монголы и буряты чем отличаются

Народы Сибири. Бурят-монголы

Забайкальская область в 1910 году занимала территорию современной республики Бурятия и Забайкальского края (Читинской области). 28 процентов аборигенного населения – это бурят-монголы, а на севере обурятившиеся эвенки. Но если взять так называемых гуранов и метисов (от смешанных браков), которые записываются русскими, то это, возможно, половина населения этих двух территорий.
О бурят-монголах с 1958 года пишут только, как о бурятах. На самом деле к основному определению «монгол» приписываются все остальные наименования монгольских народностей – халха-монгол, хамниган-монгол, бурят-монгол, барга-монгол и т. д.

В разных энциклопедиях написано, что численность бурят-монголов в наше время более 690 тысяч, в других источниках – более 500 тысяч. Верно то, что бурят-монголы всегда занимали территорию от Байкала до монголо-китайской границы.
Насколько мне известно, носителями названия «бурят» являются буряты, живущие в Прибайкалье, а ныне в Иркутской области. Остальные современные бурят-монголы именовались по названиям своих племён – хори, хонгодоры, ашебагаты, барга, сонгол, сартул и т. д.

Первые русские, проникшие в Восточную Сибирь повстречались с западными бурятами и стали так называть все остальные родственные бурятам племена, которые встречались на пути колонизаторов. Так остальные племена, жившие в Ара-Халхе (монгольское наименование Забайкалья) стали бурятами, бурят-монголами.
В «Сокровенном сказании монголов» отмечено, что дочь Хоридай-мергена, прародителя племени хори, которое сегодня является доминирующей группой бурят-монгольского народа, была прародительницей Чингисхана.

На мой взгляд, все входящие сегодня в состав бурят-монгольского народа племена и роды имели во времена монгольских завоеваний другие наименования. Известно, что предки современных хори-бурят жили в Ильханате Хулагуидов в районе современного города Мосул в провинции Наи-Нава.

Сегодня бурят-монголы компактно проживают на территории трёх государств – России, Монголии и Китая. В первый годы Советской власти в разное время, до 1937 года, было создано несколько административно-территориальных образований бурят-монголов, объединённых позже в Бурят-Монгольскую АССР, которая занимала территорию современной республики Бурятия и Читинской области.
В 1937 году эта огромная республика была разделена на несколько частей, в том числе – Бурят-Монгольскую АССР, Читинскую область, Усть-Ордынский Бурятский национальный округ, Агинский Бурятский национальный округ. 7 июля 1958 году Бурят-Монгольская АССР была переименована в Бурятскую АССР.
Все эти годы за пределами национальных образований проживает более 30 тысяч бурят-монголов (или больше), которые остались вне автономий и республики. Менталитет этой группы бурят-монголов совершенно отличен от менталитета бурят-монголов, проживающих в локальных образованиях, то есть в республике и автономиях.

Здесь я рассказал только об административно-территориальных образованиях бурят-монголов, которые уже 400 лет развиваются в составе России.

2018. Публикации в блокчейн «Голос».

На снимке: цесаревич, будущий царь Николай II с агинскими бурятами.

Источник

Понимают ли буряты и монголы друг друга?

26 сентября 2018, 13:42 10756 0 Автор: Золотая Орда

Автор:
Золотая Орда

Буряты являются исторически сформировавшимся самостоятельным анклавом монгольского историко-культурного пространства. Монгольский мир на огромных просторах Восточной Азии объединен сходством языка, многих культурных норм, общностью истории, общими традициями, исторической памятью, мифологией.

Монгольские этносы разнородны и многообразны, разбросаны на огромной территории Восточной и Центральной Азии.

Качественно новое измерение этому многообразию придало то, что в силу исторических обстоятельств монгольское историко-культурное пространство было рассечено несколькими государственными границами. Это предопределило в XIX–XXI вв. исторически различные пути нациестроительства в рамках и контексте нескольких государств. Как результат – существование сейчас как минимум в рамках трех государств нескольких самостоятельных народов (с собственными культурами, языками, историей, судьбой, историческими и культурными мифами). При этом сохраняется и воспроизводится представление о культурном родстве, общих культурных, исторических корнях, общей мифологии, родстве языков и культурных норм.

С наступлением эпохи глобализации, интернета и рухнувших границ монгольские народы соприкасаясь друг с другом поняли насколько время, границы и пространство разъединило их в ментальном плане. У каждого народа, под воздействием обособленных исторических и этнических процессов, сформировались свой менталитет, ценностные ориентиры и различные идеологические концеции и установки. В былых существующих условиях это было неизбежно. Результатом всего этого стало недопонимание друг друга, у каждой стороны свои отличные интересы, доводы, аргументы, правда.

Если у бурятов и калмыков, хоть и далеко разделенных, но объединенных общим государством, имеются общие ментальные параллели на основе европейско-русской историографии, то монголы сформировались в совершенно иных условиях.

Вот что пишет ученый ИМБИТ СО РАН Б.З. Нанзатов в своей работе «Бурятские и калмыцкие диаспоры в странах Евросоюза: особенности формирования и жизнедеятельности диаспор».

«Как и в других частях света, монгольский мир в Европе довольно разнороден и взаимодействие между отдельными этническими группами в границах этого мира осуществляется с разной интенсивностью. Несмотря на наличие исторической и культурной общности монгольских народов, российские «монголы» дистанцируются от монгольских диаспор, изредка принимая участие в крупных национальных праздниках, наподобие Наадама (летние спортивные игры) и Сагаан сар (Новый год по лунному календарю).

Представители монгольских диаспор склонны считать, что за общением (если в нем есть потребность) все другие монголы должны идти к ним. Российские буряты и калмыки особого стремления к такому общению не обнаруживают, мотивируя свою обособленность рядом причин:

В СМИ ощущается картина, что монголы не могут понять и простить бурят за потерю языка и культуры, называя их порой предателями. А призывы некоторых бурят осуществлять прямое заимствование бурятами монгольских культурных маркеров (одежды, языка, песен, праздников, спортивных и иных культурных атрибутов и т.д.) только принижает в глазах соседей бурятских космополитов, готовых перенять хоть и родственную, но все-таки чужую культуру.

Глядя на этих новаторов складывается такое впечатление, что за неимением собственной и утраченной, из бурят можно слепить любую нацию. Говорю «утраченной», а не «частично утраченной», потому что частично утраченной культуры не бывает, она либо утрачена, либо нет. Буряты не утратили собственную культуру и язык, просто, необходимо их возрождать, а не заимствовать чужие. Именно по этой причине считаю, что буряты способны очень быстро интегрироваться и перенимать чужие языки и культурные маркеры, в первую очередь европейские, но не азиатские, потому что азиатские зиждятся в первую очередь на многовековых родовых традициях и закрытых устоях, а европейские свободны от них. Однако, язык, традиции, родовые маркеры и историю, нельзя сменить или заимствовать у других – это днк народа. Необходимо возрождать свою, а не смотреть на монгольскую.

Сегодня можно сказать, что буряты и монголы хоть и родственные, но разные народы. По многим вопросам пути давно разошлись и нет ментальных и мотивирующих точек сопрокосновения и интересов. Поэтому в некоторых важных для бурят вещах монголы кажутся не совсем адекватными и наоборот. С теми же казахами у бурят сейчас гораздо больше точек соприкосновения, чем с монголами, потому что казахи также как и буряты сейчас активно возрождают свой язык, обычаи, традиции. Нет необходимости прямо копировать культурные атрибуты монголов. Буряты должны стать самодостаточным народом.

Давайте вспомним, когда разошлись пути бурят и монголов.

В конце 17 века буряты уже полностью интегрировались в русское общество, а монголы жили особняком. Буряты в начале 18-го века уже вовсю мигрировали по России. Социокультурные процессы адаптации западных бурят в русское общество к тому времени уже были полностью завершены, да и «хитрые» восточные буряты не отставали.

В памяти бурятского народа сохранилось произошедшее в 1702–1703 гг. событие – поездка делегации одиннадцати хоринских родов в Москву к Сагаан-хану (Белому царю, т.е. Петру I). Царю была вручена петиция – жалоба с просьбой защитить хоринских бурят от притеснений со стороны местной русской администрации, а также от разбойных набегов маньчжурских и монгольских вооруженных отрядов. Позже буряты появлялись в Москве в составе Селенгинского полка, сражавшегося в 1812 г. под Бородином, и в 1854 г. – проездом в Крым на защиту Севастополя. В годы Первой мировой войны в столице завершил формирование 6-й Сибирский медико-санитарный отряд, позже названный Бурятским. До революции 1917 г. буряты уже вовсю селились в Петербурге – столице Российской империи того времени, а также в Москве.

Создание Бурят-Монгольской автономной области в составе Дальневосточной республики (БМАО ДВР), а впоследствии, 30 мая 1923 г., Бурят-Монгольской АССР (7 июля 1958 г. переименована в Бурятскую АССР) ускорило темпы строительства бурятской автономии в России. Буряты к тому времени уже практически полностью утратили связь с монголами.

В советские годы у бурят появилась своя национальная элита, развивался язык и культура, пусть и в рамках большевистской идеологии борьбы с «отсталостью», но своя.

В послевоенный период сотни студентов и аспирантов из Бурятии прошли через московские институты и университеты, научные институты АН СССР и отраслевых академий, военные академии и стали образцовыми советскими гражданами, и на своем примере учили подрастающее поколение. Сейчас доля бурят с высшим и послевузовским образованием среди всех народов России самая высокая.

В постсоветский период ухудшение социально-экономического положения в республике привело к оттоку населения в другие регионы России. Вместе с тем, сообщения об убийствах бурят в центральных городах страны получили широкий общественный резонанс в республике. Гибель молодых людей заставила с новой силой говорить о национальных противоречиях и правах этнических меньшинств, проживающих в России. Для некоторых такие события стали поводом для возвратной миграции. На этой почве в республике возникли тенденции традиционализма и возвращения к истокам, а также обращения взоров на соседнюю Монголию.

Многие люди, неудовлетворенные своим бытом и культурным вакуумом, стали находить утешение в религии, искать духовную опору. Религия и землячества стали фактором налаживания коммуникаций в своей этнической среде, особенно находящейся в большом иноэтничном массиве. Многие стали приходить в буддизм и шаманизм через осознание своей этнической идентичности. Многие заболели Монголией.

Бурятское общество стало стремиться к возрождению традиционной бурятской культуры, точнее, к символическому выражению ее возрождения. В качестве таких символов общебурятской культуры стали выступать Сагаалган, Сурхарбан, Алтаргана, юрта, некоторые элементы одежды, например дэгэл. Дэгэлы стали использоваться на мероприятиях культурно-национального характера. Однако, «вторичность» и «фольклорность» этих культурных форм делают их необязательными в реальной жизни бурят.

По сравнению с другими сибирскими народами, степень интегрированности бурят в общероссийский русский мир очень высок. Национальная структура населения в самой республике и бывших округах приблизительно соответствует общероссийской (численность бурят – 26% в Бурятии, 42% в УОБО, 60% в АБО). Таким образом, лишь за исключением Агинского Бурятского округа буряты, проживающие на территории традиционного ареала, являются меньшинством.

Источник

Кто мы – буряты, монголы или «дорогие россияне»?

Меня всегда интересовал вопрос, почему буряты так быстро ассимилируются в отличие от других российских народов, тех же якутов или тувинцев

Думается, что одной из причин является открытость культуры монгольских народов – экстравертов по своей натуре – в отличие, скажем, от закрытости мусульманской культуры. Желание познать мир, модернизироваться заставляет монголов перенимать много нового, чужого в ущерб своему, традиционному. Ведь недаром монголы, как в КНР, так и в России, отличаются высоким образовательным цензом.

Значение также имеет и то, что Бурятия расположена на далеких окраинах России, монгольского мира и буддийской цивилизации, что наложило определенный отпечаток на бурятский менталитет. У бурят как и в каждом народе была и есть своя элита. На рубеже веков эту элиту составляли бурятские национальные демократы. Свое образование они получали в ведущих российских университетах, став первыми бурятскими учеными и просветителями. Вместе с тем, будучи подданными Российской империи, они стали вольно или невольно эмиссарами во Внутренней Азии царской и советской политики.

В самосознании и политической практике элиты произошел синтез западной и восточной картин мира. С определенного момента они стали видеть себя в качестве авангарда просвещенной Европы в родственной Азии, посредником в продвижении глобальных идеологических проектов Российской империи и Советского Союза. В этом я вижу начало формирования среди бурят некоей транснациональной идентичности в ущерб собственно бурятской. Это нельзя назвать исторической и культурной тривиальностью. Ведь тибетцам, чеченцам и другим таким же интравертным, т.е. сосредоточенным на своей культуре, народам внешний мир совершенно безразличен, они самодостаточны в своем мироощущении и бытии, и поэтому ассимиляция им не грозит.

Пан-монгольская идентичность

Национальная идентичность любого народа имеет сложную природу. В национальной идентичности бурят можно выделить несколько компонентов: пан-монгольский, российский, буддийский и собственно бурятский. Буряты относятся и по сути являются составной частью общемонгольского мира. Монголия для бурят связывается с понятиями чистоты, прародины, великой истории, великих предков. Практически все деятели науки и культуры постсоветской Бурятии призывали к восстановлению общемонгольского единства, справедливо полагая, что только через осознание себя частью монгольского мира буряты могут сохраниться как этнос.

Однако исторический факт разъединения монгольских народов пустил глубокие корни. В Монголии зачастую наблюдается дискриминация или отрицание монголов не из Монголии, в выражениях «русские монголы», «китайские монголы» определение зачастую становится более важным, чем определяемое слово.

Российская идентичность

Наверное, допустимо сказать, что пан-монгольское единство относится к пространству «идеального». В противовес «идеальному» существует парадигма реальности (realpolitic) – это нахождение этнической Бурятии в составе Российской Федерации. В бурятском националистическом дискурсе российское/советское приобрело негативную коннотацию: политические репрессии, лишение исконного названия республики (Бурят-Монголия), территориальный раздел, постепенная языковая и культурная ассимиляция.

Вместе с тем парадигма реальности – это также общероссийская история, политические реалии Бурятии как субъекта РФ, глубокое приобщение к русскому языку и русской культуре, наконец, индивидуальные ощущения бурят на повседневном уровне. Прагматически настроенные буряты понимают, что у «пан-монгольского проекта» мало шансов, и это диктует им необходимость включиться в общероссийские процессы интеграции и модернизации. И соответственно, их российская идентичность берет верх над общемонгольской, в их сознании реальное перевешивает идеальное.

Мои родители были глубоко убеждены, что наш бурятский мир заключается не только в наших обычаях и традициях. Не менее важным для них было единение с русским миром – современное образование и приведение нашего миропорядка с миропорядком империи. Но результат противоречив: все мы не хуже русских знаем русский язык, но язык наших предков безвозвратно уходит. Я, как практически все городские буряты, никогда не изучала бурятского языка в школе, чему не могут поверить мои коллеги иностранные ученые. Что это: вина самого народа или результат целенаправленной политики? Нынешняя активность по возрождению бурятского языка назрела давным-давно. Остается надеется, что бурятский язык еще не перешел черту, отделяющую его от кандидатства в список мертвых языков мира.

Бурятская этническая идентичность

Говоря о бурятской идентичности, я имею в виду бурятскую традиционную культуру, основанную на принципах родового общества. Все мы знаем, что так называемые пережитки родового общества по-прежнему очень сильны в бурятском обществе. До сих пор поддержание тесной связи с родными местами считается залогом благополучного течения жизни и духовного умиротворения. Значимость исконной бурятской земли, ее истории, культуры и религии всегда была чрезвычайно важной в дискурсе национальной бурятской идентичности, о чем свидетельствует активное возрождение шаманизма, которое мы наблюдаем в настоящее время.

Но как это ни странно, возрождение родовых и территориальных традиций входит в противоречие с консолидацией бурятского народа. Самой большой проблемой единения бурят и по сию пору остаются этнолокальные различия и их деление на западных и восточных, шаманистов и буддистов, русскоязычных и бурятоязычных. Интересным выходом из этой ситуации представляется своеобразная попытка современных шаманов г. Улан-Удэ консолидировать бурятский народ на основе тайлганов общебурятским божествам – 13 северным нойонам, Ойхони Бабаю, Бархан-ула, Тункинским хатам и т.д.

Буддийская идентичность

В отличие от шаманизма консолидирующая роль буддизма очень высока. Согласно социологическим опросам 70 % бурят считают себя буддистами и 18 % шаманистами. Однако в какой степени эта религиозность относится именно к буддизму, сказать сложно. Наиболее устойчивым компонентом религиозного комплекса в этнической Бурятии является бытовая религиозная обрядность буддийско-шаманского толка.

Она имеет форму поклонения буддийским и локальным божествам и духам. Все наиболее популярные в Бурятии обряды, такие как возлияние сэржэм, культ почитания родовых мест обо тахилга, поклонение местным божествам хада тахилга имеют синкретический шаманско-буддийский характер. Их суть одна и та же, только исполняются они либо в буддийской, либо в шаманской традиции.

Таким образом, среди выделенных нами компонентов национальной идентичности бурят к наиболее важным с точки зрения консолидации этноса можно отнести собственно бурятскую и религиозную (буддийско-шаманскую) идентичности. В настоящее время только в буддийской и традиционной бурятской сферах продолжает сохраняться бурятский националистический дискурс, используется бурятский язык, осуществляется реальная поддержка бурятской культуры и спорта. Бурятская традиционная сангха сейчас открыто заявляет о своих целях сохранения и развития национальной культуры бурят.

Дискуссия о национализме

Не могу не высказать своего отношения к дискуссии по поводу бурятского языка и бурятской культуры. По мнению Лазаря Бартунаева, онаносит несколько истерический характер и чревата ростом национализма среди бурят. Думается, что его опасения напрасны. Чтобы была понятна моя позиция, приведу некоторые выдержки из статьи известного китайского ученого, писателя и правозащитника Ван Лисюна под названием «Два империализма в Тибете». Он вместе со своей женой, известной тибетской поэтессой Церинг Осер посвятил свою жизнь служению интересам тибетского народа и защите прав национальных меньшинств Китая. Важная мысль его статьи заключается в том, что культурный империализм характерен не только для автократических, но и для демократических обществ, в особенности тех, где существует большая разница в количестве населения титульной нации и нацменьшинств.

На самом деле, протест против глобализации уже и есть протест против мэйнстрима, поэтому до тех пор, пока этот национализм не обретает политических форм и не становится насильственным, он может быть конструктивным. Этот вид культурного национализма должен обрести свое разумное место в открытом и справедливом обществе.

Ван Лисюн особо подчеркивает, что для того чтобы быть услышанным большинством, меньшинства должны научиться «себя артикулировать». Лично мне это напоминает афористичную фразу из гайдаевской комедии, где на бестолковый лепет «паки, паки… иже херувимы…» царь Иоанн разумно спросил: «Да как же тебя понять, боярин, коли ты ничего не говоришь?» В нашем случае китайский писатель приводит пример различия между уйгурами и тибетцами. Уйгуры гораздо жестче, чем тибетцы отстаивают свои права и сопротивляются государственному мэйнстриму. Однако они не удосуживаются артикулировать свои идеи ханьскому большинству в культурной сфере.

Уйгурские интеллектуалы отказываются использовать китайский язык в китайских СМИ и публичной сфере. В результате в китайском обществе нет никакого понимания уйгурского вопроса, низок интерес к культуре уйгуров, ханьцы полностью во власти государственной пропаганды по уйгурскому вопросу. Они испытывают только страх и враждебность к уйгурам, что навряд ли выгодно для положительного решения уйгурского вопроса. Другое дело – тибетский вопрос.

В противоположность, включенность тибетской религии, ее общие черты с китайской, активные усилия Далай-ламы урегулировать тибетский вопрос c китайцами, изобилие тибетских культурных профессионалов, пишущих на китайском (объясняющих тибетскую культуру и устанавливающих тесные связи между двумя культурами) – все это помогает тибетской культуре становится популярной и даже модной в Китае сегодня. Сейчас даже имеет место китайская субкультура, сконцентрированная вокруг «тибетской лихорадки».

Между тем, эта культурная артикуляция на эстетическом уровне делает тибетскую повестку дня понятной китайцам, она постепенно вызывает понимание и симпатию к тибетской позиции. Сила тибетского движения в использовании мирных и гибких средств в целях преодоления доминирующей силы должна стать примером для других национальных меньшинств. Здесь мне приходит на ум Чингисхан и его великая военная мощь, которой не смогла противостоять ни одна нация. Но он не победил тибетцев. Наоборот, монголы приняли тибетский буддизм. Это доказывает силу культуры.

С точкой зрения Ван Лисюна трудно не согласиться. Его решительная позиция в тибетском вопросе, равно как широкомасштабные протесты в Тибете накануне Пекинских олимпийских игр вызвали в Китае серьезные интеллектуальные дебаты по поводу ситуации в Тибете. И когда Ван Лисюн организовал публичное обращение к правительству в марте 2008 г. с призывом пересмотреть политику в Тибете, его подписали более 300 самых известных китайских ученых и интеллектуалов.

Как оценить в этом свете артикуляцию бурятского национального вопроса и ее эффективность? И то и другое оставляют желать лучшего. В Советский период говорить по-бурятски было едва ли не признаком отсталости. Предпринятые в конце 70-х гг. прошлого века меры по ограничению преподавания бурятского языка в средней школе вызвали если не индифферентную, то очень слабую протестную реакцию в обществе. В постсоветский период республика не смогла вернуть себе свое исконное название. Не смогла отстоять и бурятские автономии в Читинской и Иркутской областях.

Сейчас же наши парламентарии, принимая закон о языке, даже не поняли, как сообщают СМИ, что из него изъято положение об обязательном изучении бурятского языка в школах.

Исходя из сказанного, мне кажется, бурятам не нужно бояться национализма. Ведь во всем мире это понятие понимается совсем не так, как в России. Оно означает скорее право на сохранение своей культуры и языка, своей этнической идентичности и никак не связано с ущемлением прав других народов, сепаратизмом и шовинизмом. В этом смысле бурятам следовало бы воспользоваться открытостью характера своей культуры, умением находить общий язык с представителями различных национальностей себе на пользу.

И каким бы сомнительным не казался «кодекс чести истинного бурята», какими бы «истеричными» не представлялись разговоры и дискуссии по вопросу о том, что значит быть бурятом и как он должен ощущать себя в современном мире, сам вопрос может перейти в новое качество: могут ли буряты жить с ощущением и сознанием того, что они являются носителями уникальной самобытной и в то же время современной традиции? И если этот вопрос имеет положительный ответ, то по отношению к ним можно будет забыть о таких понятиях, как «этнический маргинал», космополит или так называемый «человек мира».

Источник