам» вступительный фрагмент о Не — сбывшемся, сказав о состоявшемся разговоре, что он «сконцентрировал все давно лежавшие в глубине сознания мысли о Несбывшемся» [1: c. 72–73].
Интуитивно оцениваемые как справедливые, суждения литературоведов, тем не менее, не отменяют потребности в переводе гриновского «Несбывше — гося» из области метафорических догадок в область аргументированной се — мантической определенности. Для этого требуется анализ средств его лингви- стической репрезентации.
Понятийная составляющая концепта выражена прежде всего внутренней формой его имени (с учётом её парадигматических, деривационных и син — тагматических связей), а его образная и ценностная (прагматическая) состав — ляющие проявляются в сочетаемости имени концепта в узких и широких кон- текстах романа. Значимость образной составляющей обусловлена не только
тем, что концепт получает лингвистическую репрезентацию именно в худо — жественном тексте, но и установкой автора, который употребляет имя концеп — та в сочетании с лексемой «образ» («образ Несбывшегося»).
Противоречивый онтологический статус Несбывшегося проявляется уже в морфемной структуре имени концепта. Бытийная семантика корня «-бы-» от — меняется префиксом с отрицательным значением «не-», и совокупная семантика двух морфем означает небытие. Но словообразовательная «память» слова учи — тывает также и значение префикса «с-». «Сбыть» — «продать», «избавиться», то есть прекратить бытие в определенном пространстве; «сбыться», соответствен — но, — «пойти на убыль». Совокупная семантика двух приставок приобретает зна — чение двойного отрицания: Несбывшееся — то, чего не было, но что не избыло себя. Предикат бытийности требует определенности относительно одного из воз — можных миров — пространства бытия. «Сбыться» — значит перейти онтологи — ческую границу между виртуальным (желаемым, должным, возможным) и тем самым утратить до-бытийную и до-событийную форму, прекратить бытие в ка — честве идеального феномена. Отсюда противоположный онтологический статус Несбывшегося — как не имеющего места в реальной действительности, но об — ладающего предикатом виртуального бытия, а потому допускающего переход он — тологической границы. Предикаты бытия / небытия характеризуют несбывшее — ся относительно разных денотативных пространств, но в один и тот же момент времени. Сбывшееся утрачивает аксиологическую значимость, несбывшееся ее сохраняет.
Деривационно «несбывшееся» противопоставлено не только «сбывшему — ся» (преодолевшему границу между ирреальным и реальным), но и «несбыточ — ному» (не допускающему преодоления границы), а также «несбывающемуся» и «несбывавшемуся» (с ними связано представление о проницаемости границы, которая, однако, не имела прецедентов в продолженном настоящем). Очевид — на модальная градация от узуального к генерализованному коммуникативно — речевому регистру: несбывавшееся (до момента речи) — несбывающееся (ре — гулярно) — несбыточное (никогда вообще). «Несбывшееся» не содержит сем повторяемости или вневременности, но сохраняет зависимость оценки поло — жения дел от субъекта наблюдения и от его временнóй координаты. Оппози- ция «несбывшегося» и «небывалого» обусловлена пресуппозицией ожидае — мого воплощения первого и противоречащего чувственному опыту, а потому неожиданного появления второго. Первое предполагает переход в реальность, но реальным не становится; второе, наоборот, изначально не предполагается, но обретает статус реального бытия и воспринимается как чудо, но и как вопло — щение чистой сущности («истинно-небывалое» в романе «Блистающий мир»).
«Сбываться» («осуществляться, исполняться», «случаться, происхо-
дить» [4: Т. 4, с. 36]) означает переход из области духа в область материальной фор — мы, из сферы возможного в сферу сущего. При этом не обязательно происходит совпадение сущности и явления формы: сущее не обязательно есть сущностное. Несбывшееся — некий идеал, эталон по отношению к сущему, оно сохраняет
свою связь с бесконечным и вневременным миром возможностей. Несбывшееся воспринимается сразу в двух модальных перспективах и обладает одновременно предикатом небытия в реальном мире и бытия в мире возможностей.
Очевидная субъективно-модальная отмеченность Несбывшегося прояв — ляется в синтагматике имени: сбыться / не сбыться можно только относительно чьих-то ожиданий, по отношению к кому-то (сочетаемость с атрибутом при- надлежности). Оно всегда предполагает такую точку зрения, которой открыты обе перспективы — ирреального и реального. При этом несбывшееся не обяза — тельно обладает перцептивной определенностью для того лица, которого оно непосредственно касается (отсюда в романе мотив уяснения образа своего Не- сбывшегося). Степень определенности того, что может сбыться или не сбыться, различна; чаще образ возможного и его коррелят в реальном мире связаны мета- форическими отношениями (ср.: «сны», «надежды», «пророчество»). Субъект, констатирующий, что нечто сбылось или не сбылось, не обязательно совпадает с субъектом порождения представления о том, чтó может сбыться.
«Поведение» Несбывшегося не подлежит контролю. Нечто сбывается не в ре — зультате усилий субъекта мнения, а как игра случая. Об этом свидетельствует ана — лиз залоговой семантики имени концепта. Сочетаемость лексемы «сбываться» с именными группами, выполняющими в пропозициональной структуре функ — цию субъекта, показывает, что содержание Несбывшегося не является результатом рациональной деятельности субъекта (сбываются или не сбываются «сны», «опа — сения», «мечты», «надежды», «предчувствия», «пророчества» — но не «планы»,
«проекты» и т. п.). Словарь синонимов включает глагол «сбыться» в ряд глаголов с постфиксом — ся: осуществиться, исполниться, реализоваться, воплотиться в жизнь (или в действительность), претвориться в жизнь (или в действитель — ность) [4: Т. 4, с. 336]. Однако, в отличие от других членов синонимического ряда, глаголы «сбыться / сбываться» не имеют залоговых вариантов; эти преди — каты могут быть использованы только в двухкомпонентной пропозициональной структуре с актантом-субъектом (ср.: кто-то осуществляет что-либо — что-либо осуществлено кем-либо — что-либо осуществляется кем-либо). Сбывающееся совершает качественное изменение в силу внутренней готовности, но не в ре — зультате акциональной активности субъекта. Невозможна сочетаемость прича — стия «несбывшееся» со словами, обозначающими результат волеизъявления или проспективной деятельности («совет», «просьба», «приказ», «план»), потому что в этом случае предполагается субъект осуществления чужой или своей воли, а само осуществление перестает быть игрой случая. Поэтому очевиден модаль — ный парадокс в строках А. Блока: «несбывшееся — воплотить». Заметим, что кон — цепт «Несбывшееся» допускает как положительное, так и отрицательное содер — жание — ср.: «мечта», «надежда» — «предостережение», «опасение», при этом воплотить можно только то, что обладает положительной коннотацией.
Семантика совершенного вида и форма прошедшего времени причастия
«несбывшееся» определяют особенности моделирования действительности в аспекте категории времени: факт несбывшегося всегда устанавливается ре — троспективно относительно момента речи; тем самым отмечается его онтоло-
л и Н г в и с т и к а 39
гическая неустойчивость — возможность изменения статуса (стать сбывшим — ся или воплощённым) в перспективе.
Переходя из причастия в субстантив (особенно в сочетании с атрибутом принадлежности: моё Несбывшееся), имя концепта приобретает обобщающее значение: его денотатом становится не только и не столько некая конкретная ситуация, имеющая отношение к личной сфере субъекта, но и вся область чьего-либо потенциального бытия.
Фреймовая структура концепта может быть реализована в нескольких частных «сценариях», которые в художественном произведении могут стать основой мотива, например: 1) содержание Несбывшегося неясно субъекту мнения, а потому с его стороны требуется угадывание (мотив прояснения об — раза Несбывшегося); 2) виртуальный образ не имеет соответствия в реаль — ной действительности (мотив неудовлетворенности действительностью);
3) событие реального мира, с точки зрения субъекта оценки, не коррелирует с его виртуальным образом (мотив несбывшихся ожиданий, романтическая ирония, обнаруживающая конфликт между желаемым и его воплощением);
4) виртуальный образ утратил возможность иметь соответствие в реальной действительности (мотив недостижимого идеала); 5) виртуальный образ со — хранил свою ценность, и субъект мнения полагает, что он может иметь вопло- щение благодаря субъективным усилиям (мотив претворения мечты в жизнь);
6) виртуальный образ утратил ценность для субъекта оценки и потому не со — держит проекции в будущее (мотив отказа от мечты).
В романе А. Грина «Бегущая по волнам» прежде всего обращает на себя внимание сочетание имени концепта «Несбывшееся» с предикатом принад- лежности («своё Несбывшееся»): несбывшееся мыслится как входящее толь — ко в мир конкретного субъекта и предполагает отграниченность персональ — ных сфер. При этом уникальность субъективного содержания концепта и его надличностный характер подчеркнуты выбором написания имени концепта с прописной буквы. Концептуализацию Несбывшегося («уяснение образа») автор доверяет автобиографическому герою-рассказчику (Томасу Гарвею), а способом достижения этого становится вербализация концепта по мере
40 ВеСТНиК МГПУ ■ Серия «ФиЛОЛОГиЧеСКОе ОБрАЗОВАНие»
соединения жизненного опыта с самопознанием. В то же время перспектива абсолютной ясности Несбывшегося представлена как форма его умертвления:
«Через несколько столетних переходов желания человека достигнут отчет — ливости художественного синтеза. Желание избегнет муки смотреть на об — разы своего мира сквозь неясное, слабо озаренное полотно нервной смуты. Оно станет отчетливо, как насекомое в янтаре».
Индивидуально-авторская часть концептуальной семантики проявляется в выборе синонимичного имени концепта: в эпиграфе Несбывшееся метафо — рически обозначается именем «Дезирада» (производное от франц. «desir» —
‘желать’: область желаний): «О Дезирада, как мало мы обрадовались тебе, когда из моря выросли твои склоны». Внутренняя форма новой номинации актуализирует в Несбывшемся модальное значение желательности (не опа- сения или предостережения), ассоциативно связывая поиски Гарвеем его Не- сбывшегося и его встречу с девушкой по имени Дэзи.
Метафора «Несбывшееся — остров» детализируется за счёт компонентов лексического значения «остров» и дополнительных предикатов. Несбывшее — ся — это включённый в широкое безграничное пространство океана и в то же время отграниченный, замкнутый, трудноразличимый и труднодоступный локус: его склоны «поросли манцениловыми лесами», его берега «высоки и туманны», оно появляется внезапно («из моря выросли твои склоны»), обнаруживает себя и при этом остается неузнанным («мы плывем мимо … берегов Несбывшегося»).
Будучи непосредственно связанным с человеком, являясь выражением
его скрытого потенциала и непостижимой сущности, Несбывшееся антропо — морфно («…прощальной рукой Несбывшегося», «Несбывшееся зовёт нас») и связано с человеком прочной связью («оно было … так неотвязно»). Оно вне человека, далеко от него и в то же время близко к нему («Не нужно ли теперь
л и Н г в и с т и к а 41
только протянуть руку, чтобы схватить и удержать его слабо мелькаю — щие черты?»). Оно находится как бы за невидимой преградой, поэтому звуки, которыми оно обнаруживает себя, невнятны («глухой шум Несбывшегося»), хотя может проявляться с отчетливостью внятно произнесенной, но вырван — ной из контекста синтагмы, воспринимаемой как загадка и подсказка в одно и то же время, причём слышит эти слова только субъект Несбывшегося (слова
«Бегущая по волнам», которые Гарвей слышал во время карточной игры). Не — сбывшееся находится у горизонта, совпадает с положением солнца, поэтому знаками его являются не только слова, звуки, но и свет: «Несбывшееся скры — валось среди гор, и я должен был принять в расчёт все дороги в направлении этой стороны горизонта. Мне следовало ловить все намёки, пользоваться каждым лучом среди туч и лесов»).
Метафорически актуализируется связь Несбывшегося с пространством духовного мира: оно обитает «в пустынях и лесах сердца, в небесах мыслей». Поэтому оно нуждается в эмоциональном и рациональном приближении к нему, в узнавании и понимании, но может остаться неразгаданным («… уяснял сущ- ность и тип своего Несбывшегося», «Не ясен ли его образ?», «понял свое Не- сбывшееся»). Открывающееся не прямо, а через косвенные знаки, Несбывшее — ся многолико, любое его частное конкретное воплощение не равно целому: «Да, неоднократно повторялся обман, принимая вид жеста, слова, лица, пейзажа, замысла, сновидения и надежды, и, как закон, оставлял по себе тлен»; остается
«воспоминание многих подобных случаев, о которых следовало сказать, что их понастоящему не было»; «Невидимая рука чертила странные письмена, понять значение которых было нельзя, как в музыке, когда она говорит таин- ственными словами, хотя их прикладной смысл утерян».
Оппозиция внешнего знака и сущности несбывшегося реализуется в мета — форе названий кораблей — «волнующих знаков Несбывшегося»: «Сидней», «Лон — дон», «Амстердам», «Тулон» для Гарвея означают вовсе не реальные географи — ческие точки, а «другой “Тулон” и вовсе не тот “Сидней”, какие существовали действительно; надписи золотых букв хранили неоткрытую истину».
Несбывшееся производно от желаний человека, но и сами желания, и их во — площение появляются в силу внутреннего закона, а не по субъективному произ — волу: «Несбывшееся, которому я протянул руки, могло восстать только само, иначе я не узнал бы его и, действуя по примерному образцу, рисковал наверняка создать бездушные декорации». Оно проявляется постепенно («не начинает ли сбываться Несбывшееся?»), требует от человека терпения, поэтому, в сущности, уяснение несбывшегося и обнаружение его корреляции в реальном мире — это и есть бытие личности, переход от потенциального «я» к «я» реальному. Слиш — ком сильные и определенные желания не приближают к Несбывшемуся, а уводят от него: «я узнавал свои желания постепенно и часто не замечал их, тем самым упустив время вырвать корни этих опасных растений. Они разрослись и скры — ли меня под своей тенистой листвой». Но не ставшее желанным, не освоенное субъектом, оно тоже гибнет, превращается в «ржавчину… Несбывшегося».
42 ВеСТНиК МГПУ ■ Серия «ФиЛОЛОГиЧеСКОе ОБрАЗОВАНие»
Прагматическая составляющая концепта выступает в его индивидуально — авторском, гриновском варианте: чувство Несбывшегося не только заставляет человека испытывать экзистенциальную тоску, постоянно вглядываться в себя и в окружающий мир («Среди уродливых отражений жизненного закона и его тяжбы с духом моим я искал, сам долго не подозревая того, — внезап — ное отчетливое создание…»). Оно обладает особой «повелительной силой», подобной власти механизма («её стальное движение»). Его «властная рука» толкает человека на бесконечный поиск, ставит между бытом и Бытием, и он, откликаясь на зов Несбывшегося («рано или поздно, под старость или в рас — цвете лет, Несбывшееся зовет нас»), поняв его, «покоряется ему», «повину — ется силе более повелительной, чем страсть или мания». Итогом может стать совпадение реального бытия человека с его сущностью («Филатр, нашедший своё Несбывшееся»).
Инвариантная фреймовая структура концепта коррелирует с фабулой ро — мана, реализуясь в вариантах отношений разных персонажей с их Несбыв — шимся, друг с другом и с миром. Вехами на пути Гарвея к его Несбывшемуся становятся случайно услышанная фраза «Бегущая по волнам», превращаю — щаяся в лейтмотив романа и являющаяся то названием корабля, то прозванием легендарной Фрези Грант, то названием произведения искусства, то метони — мической или метафорической характеристикой реальной девушки (Биче — Дэзи); «подсказку» и стимулы в игре света на стенах комнаты, именах героинь (Биче, Фрези, Дэзи), карнавальных костюмах, корабле-игрушке и др. Способ движения Гарвея к Несбывшемуся — это не столько конкретные действия, сколько созерцание или самоанализ, пребывание в пограничном состоянии сна или дремоты, размышление. Проекция пропозициональной структу — ры концепта «Несбывшееся» на фабульный и персонажный уровни романа обнаруживает его дополнительные образные корреляты: море, луна, Фрези Грант и её чудесный остров, Дэзи, дом-корабль, обращенный к морю, который построен Гарвеем для Дэзи. Противоположными по своему отношению к Не — сбывшемуся являются Гарвей, занятый уяснением несбывшегося и движе — нием к нему, и Гез (осознав своё Несбывшееся как несбыточное, он приходит к смерти, представленной одновременно как убийство и самоубийство). Про — тивопоставлены и Гарвей и Биче: герой постоянно чувствует неуловимость Несбывшегося и отсутствие прямого пути к нему, а героиня, которую отличает прагматическая определенность, отказывается считать Несбывшееся катего — рией своего бытия. Если Гарвей, Филатр и Дэзи в конце романа, откликаясь на зов Фрези, обращаются в сторону моря, то Биче стремится к берегу («го — ворящим» становится её имя, которое ассоциируется не только с дантовской Беатриче, но и с английским beach; недаром уже в начале романа она сходит на берег и кажется «дочерью начальника всех гаваней мира» и может без ли — нейки провести прямую линию).
Антонимом Несбывшегося в концептосфере романа становится Происхо — дящее (также написанное с прописной буквы). Область Несбывшегося не вы — текает из обиходной жизни, а параллельна ей: человек постигает свое Не-
л и Н г в и с т и к а 43
сбывшееся, «изумлённый явлением, которое, так очевидно, не имело никакой связи с Происходящим»; однако именно в Происходящем открываются знаки Несбывшегося.
Концепт «Несбывшееся» соединяет А. Грина с парадигмой не только романтизма и неоромантизма, но и модернизма (прежде всего символизма), взаимодействуя с концептами мечты, идеала, романтической иронии и др. Поиски героем Грина своего Несбывшегося — это путь в «страну стран», куда направлены «бушприты всех кораблей», то есть это поиск самого себя в мире и адекватности внешнего мира миру внутреннему. На этом пути ак — циональная деятельность постоянно взаимодействует с аксиональной, поэто — му движение начинается с «остановки внутри себя», дающей возможность
«прислушаться к затаенному ходу психических часов». При этом для Грина более важным является не воплощение Несбывшегося, а вера человека в его существование и попытка через поиск своего Несбывшегося глубже понять самого себя.
Материал взят из: Вестник МГПУ Серия «Филологическое образование» № 1 (4)
Что такое несбывшееся грин
Подтекст темы Несбывшегося в «Бегущей по волнам» не сразу обнаруживается: смысл его в том, что Несбывшееся (к вящему удивлению читателя!) так и остается несбывшимся. Мы уже называли ряд произведений Грина, посвященных изображению осуществленной мечты. Чтобы добиться успеха, герой их должен был только очень захотеть чего-то, загореться мечтой. И тогда создавалось среди непролазных лесов «прелестное человеческое гнездо», выдуманное бездельником Консейлем («Сердце пустыни»), а несчастный бродяга своим трудом обращал издевательское обещание шутника-миллионера в реальность («Зеленая лампа»). «Бегущая по волнам» и «Дорога никуда», при всей разности их сюжетов и тональности, рассказывают о мечте неосуществленной. Грин даже находит для нее общий в обоих романах поэтический образ — «таинственный и чудесный олень вечной охоты» (5, 7) в «Дороге никуда» материализован в талисмане, подаренном Давенанту дочерями Футроза.
Неосуществимость мечты Гарвея прямо связана с характером его поисков. Нужно считать Грина плоским проповедником банальных истин, чтобы думать, будто герой его обрел Несбывшееся в уютном маленьком домике, построенном для Дэзи по его собственному проекту. Когда Гарвей мечется по свету, он ищет не приключений, а человека, соответствующего его представлениям о Прекрасном. Казалось бы, он и находит в Дэзи свой идеал. Однако это не совсем верно.
Образ Биче Сениэль не имеет ничего общего ни с расчетливыми мещанками типа Элды, ни с инфернальными женщинами вроде Руны Бегуэм. Биче и Дэзи — как бы две стороны одного, не существующего в природе, идеального типа, гармонически сочетающего интеллектуальность с ясной простотой духовного облика, твердую определенность характера с чуткой восприимчивостью, трезвость с поэтичностью, сдержанность с экспансивностью, самостоятельность с уступчивостью. Многие качества Биче бесконечно дороги герою — «ее мудрая простота и тонкая внимательность», «чувство собственного достоинства», ум и такт, ее одаренность, бескорыстие и бескомпромиссность.
Общество Биче «приподнимает». Рассказывая о встрече с ней, доктор Филатр, уму и тонкости которого мы можем полностью довериться, говорит Гарвею: «Я расстался под живым впечатлением ее личности — впечатлением неприкосновенности и приветливости» (5, 181). Беда лишь в одном: Гарвей и Биче видят вещи разными глазами: девушке, живущей в «ясном саду своего душевного мира» (5, 168), непонятны метания и фантазии героя, его раздвоенность, его особость, не укладывающаяся в «отчетливое представление» Биче «о людях и положениях» (5, 154). По сравнению с Гарвеем Биче слепа, но отнюдь не так, как Стеббс по сравнению с Друдом. Герой, а вместе с ним и автор признают «внутреннее расстояние» между Гарвеем и Биче «взаимно законным» и лишь сожалеют о несовпадении двух мировоззрений, двух устойчивых психологических состояний.
В этой расстановке смысловых акцентов концепция Грина достигает, пожалуй, высшей степени зрелости и утрачивает свою односторонность. Но такая зрелость предопределяет и грустно-задумчивый финал «охоты» Гарвея на чудесного оленя.
Образ Дэзи наиболее полно воплотил то, что искал Грин в женщине. Он явился конечным звеном в длинной цепи образов подобного рода (Гелли в «Ста верстах по реке» — Тави в «Блистающем мире» — Молли в «Золотой цепи» и т. д.). Перед нами женщина прелестная, поэтическая, обладающая неброской красотой, сочетающая замечательную жизненную стойкость с детской непосредственностью и мудрой наивностью представлений. Она способна верно пройти плечом к плечу с героем через все превратности и испытания его судьбы. Однако где-то недалеко всегда находится Биче, недосягаемая для Гарвея прежде всего потому, что его внутренний мир не устраивает’ ее. И Фрези Грант торопится уже куда-то к новым встречам и новым людям, на бегу вопрошая героев, «не скучно ли им на темной дороге» (5, 182).
«Бегущая по волнам» разворачивает перед читателем систему идей и образов, по существу своему чуждых приключенческому жанру. На фоне всеобщего праздника «исходят ядом и золотом, болью и смехом, желанием и проклятием» человеческие сердца (5, 163). Не сбывшееся никому не дается в руки, и лишь талантливый скульптор сумел запечатлеть его, воплотив в мраморе этот скользящий, неверный, сказочный образ. Сюжет произведения, пронизанный карнавальным действием, сам оказывается карна-136 вальным, выдающим себя не за то, что он есть. Немудрено, что постановщики фильма по роману «. запутались в сложном, многослойном сюжете» ( Глазами Александра Грина (интервью с П. Любимовым).— «Советский экран», 1966, № 13, стр., 8—9 ).
Благополучная развязка в приключенческой литературе обычно весьма плоска — наказание зла носит не должный, а скорее должностной характер, поскольку вершитель добра одновременно является и блюстителем закона. В «моралистичности» подобной литературы психологизм вязнет и гибнет, конфликт интересен по по этическому своему содержанию, а чисто ситуативно. Вывод Сартра, сделавшего любопытные наблюдения над этим жанром («преступление и добродетель здесь. равно вне закона; убийца и защитник правосудия, равно свободные и независимые, объясняются в ночи ударами ножа» *’), почти совпадает с гриновской оценкой. В «Телеграфисте из Медянского бора» длинный фантастический роман, «полный приключений и ужасов», характеризуется так: «Тянулась бесконечная интрига злодеев с добродетельными людьми, где, не взирая на усилия автора, преступники и убийцы выходили почему-то живее и интереснее самых добрых и самых благородных людей. Впрочем, все они действовали с одинаковой жестокостью по отношению друг к другу, не давая спуска ни правому, ни виноватому» ( Жан-Поль Сартр. Слова.—«Новый мир», 1964, № 11, стр. 100. г- А. С. Грин. Рассказы, т. 1. СПб., «Земля», 1910, стр. 101—102 ).
Творчество Грина развивалось в постоянной полемике со многими книжными увлечениями юности, сходством с которыми Грин подчас лишь талантливо мистифицировал читателя. Элемент жанровой пародийности пронизывает многие его вещи, а иногда и становится в них главным («Табу», «Из памятной книжки сыщика», «Три похождения Эхмы», «Охота, на хулигана» и др.). Время «зрелости суровой» неизбежно должно было отделить в художественных пристрастиях писателя Эдгара По от Л. Буссенара, Киплинга — от Жаколио. Неразборчивость сменялась требовательностью.
Не говорить о признаках авантюрного жанра в творчестве Грина, конечно, нельзя, но говорить следует, постоянно помня, что жанр этот преобразован писателем, поднят им до уровня большой литературы. Этот процесс преобразования жанра был в свое время проницательно подмечен Я. Фридом: «Под пером Грина приключенческий роман и новелла входят в нашу «большую», а не бульварную, литературу, где раньше места для них не было» ( «Новый мир», 1926, N5 1, стр. 187 ).
Авантюрный сюжет используется в творчестве Грина по тем самым причинам, которые блестяще сформулированы М. Бахтиным применительно к Достоевскому: «Сюжетность социально-психологического, бытового, семейного и биографического романа связывает героя с героем не как человека с человеком. Герой приобщается сюжету. в конкретном и непроницаемом облачении своего класса или сословия, своего семейного положения, своего возраста, своих жизненно-биографических целей. Его человечность (разрядка автора.— В. К.) настолько конкретизирована и специфизирована его жизненным местом, что сама по себе лишена определяющего влияния на сюжетные отношения. Авантюрный сюжет, напротив, именно одежда, облегающая героя, одежда, которую он может менять, сколько ему угодно. Авантюрный сюжет опирается не на то, что есть герой и какое место он занимает в жизни, а скорее на то, что он не есть и что с точки зрения всякой уже наличной действительности не предрешено и неожиданно. Авантюрный сюжет не опирается на наличные и устойчивые положения — семейные, социальные, биографические, он развивается вопреки им. Авантюрное положение — такое положение, в котором может очутиться всякий человек, как человек» ( М. Бахтин. Проблемы поэтики Достоевского. М., «Советский писатель», 1963, стр. 138—139 ). В то же время именно по отношению к творчеству Достоевского мысль Бахтина кажется нам спорной — вряд ли можно говорить об оторванности героев писателя от конкретной социальной и бытовой среды. Причины авантюрного действия в произведениях Достоевского кроются, вероятно, в представлениях о том новом типе человеческих взаимоотношений, который грядет с буржуазным строем, в исторически и психологически обусловленной невозможности для героев Достоевского действия иного рода.
Что же касается Грина, то в данном случае главной предпосылкой авантюрного сюжета действительно является стремление к всечеловечности, очищенной от каких бы то ни было признаков конкретной реальности, ибо и историческая эпоха, и даже самый характер гриновских персонажей могли бы, казалось, породить прямо противоположный эффект.