какие товары были необходимы кочевникам
Хозяйство средневековых кочевников
Главным занятием части древних тюрок, тюргешей, огузов, карлуков и кимаков, кыпчаков, казахов было кочевое скотоводство. Скотоводы регулярно совершали длительные переходы по сезонным пастбищам. Пути кочевок, вырабатывавшиеся веками, пролегали через известные броды рек, удобные перевалы гор, пастбища с обильным кормом и хорошими водопоями. Предполагалось знание состояния травяного покрова в том или ином районе в соответствующее время года. Устойчивые маршруты изменялись только под влиянием крупных экономических или политических обстоятельств.
Некоторые группы кимаков на зимовку прикочевывали в степи между Уралом и Эмбой, а летовку проводили в Прииртышье. Какая-то часть огузов зимовала в низовьях Сырдарьи, а летовала в прикаспийских степях. Ал-Бируни сообщает о передвижениях огузов поздней осенью к границам Хорезма и упоминает о других их группах, кочевавших близ оз. Манкур, в стране кимаков в предгорьях Улутау.
У огузов были повозки с установленными на них кибитками, типичные для кочевников, перемещавшиеся по степным просторам на большие расстояния.
Средневековые авторы отмечают, что тюргеши, кимаки, огузы и карлуки разводили лошадей, овец, коз, коров, быков, верблюдов.
Важнейшую роль в их хозяйстве играло овцеводство. «Жир употребляли вместо растительного масла, сало — для освещения». Баранина, доставлявшаяся из страны огузов в Хорасан и Мавераннахр, считалась тогда лучшей. Ибн ал-Факих пишет, что тюркские бараны «очень крупные и у них большие хвосты, волочащиеся по земле». Вероятно, разводились также стада каракульской породы овец. Так, ибн Хаукаль сообщает, что в Туркестане имеются овцы, от которых получают красивые смушки. Особо ценились шкурки ягнят черного, красного и темно-красного цветов.
В кочевом хозяйстве важное место занимало коневодство. Благодаря выносливости лошадей могли осваиваться отдаленные пастбища. Кони использовались на войне и в облавной охоте. Говоря словами ал-Джахиза, «тюрк сидел на спине лошади больше, чем на поверхности земли». Ибн Фадлан и Гардизи сообщают о громадных табунах лошадей, разводившихся огузами и кимаками в X в. Тюркские лошади были хорошо приспособлены к местным природным условиям и круглогодичному содержанию на пастбище, они давали молоко и мясо. Кочевые тюркские племена предпочитали конину говядине и баранине, а из кобыльего молока изготовляли напиток — кумыс.
Разводились две породы лошадей — невысокие, с массивной головой, толстой и короткой шеей, и рослые верховые кони, с небольшой головой и тонкими ногами. Тамим ибн Бахр, отметивший у царя кимаков и его войска лошадей «с тонкими копытами», по всей вероятности, имел в виду скаковых лошадей.
Кочевые огузы, карлуки и в меньшей мере кимаки занимались и верблюдоводством. Огузы, судя по источникам, разводили крупных двугорбых верблюдов. Ибн Фадлан, путешествовавший на таких верблюдах, именует их тюркскими.
В некоторых источниках упоминается о разведении карлуками, огузами и кимаками коров и быков. Вероятно, крупный рогатый скот, в основном, содержали полуоседлые группы. Быки использовались кочевниками также для упряжек.
Мясо и молоко употребляли в пищу, шерсть использовали для изготовления войлока, шерстяной одежды, ковров и других изделий. Животноводческая продукция шла не только для удовлетворения внутренних потребностей, но и на продажу в соседние земледельческие области.
Одним из источников существования у тюргешей, огузов, кимаков и карлуков служила охота. В IX в. ал-Йакуби писал, что кочевые тюрки «больше всего едят дичь». Интересное описание способов охоты тюрок имеется у Джахиза. По его словам, они любят охотиться и даже во время набегов промышляют дичь, охотятся верхом; они необычайно выносливы на охоте, особенно в преследовании джейранов и куланов.
Наряду с индивидуальной охотой организовывались и облавные; они, кроме хозяйственных целей, имели и военное значение, являясь своеобразными военными учениями.
Среди кимаков, огузов и карлуков имелись охотники на пушных зверей — лисиц, куниц, бобров. Кимаки охотились также на соболей, горностаев и крупных хищных зверей: тигров, барсов.
Отдельные группы огузов, кимаков и карлуков, главным образом, малоимущие, занимались рыбной ловлей на Сырдарье, Иртыше и других реках. В «Диван лугат ат-турк» и арабо-кыпчакских глоссариях приведена кимако-кыпчакская терминология рыболовных орудий труда: аргак — крючок, аг — сеть, ужан (улук) — маленькая лодка, кеми (караб) — большая лодка. Сведения письменных источников подтверждаются археологическими материалами из Прииртышья. В могильниках VIII — IX вв. найдены бронзовые изображения рыб.
Среди тюргешей, карлуков, огузов и кимаков имелись компактные группы полуоседлого и оседлого населения. Характеризуя тюркские племена, ал-Идриси пишет: «Люди кочевые… Однако они обрабатывают землю, сеют и жнут». В IX-X вв. часть обедневших скотоводов переходила к земледелию и, соответственно, усиливались экономические связи кочевников с населением оседлоземледельческой полосы, особенно в результате расширения торгового обмена.
Область, где проживали карлуки, по сведениям автора «Худуд ал-алам», была наиболее заселенной и самой богатой среди территорий, принадлежавших тюркам, в ней было много городов и оседлых селений.
Источники свидетельствуют о значительных группах оседлых земледельцев и горожан среди огузов. «Города огузов — многочисленны, — отмечает ал-Идриси, — они тянутся друг за другом на север и восток». Абу Дулаф свидетельствует, что в огузском городе-ставке имелись постройки из камня, дерева и камыша; Масуди констатирует, что огузы Приаралья разделялись на кочевых и оседлых. В низовьях Сырдарьи огузам принадлежали города Янгикент, Дженд, Джувара. Согласно «Худуд ал-алам», Бируни и Махмуд Кашгари, огузы имели оседлые поселения также на среднем течении Сырдарьи: Карнак, Сюткент, Фараб, Сыгнак и Сауран, их основными жителями были ятуки (жатаки). По определению Махмуда Кашгари, «вид огузов, который живет в их городах, не переезжает в другие места и не воюет, называется ятук, то есть заброшенные, ленивцы».
Археологические изыскания в бассейне среднего и нижнего течения Сырдарьи установили остатки многочисленных раннесредневековых поселений со своеобразной концентрической планировкой и расположенных рядом орошавшихся каналами земельных угодий.
Оседлые поселения у кимаков отмечены многими арабо-персидскими авторами. Тамим ибн Бахр, видевший хакана кимаков с войском, рассказывает, что около его ставки имеются селения и возделанные земли. В «Худуд ал-алам» раздел о кимаках начинается со слов «рассуждение о стране кимаков и их городах», а затем упоминается Имакия (по другим источникам Кимакия) — летняя резиденция хакана и селение Жубин.
Наибольшую информацию о городской жизни кимаков содержат сочинения ал-Идриси. Ссылаясь на книгу кимакского царевича Джанаха ибн Хакана ал-Кимаки, он говорит о 16 городах кимаков по берегам озер, рек, в неприступных горных районах и в местах разработок полезных ископаемых. Многие из них находились на торговых трассах. Кимакские города были хорошо укреплены. Упоминаются в источниках замки-крепости, расположенные в горах, у основания которых рылись рвы, заполнявшиеся водой. В Центральном Казахстане обнаружены городища, стены которых сложены из кирпича-сырца, дерна. Здесь же открыто много древних остатков поселений, оросительных каналов.
Рис. 5.17. Вооружение кочевников Казахстана и Средней Азии в XIII—XIV вв.
Полуоседлые и оседлые группы тюргешей, карлуков, огузов и кимаков, занимались земледелием, сеяли, главным образом, просо. Абу Дулаф свидетельствует, что карлуки и кимаки употребляли в пищу горох, бобы и ячмень. Ал- Идриси сообщает, что у кимаков есть районы с плодородными землями, где сеют пшеницу и ячмень; говорит о выращивании ими такой трудоемкой земледельческой культуры, как рис, что возможно лишь на поливных землях.
О традиционном возделывании этих культур позволяют судить термины, употреблявшиеся огузскими и кимако-кыпчакскими племенами для их обозначения и сохранившиеся в толковых словарях. Все они тюркского происхождения: экин — посев, бугдай — пшеница, тару (тарыг) — просо, арпа — ячмень, тутарган — рис, мерджамак — чечевица.
Земледельческое хозяйство тюргешей, карлуков, огузов и кимаков было натуральным и обеспечивало нужды собственного потребления. Сведений о продаже или обмене ими своей земледельческой продукции нет. Напротив, в источниках сообщается о ввозе зерна и хлеба в центры оседлых и полуоседлых групп, например, в резиденцию огузских джабгу, город Янгикент.
Таким образом, у кимаков, огузов и карлуков существовало несколько различных хозяйственно-культурных типов, связанных с преобладанием кочевого или полукочевого скотоводства, наличием земледельческого хозяйства при полуоседлом скотоводстве или промысловой охоте и рыболовстве.
Города карлуков, огузов и кимаков сложились и росли как политические и экономические центры на основе синтеза хозяйственно-культурных традиций.
Самой развитой формой домашних промыслов и ремесла у тюргешей огузов, кимаков и карлуков были обработка и переработка животноводческой продукции и сырья. Кожа шла на изготовление одежды различных видов обуви, посуды, колчанов, налучников, конской сбруи, мешков; войлоком покрывали юрты, из него же делали одежду. Ал-Йакуби отмечает, что «тюрки — самый искусный народ в изготовлении войлока, потому что из него их одежда». Для одежды использовались также шкуры диких животных и меха пушных зверей.
В быту широко применялись деревянные изделия — седла, посуда, лодки, части юрты.
В принадлежавших тюргешам, карлукам, огузам и кимакам поселениях было налажено гончарное производство. Кроме того, на территории их обитания добывалось железо, серебро, золото, медь и драгоценные камни. «Из железа тамошние мастера,— писал ал-Идриси об огузах и кимаках,— делают изделия необычайной красоты». Из золота и серебра изготавливали предметы роскоши и украшения. По сведениям ал-Идриси, царь кимаков носил одежду, шитую золотом, и золотую корону. Он описал технологию плавки золота у кимаков: «По обычаю (кимаки) золото собирают и моют в воде, промывая его, затем смешивают крупицы золота с ртутью и сплавляют смесь в коровьем помете. И таким путем собирают значительное количество золота».
Основным занятием населения Казахстана в XIII — XV вв. оставалось, как и в предшествующие века, кочевое скотоводство. Кочевники разводили овец, лошадей, верблюдов, в отдельных районах — и крупный рогатый скот. Население занималось и земледелием (богарным и поливным), а также рыболовством и охотой. Лошадь являлась основным средством передвижения во время перекочевок и военных походов. Овцеводство было распространено повсеместно. Кроме основного продукта питания — мяса, оно давало кожи, шкуры и шерсть, применявшуюся для изготовления одежды, постельных принадлежностей, ковров, войлочных изделий. Домашние ремесла по обработке животноводческого сырья удовлетворяли потребности кочевников в предметах одежды и быта. Мастера изготовляли более сложные предметы — конскую сбрую, металлические украшения, военное снаряжение (мечи, копья, луки, стрелы), арбы, детали юрты.
Соотношение типов скотоводства — кочевого, полукочевого и оседлого — менялось в зависимости от экологических условий, политических событий, миграций племен и народов. В связи с этим изменялись маршруты кочевок, сложившиеся в соответствии с естественно-географическими условиями и историческими традициями. В силу традиций кочевые роды и племена Ак Орды и Ханства Абулхаира переходили на зиму из кочевий в отдельных районах Восточного Дешт-и Кыпчака в долины Сырдарьи и ее притоков, в предгорья Каратау и Приаралья. Традиционные маршруты кочевий ногайских скотоводов (от зимних стоянок в устье Волги и на северо-восточном побережье Каспийского моря до летних — вверх по Волге, Уралу, Эмбе) в соответствии с политической обстановкой сдвигались в сторону Приаралья и низовий Сырдарьи на востоке, вдоль побережья Каспийского моря на юге к Кумской низменности на западе. В Семиречье маршруты кочевий были более короткими. Источники называют наиболее известные из пастбищных угодий: жайлау Улуг Жулдуз и Кишик Жулдуз в бассейне р. Или, пастбища равнины Абиш между Чарыном и Чиликом.
В XIV—XV вв. произошли изменения в хозяйстве населения Юго-Восточного Казахстана. Длительное господство монгольских ханов и феодалов к концу XIV в. уничтожило оседло-земледельческую и городскую культуру в Семиречье. Кочевое скотоводство превратилось в главную отрасль хозяйства местного населения. Следы земледельческой жизни еще сохранились в XIV—XV вв. в Западном Семиречье, в долинах Чу и Таласа. В то же время письменные источники сообщают о строительстве в XV в. новых поселений, караван-сараев, крепостей. Борьба за оседло-земледельческие районы и города вызывала междоусобные войны.
Жизненные интересы населения кочевых районов Семиречья, необходимость сбыта продуктов скотоводства и приобретения предметов городского ремесленного производства и земледельческой продукции ориентировали его на экономические связи с населением земледельческих областей Южного Казахстана и Средней Азии.
Торговый взаимообмен скотоводов степных районов Восточного Дешт-и Кыпчака и Семиречья с земледельческим и городским населением Южного Казахстана и Средней Азии положительно воздействовал на рост городского и земледельческого хозяйства на юге и скотоводческого — в степи.
Выгодное положение региона Южного Казахстана на стыке оседло-земледельческого мира с кочевой степью, на перекрестке магистральных торговых путей сделали его центром хозяйственно-культурных, экономических контактов соседствующих народов. Они способствовали заимствованию кочевниками и земледельцами друг у друга элементов материальной культуры, быта, хозяйственных навыков, социальных норм, форм государственной организации, военного искусства, вели к культурному обмену. Через города шло распространение среди степной аристократии мусульманской культуры, письменности, книжного образования.
В XV—XVII вв. у части казахов сохранялось кочевое и полукочевое скотоводство. В основном разводили овец, лошадей, верблюдов, а крупный рогатый скот, главным образом, в местах оседлого хозяйства.
В Казахском ханстве, как и в прежних государствах на территории Казахстана, существовали маршруты и годичные циклы кочевания со сменой сезонных пастбищ (коктеу, жайляу, куздеу, кыстау). При этом каждый род, который состоял из десятков, а нередко и сотен аулов, традиционно кочевал в пределах определенной географической зоны. Выбор мест кочевий зависел не только от традиций и хозяйственных нужд, но и от политических условий в ханстве.
В Казахском ханстве были развиты также оседлое и полуоседлое земледелие и городская культура.
Постоянная связь кочевого хозяйства населения степных районов и районов оседлого земледелия и городского хозяйства была неотъемлемой чертой экономической жизни казахского общества.
Оседание казахов-кочевников интенсивнее происходило в зоне присырдарьинских оазисов и юго-западной части Семиречья (по сравнению с другими районами государства). В городах часто жили ханы со своим двором и войском.
В XV—XVIII вв. развивалась и самобытная культура казахского народа. В ней органически были восприняты культурные ценности предшествующих племен и народов, живших на территории Казахстана. Архитектурные комплексы Сыгнака и Саурана, Ясы и Отрара, мавзолей Джаныбека и Касыма в Сарайчике, Казангапа в районе Улутау, мазары на Мангышлаке, в низовьях Сырдарьи и в предгорьях Каратау отличались своеобразием, строгостью и выразительностью архитектурных форм.
Изделия домашних промыслов и прикладного искусства: тонко орнаментированные предметы конского снаряжения, юрты, искусно выделанные предметы убранства и домашнего обихода (ковры, кошмы, вышивки, циновки, посуда), нарядная женская одежда и украшения — все это свидетельствует о высоком уровне своеобразной материальной культуры народа.
Для Казахстана всегда было характерно взаимодействие скотоводов и земледельцев, степи и города.
Эти взаимодействия были многообразны: политические, экономические, культурные, этнические.
«Непроходимой границы» между земледельцами и скотоводами не было и в массе последних всегда имелись потенциальные группы населения, которые при определенных условиях и стечении обстоятельств переходили на оседлый образ жизни. Были и обратные процессы, но в целом при всех локальных и хронологических изменениях тенденция к расширению зоны оседлости, земледелия и урбанизации всегда имела место.
Археологическое изучение городской культуры позволило выявить новый материал, систематизировать его и рассмотреть целый ряд вопросов, в том числе и аспект развития городской культуры во взаимодействии с кочевой культурой.
В эпоху древнетюркских государств при Караханидах, а затем в эпоху Ак Орды, Могулистана, Казахского ханства происходит разграничение территории кочевания, стабилизуются маршруты кочевий, закрепляются постоянные зимовки и летовки, развивается земледелие, происходит переход к оседлости отдельных родовых подразделений. Складывается государственный бюрократический аппарат, формируется общий язык и письменность, развиваются торговые и дипломатические связи. В этих условиях происходит формирование городов как административных ставок, так и центров ремесла, торговли, культуры.
Культурологический аспект взаимодействия характеризуется такими явлениями, как заимствование, подражание, интеграция. Так, к примеру, оседлое население заимствовало у кочевого типы вооружения, украшений, посуды из драгоценных металлов. Однако оседлое население не шло по пути слепого копирования, а привносило в эти изделия свои специфические элементы.
Но «передав» престижные предметы, связанные с воинской аристократической средой средневекового общества, кочевники могли полностью удовлетворить свои запросы в этих изделиях только при наличии развитого городского ремесла. Таким образом, спрос кочевников, скотоводов стимулировал развитие городского ремесла, а древнетюркские каганы и казахские ханы были заинтересованы в строительстве городов. В то же время переходящее к оседлой жизни скотоводческое население перенимало у оседлого населения традиции строительного дела, а тюркская знать приглашала для возведения дворцовых комплексов и их украшения строителей из числа оседлого населения.
Касаясь взаимодействий в сфере материальной культуры, невозможно обойти вопрос об этнических процессах. Взаимодействия в этническом плане характеризовались двумя видами миграций: перемещением больших групп населения — «великое переселение народов», согдийская колонизация и тюркские завоевания, монгольское нашествие и микромиграциями, когда переселялись небольшие группы населения — проповедники, торговцы.
Эти переселения сопровождались интенсивными этногенетическими процессами, которые одновременно носили объединительный характер.
Основы жизнеобеспечения кочевого скотоводства
Переход к кочевому скотоводству и, тем самым, к кочевому образу жизни стал единственно возможным способом решения острейших проблем. Важнейшей из них было природно-климатическоие изменения. В середине II тыс. до н. э. началось опустынивание казахстанских степей. В новых климатических условиях продолжение прежних методов хозяйствования стало невозможным. Так постепенно, начиная с раннего железного века, скотоводы переходили к кочевому образу жизни.
Кочевничество – исторически сформировавшаяся хозяйственно-культурная общественная система. Собственностью считался скот, а земля была собственностью общества. Из-за увеличения поголовья скота людям приходилось часто менять пастбища. В результате этого появилась кочевое скотоводство. В кочевых племенах разводили овец и лошадей. Они могли круглый год находиться на подножном корму, способны тебеневать – добывать из-под снега корм. Лошади ценились особо. На них ездили верхом, пили молоко, ели мясо, использовали как транспорт. Изобретение металлических удил позволило увеличить поголовье лошадей. Лошадь давала преимущество в ведении хозяйства. Громоздкие предметы из керамики, стекла, металла заменялись предметами, изготовленными из более мягких и легких материалов – кожи, кошмы, дерева. Богатая разнотравная степь постепенно превращалась в безводную, песчаную равнину, где росли колючки и кусты.
Причин возникновения кочевого скотоводства в Казахстане было несколько:
В отличие от охотников и собирателей, кочевники сами производили продукцию. В поголовье преобладали овцы и лошади, численность коров была небольшая. В пустынных районах Западного Казахстана большую роль играли верблюды. На севере страны, где растительность была намного богаче, коров держали больше. Для юга страны характерно преобладание овец. В некоторых горных местностях развивался отгонный тип хозяйства.
Юрта кочевников является очень простым и удобным жилищем. Она собирается и разбирается за очень короткое время – примерно за час. Юрта состоит из двух основных компонентов: кошмы для покрытия деревянного каркаса. Материалом для кошмы служит овечья шерсть. Деревянный каркас делится на три части: кереге – основа юрты, решетчатая стенка. Кереге поддерживается через уыки – специальные жерди. Купольное навершие юрты шанырак имеет круглую или конусообразную форму. Четыре-пять таких жилищ составляли аул. Рядом была кошара – место для загона скота на ночь. Чуть вдали от поселения располагалось родовое кладбище. В центре любого жилища, юрты или саманного дома находился очаг. Скотоводы соблюдали веками выработанную скотоводческую культуру, перекочевывая с летовки – жайлау на свою – кыстау. Они тщательно выбирали время года и место, которые могли бы обеспечить имеющиеся стада травой и водой. Весенние пастбища коктеу обычно располагались на сопках и возвышенностях. Летом скот перегонялся на жайляу – место летней пастьбы скота. Обычно места для него выбирались на окраинах и рубежах степи. Кочевание имело свои особенности в различных регионах. В Западном и Центральном Казахстане сформировалось чистое кочевание. В Восточном Казахстане, по отрогам гор Алтая и Тянь-Шаня, В Жетысу получило распространение полукочевое скотоводство. В Южном Казахстане по берегам рек Сырдарья, Шу, Келес развивалось оседлое земледельческое хозяйство. Осенью скотоводы уходили на осеннее пастбища – кузеу.
Г. Е. Марков. Скотоводческое хозяйство и кочевничество. Дефиниции и терминология.
Другие статьи этой дискуссии:
(Советская этнография, 1981, №4, стр. 86-94)
Что касается терминологии скотоводства и кочевничества, то здесь дело обстоит особенно неблагополучно. Достаточно сказать, что отсутствуют общепринятая классификация типов и видов скотоводства и соответствующие дефиниции. Неодинаково понимаются и обозначаются одни и те же виды и формы хозяйственной и социальной жизни скотоводов. Большая часть терминов трактуется авторами различно, и одним термином обозначают разные явления.
В исторической и этнографической литературе скотоводство не сводится обычно к разведению крупного рогатого скота как отрасли животноводства, а понимается в качестве самостоятельной формы
Следуя за этой традицией, необходимо установить соотношение животноводства и скотоводства с хозяйственно-культурной классификацией.
Представляется, что термин «животноводство» охватывает нее формы содержания животных, включая разведение крупного и мелкого рогатого скота и транспортных животных (скотоводство), оленеводство и звероводство. Вследствие этого на основе животноводческого хозяйства существуют многие хозяйственно-культурные типы.
Сложнее обстоит дело с дефиницией понятия «скотоводство» из-за многообразия форм скотоводческого хозяйства. Многие из них исследованы недостаточно, и их изучение продолжается. К тому же отдельные типы скотоводства сильно отличаются друг от друга, и в зависимости от этого наблюдаются принципиальные различия в социальных структурах.
По-видимому, скотоводством следует называть вид хозяйственной деятельности, основанной главным образом на более и менее экстенсивном разведении животных и либо целиком определяющей характер хозяйственно-культурного типа, либо составляющей один из важнейших его признаков.
Кочевое скотоводство
Хозяйственную основу кочевого скотоводства (кочевничества) образует экстенсивное пастбищное скотоводство, при котором разведение животных представляет главный вид занятий населения и доставляет основную часть средств существования.
В литературе обычно указывается, что в зависимости от природных условий, политической ситуации и ряда других обстоятельств кочевое скотоводство может бытовать в двух видах: собственно кочевом и полукочевом. Но никаких принципиальных различий между этими видами хозяйства не существует, и на их основе складываются одинаковые социально-экономические отношения, социальные и племенные структуры. Отсутствуют универсальные признаки, по которым можно различать собственно кочевое («чистые» кочевники) и полукочевое хозяйство во всех областях распространения кочевничества. Различия между ними относительны и выявляются только в каждом отдельном, территориально ограниченном регионе. Таким образом, «полукочевое хозяйство» представляет лишь один из подтипом кочевничества.
В самом общем виде можно сказать, что при собственно кочевом скотоводстве пастбищное хозяйство ведется в подвижной форме, и амплитуда кочевания значительна для данных условий. Примитивное мотыжное земледелие при этом или вовсе отсутствует, что встречается, впрочем, в исключительных случаях, или играет сравнительно небольшую роль в общем хозяйственном комплексе. Однако разведение животных никогда не составляло единственного занятия кочевников, и в зависимости от исторических условий, природной среды и политической обстановки средства существования доставляли также охота, военный промысел, сопровождение караванов, торговля.
В качестве примера «чистых» кочевников, не занимавшихся в прошлом земледелием, можно назвать бедуинов-верблюдоводов Центральной Аравии, некоторые группы казахов. Подавляющая же часть кочевников занималась в тех или иных размерах примитивным мотыжным земледелием.
Полукочевой подтип кочевнического хозяйства также основывается на экстенсивном пастбищном скотоводстве и, как уже говорилось, в принципе мало отличается от кочевого. Несколько меньше его подвижность. Большее место в хозяйстве занимают разного рода вспомогательные виды деятельности, прежде всего земледелие.
Амплитуда кочевания не может рассматриваться как решающий признак при отнесении той или иной разновидности скотоводческого хозяйства к кочевому или полукочевому подтипу. Дальность перекочевок — явление относительное, оно не представляет собой универсального критерия и специфично для определенных природных условий, политической ситуации.
В такой же мере в разных областях и в разные эпохи различалось распространение земледелия у кочевников и полукочевников. Некоторую разницу удается обнаружить между кочевниками и полукочевниками в видах и породах их скота. У кочевников обычно больше транспортных животных, чем у полукочевников. На юге в пустынях особое значение для кочевников имеет верблюдоводство, на севере — коневодство, как следствие тебеневочной (зимней, подснежной) системы выпаса скота. В новое время коневодство приобретает товарное значение.
У полукочевников и кочевников степей распространено разведение главным образом мелкого рогатого скота, а также транспортных животных.
Наконец, встречаются утверждения, будто полукочевое хозяйство — лишь переходный этап от кочевания к оседлости. В столь генерализованном виде эта точка зрения противоречит фактам. Полукочевое хозяйство существовало в определенных условиях наряду с кочевым в течение всей истории кочевничества, т. е. около 3 тыс. лет. Известно немало примеров, когда кочевники, минуя стадию полукочевничества, непосредственно переходили к оседлости, как, например, часть казахов и бедуинов в первые два десятилетия нашего века. И только в отдельных областях по мере интенсивного разложения кочевничества с конца XIX в. наблюдался как частное явление переход кочевников сначала к полукочевому, а затем к полуоседлому и оседлому образу жизни.
Из сказанного видно, что кочевой и полукочевой подтипы скотоводческого кочевнического хозяйства составляют основу одного хозяйственно-культурного типа кочевых скотоводов.
Необходимо подчеркнуть, что многие признаки кочевого и особенно полукочевого хозяйства характерны не только для кочевничества, но и для других типов скотоводства. Из этого следует, что выделить кочевое скотоводство как самостоятельный хозяйственно-культурный тип, а также, по выражению К. Маркса, способ производства [11] только по облику хозяйственной деятельности довольно трудно. Кочевничество — значительное историческое явление, сущность которого заключается не про. сто в способе ведения хозяйства, а прежде всего в наличии специфического комплекса социально-экономических отношений, племенной общественной организации, политической структуры.
Как уже отмечалось, главным способом добывания жизненных благ в условиях кочевничества является экстенсивное пастбищное скотоводство с сезонными перекочевками. Образ жизни кочевников характеризовался чередованием войн и периодов относительного затишья. Кочевничество сложилось в ходе очередного крупного разделения труда. На экстенсивной хозяйственной базе возникли своеобразные социальная структура, общественная организация, институты власти.
В связи с важностью проблемы необходимо пояснить, что понимается здесь под «экстенсивностью» хозяйства и своеобразием социальной организации.
Экстенсивностью характеризуется экономика обществ, добывающих средства существования посредством присваивающего или примитивного производящего хозяйства. Так, хозяйство охотников, рыболовов и собирателей развивается только вширь, количественно. Качественные изменения следуют лишь вследствие смены хозяйственного базиса — при переходе к земледелию и иным отраслям интенсивной экономики. Соответственно обстоит дело и с социальными отношениями. Происходящие в них количественные изменения не приводят в обществах с присваивающей экономикой к сложению развитых классовых отношений и государства.
Выше отмечалось, что определение кочевого скотоводства как специфического социально-экономического явления основывается не только на характере хозяйственной деятельности, а в еще большей степени на особенностях социальной структуры и племенной общественной организации.
Первобытные отношения разложились у кочевников уже в ходе их выделения из среды прочих варваров, и сформировались общества, дифференцированные в имущественном и социальном отношениях. Развитые же классовые отношения у кочевников не могли сложиться, так как их возникновение было неизбежно связано с переходом к интенсивным занятиям, оседлости, т. е. с распадом кочевого общества.
Экстенсивность экономики вела к застойности социальных отношений. Вместе с тем на всех этапах истории кочевники находились в многообразных, более или менее тесных контактах с оседлыми народами, что сказывалось на формах социальной и политической структуры.
При всем многообразии взаимоотношений кочевников и оседлых земледельцев их можно свести к четырем главным видам: а) интенсивные разносторонние взаимоотношения с оседлыми соседями; б) относительная изоляция кочевников, в условиях которой их связи с оседлыми земледельцами имели спорадический характер; в) подчинение кочевниками земледельческих народов; г) подчинение кочевников земледельческими народами.
Во всех четырех видах взаимоотношений социальная организация кочевников оказывалась довольно устойчивой, если скотоводы попадали в сферу влияния или взаимосвязь с обществом не достигшим капиталистического уровня развития.
Иначе обстояло дело, когда на кочевников оказывали воздействие общества с развитыми капиталистическими отношениями. Тогда значительно усиливалось имущественное и социальное расслоение, что приводило к складыванию развитых классовых отношений и разложению кочевничества.
В связи с рассмотренными дефинициями необходимо остановиться на некоторых аспектах социальной терминологии.
Однако как предводители кочевников, так и рядовые скотоводы понимали содержание этой социальной терминологии совершенно иначе, чем оседлые земледельцы, а именно в привычном для себя военно-демократическом или патриархальном смысле. Это обстоятельство заставляет очень осторожно относиться к интерпретациям общественного строя кочевников на основе их социальной терминологии, заимствованной ими у земледельческих народов. То же надо сказать и о сообщениях древних и средневековых источников о «царях», «королях», «князьях» и пр. у кочевников. Эти источники подходили к оценкам кочевых скотоводов и их общественных порядков со своими мерками, с позиций привычных и понятных им социальных отношений в земледельческих государствах.
Господствующий слой кочевников состоял в принципе из четырех социальных групп: военных предводителей разного рода, старейшин, духовенства, богатейших владельцев стад.
Рассматриваемый вопрос распадается на две самостоятельные проблемы:
Что касается первой проблемы, то создать единую терминологию для кочевой организации в целом, очевидно, невозможно, так как ее структура различна у всех кочевых народов, хотя существо ее и одинаково.
Между формой и содержанием этой структуры есть противоречие, формально в ее основе лежит генеалогический патриархальный принцип, согласно которому каждая кочевая группа и объединение рассматриваются как следствие разрастания первичной семьи. Но в действительности развитие кочевой общественной организации происходило исторически, и за исключением самых мелких кочевых групп кровное родство отсутствовало.
Генеалогическое «родство» и вымышленное представление о «единстве происхождения» выступали как идеологические формы осознания реально существовавших военно-политических, хозяйственных, этнических и других связей.
Следствием отмеченного противоречия было то, что устные и письменные генеалогии племенной структуры не совпадали с реальной номенклатурой общественной организации.
Что касается второй проблемы — терминов, то немалая их часть неудачна. Они либо связаны с характеристикой обществ, стоящих на уровне первобытнообщинного развития, либо неопределенны. Зачастую одним термином обозначают самые различные элементы общественной организации или, наоборот, к сходным ячейкам общественной структуры применяются разные термины.
Наиболее неудачными терминами, употребляемыми в связи с общественной организацией кочевников, являются «род», «родо-племенная организация», «родо-племенной строй», «родо-племениые отношения». Нередко эти термины как бы фетишизируются, и в обозначаемых ими явлениях пытаются найти (и порой «находят») пережитки первобытнообщинного строя.
Обычно неудачны попытки введения в качестве терминов русских переводов местных названий, например «кость» (алтайское «сеок» и др.), понятных на языке народа, но бессмысленных в переводе.
Во многих случаях целесообразно употребление без перевода терминов, используемых самими кочевниками, что лучше передает специфику их содержания (например, туркменское «тире», представляется более удачным, чем такое универсальное, но близкое понятие, как «племенное подразделение»).
Высшую форму общественной организации кочевников составляет «народ» (ср. тюркское «халк»), как более или менее сложившаяся этническая общность, народность.
Так называемые «кочевые империи» являлись временными и эфемерными военными объединениями, не имели собственной социально-экономической балы и существовали лишь до тех пор, пока продолжалась военная экспансия кочевников.
«Кочевой народ» далеко не всегда представлял собой единый этносоциальный организм, и отдельные его части бывали чаще всего разобщены территориально, экономически и политически.
«Кочевой народ» составляют племена, обладающие обычно этническим самоназванием, спецификой этнического состава, культурных черт, диалектальными особенностями. Только в отдельных случаях племена выступают как единое целое, что зависело главным образом от политической ситуации.
Племена включают, в свою очередь, крупные и мелкие племенные подразделения, составляющие племенную иерархическую структуру. Эта структура различна у разных «народов», племен, а часто и у соседних племенных подразделений.
Рассмотренная модель племенной структуры лишь приблизительна и не исчерпывает всего разнообразия общественной организации у разных народов и племен. Она более или менее соответствует структуре племенной организации монголов, туркмен, арабов и некоторых других кочевых народов. Но уже система казахских жузов в эту схему не укладывается, так как представляет собой пережиточную политическую структуру.
При анализе общественной структуры кочевников следует строго различать ее элементы, связанные с генеалогически-племенной, хозяйственной, военной, политической и прочими организациями. Только такой подход позволяет выявить существо общественных связей и характер общественной организации.
Подвижное скотоводство
Рассматриваемая проблема далеко еще не решена, не выяснены отдельные детали, неубедительны обобщения. И прежде всего стоит вопрос: правомерно ли все виды скотоводческого хозяйство, не относящиеся ни к кочевому скотоводству, ни к стойловому животноводству, свести в один тип? При существующей изученности материала сегодня, очевидно, его нельзя решить. Поэтому, принимая все эти формы скотоводческого хозяйства чисто условно за один тип, мы не исключаем возможности дальнейшего совершенствования типологии. Соответственно с решением этого вопроса виды подвижного скотоводства должны включаться в один или несколько хозяйственно-культурных типов.
Говоря о подвижном скотоводстве, следует прежде всего отметить разнообразие природных условий, исторических традиций, социальных и политических систем, в которых существуют разные его виды. Пример тому — Кавказ, Карпаты, Альпы и другие области распространения подвижного скотоводства. К тому же и в пределах одного региона в разных местностях известны разнообразные виды этого типа хозяйства. Особенно показателен пример Кавказа, где бытуют разные виды скотоводства в Грузии, Армении, Азербайджане, на Северном Кавказе.
При этом особенно сильные различия между разными видами подвижного скотоводства наблюдаются не только в чисто хозяйственной сфере, в формах ведения хозяйства, но и в социальных условиях и общественной организации. Достаточно сопоставить патриархальные и патриархально-феодальные отношения у многих скотоводов Кавказа в прошлом и развитые капиталистические отношения у альпийских скотоводов Швейцарии. Кстати, это обстоятельство наводит на мысль о необходимости выделения разных типов подвижного скотоводства.
Следует подчеркнуть наличие принципиальных различий в закономерностях возникновения и развития социальной и общественно-племенной организации у кочевых и подвижных скотоводов. У кочевников общественные отношения, как и племенная общественная организация, складываются на основе их экстенсивного социально-экономического базиса. У подвижных скотоводов общественные отношения определяются социальным строем их соседей-земледельцев, хотя и отличаются некоторой патриархальностью. Соответствующие формы имеет и общественная организация. Племенная структура отсутствует у подвижных скотоводов. Таким образом, в политическом и социальном отношениях подвижные скотоводы не представляют собой самостоятельных и независимых от земледельцев этносоциальных организмов, этнических общностей, общественных и политических образований.
Как отмечалось выше, сегодня еще нельзя дать всеобъемлющую дефиницию понятию «подвижное скотоводство», тем более что, по-видимому, это вообще не один тип, а несколько типов. Поэтому, не претендуя на универсальность и законченность определения, можно только предварительно сформулировать существо рассматриваемого типа (или типов).
Представляется, что понятие «подвижное скотоводство» охватывает совокупность весьма разнообразных видов экстенсивного и интенсивного скотоводческого хозяйства, которое доставляет основные средств существования и ведется с помощью перегона или отгона скота на пастбища (от круглогодичного содержания на пастбищах до разных форм отгонного полуоседлого хозяйства). В зависимости от вида подвижного скотоводства разводится мелкий и крупный рогатый скот, транспортные животные.
Различия между подвижным скотоводством и оседлым животноводством земледельцев состоит в том, что если для скотоводов разведение скота является главным, хотя и не единственным занятием, то для земледельцев животноводство представляет собой вспомогательную отрасль земледельческого сельского хозяйства. Животноводы, как уже упоминалось, разводит также свиней и птицу.
Из сказанного можно сделать вывод, что в условном понятии «подвижное скотоводство» существенны не только характеристика его конкретного содержания, но и его различия с кочевым скотоводством и животноводством земледельцев. Установление полной типологии подвижного скотоводства дело, очевидно, будущего.
В связи с терминологией необходимо отметить, — и к этому вопросу еще придется ниже вернуться, — что для избежания путаницы, когда одним термином называют принципиально разные явления, не следует применять к видам подвижного скотоводства термины «кочевничество», «кочевое скотоводство», «перекочевки» и т. п. О глубоких социальных различиях между кочевым и подвижным скотоводством говорилось уже достаточно, и, думается, подобное терминологическое разграничение совершенно необходимо. При этом вместо термина «кочевание» можно пользоваться понятиями «отгон», «перегон» и т. п. Очевидно, здесь должен быть довольно широкий набор терминов, так как характер сезонных перемещений стад очень различен и колеблется в широких пределах — от перегона скота на дальние расстояния, что по форме напоминает кочевничество, до отгонных и стационарных форм.
Основываясь на литературе и своих исследованиях, В. М. Шамиладзе выделяет несколько видов скотоводства: «альпийское» («горное»), «трансюманс» («трансгуманс»), «кочевое» и «равнинное».
Оба определения не вызывают возражений, за исключением того, что о них отсутствует характеристика социальных функций и отношений, складывающихся при данной форме хозяйства.
Очевидно, данное определение более или менее подходит к тому виду горного скотоводства, которое называется им и рядом других авторов «кочевым». Но, во-первых, оно не дает достаточно ясного разграничения с тем, что понимается под «трансюмансом», да и признаки, которые кладутся в основу характеристик этих двух видов хозяйства, типологически различны. Во-вторых, нет главного: характеристики социальных отношений и социальной структуры групп населения, определяемых как «кочевники». Наконец, не учитываются те принципиальные различия, которые существуют между действительными кочевыми скотоводами в социально-экономических отношениях, общественной и политической структуре и теми группами горных скотоводов, которые называются «кочевниками».
Из работ исследователей кавказского горного скотоводства следует, что группы скотоводов, называемые «кочевниками», не представляют собой самостоятельных этносоциальных организмов, этнических общностей, не образуют самостоятельных общественных и политических структур, а органически входят в общества земледельцев, хотя хозяйственно, вследствие условий разделения труда, несколько от них обособлены.
Если оставить в стороне термин «кочевничество», то можно считать, что В. М. Шамиладзе дал весьма убедительную классификацию подвижного грузинского скотоводства, которую можно с известными до пол ннями распространить и на другие области бытования подвижного скотоводства.
Проблемы дефиниций и терминологии не исчерпываются рассмотренными вопросами. Более детально надо исследовать социальную терминологию, термины и определения, касающиеся различных скотоводческих занятий. Необходимо усовершенствовать классификацию способов и приемов кочевания. Все эти серьезные и важные проблемы нуждаются в специальном обсуждении.
ANIMAL HUSBANDRY AND NOMADISM. DEFINITIONS AND TERMINOLOGY
The study of peoples engaged in animal husbandry has made considerable progress in recent years. However, there are still no universally recognized definitions of the various types and forms of animal husbandry, no general classification; terms are applied loosely.
In the view of the author, pastoralism (skotovodstvo) and animal tending (zhivotnovodsivo) represent two types of animal husbandry (skotovodcheskoye khoziaytuo). The former is a more or less independent field of economy, while the latter is the cattle-breeding branch of an agricultural economy based on plant cultivation.
Pastoralism comprises various forms, primarily nomadic (including its semi-nomadic sub-group) and mobile pastoralism (also comprising a number of sub-groups). Nomads subsist mainly by extensive pastoral cattle grazing; they form independent ethnosocial organisms (ESO) possessing tribal organization, each having its own specific social-economic relations.
Mobile pastoral groups in their economic activity often resemble the nomads but form a part of the ESO of plant cultivating agriculturalists and do not possess a tribal organization.
Crop cultivators practise animal husbandry in the form of transhumance and in the form of stall maintenance of animals.
Owing to the plurality of subgroups of mobile pastoralism and animal tending their classification and terminology require further elaboration.
____________________
[1] См., например, Бромлей Ю. В. Этнос и этнография. М.: Наука, 1973.
[2] См., например: Руденко С. И. К вопросу о формах скотоводческого хозяйства и о кочевниках. — Географическое общество СССР. Материалы по этнографии. Вып. I. Л., 1961; Першиц А. И. Хозяйство и общественно-политический строй Северной Аравии в XIX — первой трети XX в. — Тр. Ин-та этнографии АН СССР. Т. 69. М.: Изд-во АН СССР, 1961; Толыбеков С. Е. Кочевое общество казахов в XVII — начале XX в. Алма-Ата: Казгосиздат, 1971; Вайнштейн С. И. Историческая этнография тувинцев. М.: Наука, 1972; Марков Г. Е. Некоторые проблемы возникновения и ранних этапов кочевничества в Азии. — Сов. этнография, 1973, № 1; его же. Кочевники Азии. М.: Изд-во МГУ, 1976; Симаков Г. Н. Опыт типологизации скотоводческого хозяйства у киргизов. — Сов. этнография, 1978, № 6; Курылев В. П. Опыт типологии скотоводческого хозяйства казахов. — В кн.: Проблемы типологии в этнографии. М.: Наука, 1979.
[3] БСЭ. Т. 9. М., 1972, с. 190.
[4] БСЭ. Т. 23. М., 1976, с. 523.
[5] Так трактуют проблему авторы, перечисленные в сноске 2. В том же смысле употребляли термин «скотоводство» К. Маркс и Ф. Энгельс (см. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 8, с. 568; т. 21, с. 161 и др.).
[6] См. Марков Г. Е. Кочевники Азии.
[7] Там же, с. 281.
[8] См. Марков Г. Е. Кочевничество. — Советская Историческая Энциклопедия. Т. 7. М., 1965; его же. Кочевничество. — БСЭ, т. 13, М., 1973; его же. Кочевники Азин. В настоящей статье не рассматриваются весьма специфические проблемы оленеводства. К тому же большая часть оленеводов не может быть отнесена к числу кочевников, так как основные средства существования они добывают посредством охоты и некоторых других видов занятий, тогда как олень служит им главным образом транспортным средством.
[9] См. Вайнштейн С. И. Указ. раб.
[10] Так, одна из немногих работ, специально посвященных этой проблеме, была опубликована в 1930 г. (Погорельский П., Батраков В. Экономика кочевого аула Киргизстана.М.,1930).
[11] Так, К. Маркс пишет о кочевниках: «То были племена, занимавшиеся скотоводством, охотой и войной, и их способ производства требовал обширного пространства для каждого отдельного члена племени…» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 8, с. 568). В другой работе Маркс указывал, что «монголы при опустошении России действовали сообразно с их способом производства…» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 12, с. 724). О «примитивном способе производства» у «варварского народа» говорится в «Немецкой идеологии» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3, с. 21).
[12] Ср. Толыбеков С. Е. Указ. раб., с. 50 и сл.
[13] Маркс К. Энгельс Ф. Соч. Т. 46, ч. I, с. 480.
[14] По возможностям социально-экономического развития кочевое скотоводство принципиально отличается даже от наиболее экстенсивных видов земледелия. Последнее, развиваясь количественно, переходит затем в новое качественное состояние, становится основой интенсивной экономики и сложения нового способа производства. Примеры тому — развитие обществ древних земледельцев, создавших первые в мире цивилизации; развитие многих тропических народов от уровня первобытного земледелия до классовых обществ. Что касается кочевничества, то нет данных о переходе скотоводческого хозяйства из одного качественного состояния в другое, превращения его в интенсивную отрасль занятий, и о соответствующих социальных процессах. В связи с, этим переход в новое качественное состояние мог произойти только после разложения кочевничества. Эту точку зрения высказывали и многие другие авторы. См., например, Вайнштейн С. И. Указ. раб.; Толыбеков С. Е. Указ. раб. О хозяйстве племен горно-степной бронзы см. Марков Г. Е. Кочевники Азии, с. 12 и сл.
[15] См. Марков Г. Е. Кочевники Азии, с. 307, 308.
[16] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 27, с. 402.
[17] Наглядный пример тому — взаимоотношения рядовых бедуинов и их вождей (см, Марков Г. Е. Кочевники Азии, с. 262).
[18] См. Рычков Н. П. Дневные записки путешественника капитана II. Рычкова в киргиз-кайсацкие степи в 1771 г. СПб., 1772, с. 20. О сообщениях других авторов см. Марков Г, Е. Кочевники Азии, гл. II—V.
[19] Владимирцов Б. Я. Общественный строи монголов. М.—Л., 1934. Критику взглядов Б. Я. Владимирцова см.: Толыбеков С. Е. Указ. раб.; Марков Г. Е, Кочевники Азии» и др. О недопустимости такого рода экстраполяций писал в свое время Маркс (Маркс К. Конспект книги Льюиса Моргана «Древнее общество». — Архив Маркса и Энгельса, т. IX, с. 49).
[20] См. Марков Г. Е. Кочевники Азии, с. 309 и слм и др.
[21] См. Неусыхин А. И. Дофеодальный период как переходная стадия развития от родоплемеиного строя к раннефеодальному. — Вопросы истории, 1967, № I.
[22] См. Марков Г. Е. Кочевники Азии, с. 310 и сл.
[23] Маркс К., Энгельс Ф. Соч., Т. 46, ч. I, с. 480.
[24] По рассматриваемой проблеме существует обширная отечественная и зарубежная литература. Перечислять ее работы нет ни возможности, ни необходимости. Поэтому отметим только те, в которых особое внимание уделяется теоретическим вопросам. См.: Мкртумян Ю. И. Формы скотоводства и быт населения в армянской деревне (вторая половина XIX — начало XX в.) — Сов. этнография, 1968, № 4; его же. К изучению форм скотоводства у народов Закавказья. — В кн.: Хозяйство и материальная культура Кавказа в XIX—XX вв. М.: Наука, 1971; его же. Формы скотоводства в Восточной Армении (вторая половина XIX — начало XX в.). — Армянская этнография и фольклор. Материалы и исследования. Вып. 6. Ереван: Изд-во АН АрмССР, 1974; Шамиладзе В. М. Хозяйственно культурные и социально-экономические проблемы скотоводства Грузии. Тбилиси: Меципереба, 1979, и мн. др. его публикации. Отдельные проблемы рассматриваются в работах: Исмаил-Заде Д. И. Из истории кочевого хозяйства Азербайджана первой половины XIX в. — Исторические записки АН СССР, I960, т. 66; ее же. Кочевое хозяйство в системе колониального управления и аграрной политики царизма в Азербайджане в XIX в. — Сб. Исторического музея. Вып. V. Баку, 1962; Бжания Ц.Н. Из истории хозяйства абхазов. Сухуми: Машара, 1962; Гаглоева 3. Д. Скотоводство в прошлом у осетин. — Материалы по этнографии Грузии. Т. XII—XIII. Тбилиси, Изд-во АН ГрузССР, 1963; Зафесов А. X. Животноводческое хозяйство в Адыгее. — Автореф. дис. на соискание уч. ст. канд. истор. наук. Майкоп: Ин-т истории, археологии и этнографии АН ГрузССР, 1967; Гамкрелидзе Б. В. Система скотоводства в горной полосе Северной Осетии. — Вестник ГССР, 1975, № 3. Из зарубежных работ можно назвать: Boesch Н. Nomadism, Transhumans und Alpwirtschaft — Die Alpen, 1951, v. XXVII; Xavier de Planhol. Vie pastorale Caucasienne et vie pastorale Anatolienne. — Revue de geographie Alpine, 1956, v. XLIV, № 2; Viehwirtschaft und Ilirtenkultur. Ethnographische Studien. Budapest, 1969.
[25] См., например, Шамиладзе В. М. Указ. раб., с. 53 и сл.
[26] Там же, с. 43.
[27] Там же, с. 46.
[28] Там же, с. 47.
[29] См. König W. Die Achal-Teke. Berlin, 1962.
[30] См. Марков Г. E. Оседание кочевников и формирование у них территориальных общностей. — В кн.: Расы и народы. Вып. 4. М.: Наука, 1974.
[31] Шамиладзе В. М. Указ. раб., с. 60, 61.