tropic of cancer что это
Тропик Рака
Тропик Рака или Северный тропик — одна из пяти основных параллелей, отмечаемых на картах Земли. В настоящее время расположена на 23° 26′ 22″ к северу от экватора и определяет наиболее северную широту, на которой солнце в полдень может подняться в зенит. Это происходит в момент летнего солнцестояния, когда угол падения солнечных лучей на поверхность Северного полушария, меняющийся в течение года из-за обращения наклонененной оси Земли вокруг Солнца, является максимальным.
Южный эквивалент тропика Рака — тропик Козерога. Область, лежащая к северу от тропика Рака имеет умеренный климат. Область, заключённая между тропиком Рака и тропиком Козерога называется тропиками.
Название тропика Рака произошло от созвездия Рака, в которое 2 тысячи лет назад «входило» солнце в момент летнего солнцестояния. Однако из-за процесса предварения равноденствий в настоящее время в этот период солнце находится в созвездии Тельца. Слово «тропик» (греч. τροπικός ) произошло от греч. τροπή (поворот), то есть описывает процесс «разворота» движения солнца в солнцестояние.
Положение тропика Рака не является фиксированным, поскольку по определению зависит от наклона оси вращения планеты относительно солнца. Из-за сложного движения, определяемого суперпозицией многих циклов с разными периодами, положение тропиков постепенно изменяется.
При пересечении тропика в море на судне иногда устраивается Праздник Нептуна.
География
При движении от Гринвичского меридиана на восток, тропик Рака проходит через:
Страна, территория или море | Примечания |
---|---|
Тропик касается северной конечности государства | |
Красное море | |
Только эмират Абу-Даби | |
Индийский океан | Аравийское море |
Тайваньский пролив | |
Тайвань, территориальные притязания государства | |
Тихий океан | |
Гавайи — только морские области, проходит между островами Нихоа и Некер | |
Нижняя Калифорния | |
Калифорнийский залив | |
Мексиканский залив | |
Флоридский пролив | |
Острова Экзума и Лонг-айленд | |
Атлантический океан | |
Западная Сахара | Территориальные притязания государства |
Кругосветные путешествия
В соответствии с правилами Международной авиационной федерации для установления рекорда скорости в кругосветном перелёте, самолёт должен максимально быстро пролететь не меньше длины тропика Рака, пересечь все меридианы и приземлиться на том же аэродроме, с которого вылетел. Эта длина определена с поразительной точностью и составляет 36787,559 км.
Для обычных кругосветных путешествий дистанция, указанная в правилах, округлена до 37 тысяч км.
См. также
Полезное
Смотреть что такое «Тропик Рака» в других словарях:
тропик Рака — Тропик Северного полушария, проходящий по 23°27′с.ш. (в пунктах, лежащих на этой широте, в день летнего солнцестояния Солнце проходит через зенит). Syn.: Северный тропик … Словарь по географии
ТРОПИК РАКА — (Tropic of Cancer) см. Тропики. Самойлов К. И. Морской словарь. М. Л.: Государственное Военно морское Издательство НКВМФ Союза ССР, 1941 … Морской словарь
тропик Рака — тр опик Р ака … Русский орфографический словарь
Тропик Рака (значения) — Тропик Рака: Тропик Рака (или Северный тропик) одна из пяти основных параллелей, отмечаемых на картах Земли. «Тропик Рака» роман Генри Миллера … Википедия
Тропик Рака (роман) — У этого термина существуют и другие значения, см. Тропик Рака (значения). Тропик Рака Tropic of Cancer … Википедия
ТРОПИК — ТРОПИК, тропика, муж. (греч. tropikos). 1. Воображаемый круг, параллельный экватору и отстоящий от него на 23,3° к северу или к югу. Тропик Рака (к северу от экватора). Тропик Козерога (к югу от экватора). 2. только мн. Местность, страны к северу … Толковый словарь Ушакова
тропик — тропика, м. [греч. tropikos]. 1. Воображаемый круг, параллельный экватору и отстоящий от него на 23,3о к северу (тропик Рака) и к югу (тропик Козерога). 2. только мн. Местность, страны к северу и к югу от экватора между этими кругами. Большой… … Словарь иностранных слов русского языка
тропик — Параллель, отстоящая от экватора на 23°27′, т.е. на угол, равный углу между плоскостями экватора Земли и ее орбиты (различают тропик Рака в Северном полушарии и тропик Козерога в Южном) … Словарь по географии
Тропик Козерога — Положение тропика Козерога на карте мира Тропик Козерога или Южный тропик одна из пяти основных параллелей, отмечаемых на картах Земли. Расположена на 23° 26′ 22″ к югу от экватора и определяет наиболее южную широту, на которой солнце в полдень… … Википедия
Тропик Козерога (роман) — У этого термина существуют и другие значения, см. Тропик Козерога (значения). Тропик Козерога Tropic of Capricorn Автор: Генри Миллер Жанр … Википедия
Тропик Рака
Опытным полем, на котором развёртывается парадоксальное и противоречивое течение одной человеческой жизни — жизни неимущего американца в Париже рубежа 1920–1930-х гг., — становится, по существу, вся охваченная смертельным кризисом западная цивилизация XX столетия.
С Генри, героем книги, мы впервые сталкиваемся в дешёвых меблирашках на Монпарнасе на исходе второго года его жизни в Европе, куда его привело непреодолимое отвращение к регламентированно-деловому, проникнутому духом бескрылого практицизма и наживы образу жизни соотечественников. Не сумев прижиться в мелкобуржуазном кругу бруклинских иммигрантов, из семьи которых он родом, «Джо» (как называют его иные из теперешних приятелей) стал добровольным изгоем из своего погрязшего в материальных заботах отечества. С Америкой его связывает лишь память о вернувшейся на родину бывшей жене Моне да постоянная мысль о денежном переводе из-за океана, который вот-вот должен прийти на его имя. До поры делящий крышу с перебивающимся случайными приработками литератором-эмигрантом Борисом, он постоянно одержим мыслью о том, как добыть денег на пропитание, и ещё — спорадически накатывающими приступами эротического влечения, от времени до времени утоляемого с помощью жриц древнейшей профессии, которыми кишат улицы и переулки богемных кварталов французской столицы.
Герой-повествователь — типичное «перекати-поле»; из бесчисленных житейских передряг, складывающихся в цепь осколков-фрагментов, его неизменно выручает интуитивный здравый смысл и приправленная порядочной дозой цинизма неистребимая тяга к жизни. Он ничуть не лукавит, признаваясь самому себе: «Я здоров. Неизлечимо здоров. Ни печалей, ни сожалений. Ни прошлого, ни будущего. Для меня довольно и настоящего».
Презирающий отечество как образцовую цитадель вульгарной буржуазности, не питающий ни малейших иллюзий относительно перспектив всей современной цивилизации, он движим честолюбивым стремлением создать книгу — «затяжное оскорбление, плевок в морду Искусству, пинок под зад Богу, Человеку, Судьбе, Времени, Любви, Красоте. » — и в процессе этого на каждом шагу сталкивается с неизбывной прочностью накопленной человечеством за века Культуры. И Спутники, к которым прибивает Генри/Джо полуголодное существование, — тщетно взыскующие признания литераторы Карл, Борис, Ван Норден, драматург Сильвестр, живописцы Крюгер, Марк Свифт и другие — так или иначе оказываются перед лицом этой дилеммы.
В хаосе поражённого раковой опухолью отчуждения существования неисчислимого множества одиночек, когда единственным прибежищем персонажа оказываются парижские улицы, каждое случайное столкновение — с товарищем по несчастью, собутыльником или проституткой — способно развернуться в «хэппенинг» с непредсказуемыми последствиями. Изгнанный с «Виллы Боргезе» в связи с появлением экономки Эльзы Генри/Джо находит кров и стол в доме драматурга Сильвестра и его подруги Тани; затем обретает пристанище в доме промышляющего торговлей жемчугом индуса; неожиданно получает место корректора в американской газете, которое спустя несколько месяцев по прихоти случая теряет; потом, пресытившись обществом своего помешанного на сексе приятеля Ван Нордена и его вечно пьяной сожительницы Маши (по слухам — русской княгини), на некоторое время становится преподавателем английского в лицее в Дижоне, чтобы в конце концов весною следующего года снова оказаться без гроша в кармане на парижских улицах, в ещё более глубокой убеждённости в том, что мир катится в тартарары, что он — не более чем «серая пустыня, ковёр из стали и цемента», в котором, однако, находится место для нетленной красоты церкви Сакре-Кёр, неизъяснимой магии полотен Матисса («. так ошеломляет торжествующий цвет подлинной жизни»), поэзии Уитмена («Уитмен был поэтом Тела и поэтом Души. Первым и последним поэтом. Сегодня его уже почти невозможно расшифровать, он как памятник, испещрённый иероглифами, ключ к которым утерян»). Находится место и царственному хороводу вечной природы, окрашивающей в неповторимые тона городские ландшафты Парижа, и торжествующему над катаклизмами времени величавому течению Сены: «Тут, где эта река так плавно несёт свои воды между холмами, лежит земля с таким богатейшим прошлым, что, как бы далеко назад ни забегала твоя мысль, эта земля всегда была и всегда на ней был человек».
Стряхнувший, как ему кажется, с себя гнетущее ярмо принадлежности к зиждущейся на неправедных основах буржуазной цивилизации Генри/Джо не ведает путей и возможностей разрешить противоречие между охваченным лихорадкой энтропии обществом и вечной природой, между бескрылым существованием погрязших в мелочной суете современников и вновь и вновь воспаряющим над унылым горизонтом повседневности духом творчества. Однако в страстной исповедальности растянувшейся на множество томов автобиографии Г. Миллера (за «Тропиком Рака» последовали «Чёрная весна» (1936) и «Тропик Козерога» (1939), затем вторая романная трилогия и полтора десятка эссеистических книг) запечатлелись столь существенные приметы и особенности человеческого удела в нашем бурном и драматичном веке, что у эксцентричного американца, стоявшего у истоков авангардистских исканий литературы современного Запада, и сегодня немало учеников и последователей. И ещё больше — читателей.
Понравился ли пересказ?
Ваши оценки помогают понять, какие пересказы написаны хорошо, а какие надо улучшить. Пожалуйста, оцените пересказ:
Что скажете о пересказе?
Что было непонятно? Нашли ошибку в тексте? Есть идеи, как лучше пересказать эту книгу? Пожалуйста, пишите. Сделаем пересказы более понятными, грамотными и интересными.
Тропик Рака
Содержание
Имя [ редактировать ]
Дрейф [ править ]
См. Осевой наклон и круги широты для получения дополнительных сведений.
География [ править ]
В 2000 году более половины населения мира жило к северу от тропического рака. [3]
Летнее солнцестояние составляет около 13 часов 35 минут светового дня. Во время зимнего солнцестояния световой день составляет 10 часов 41 минуту.
Используя 23 ° 26 ‘северной широты для тропика Рака, тропик проходит через следующие страны и территории, начиная с нулевого меридиана и направляясь на восток:
Климат [ править ]
Кругосветное плавание [ править ]
Длина тропика Рака на 23 ° 26′11,7 ″ с.ш. составляет 36 788 км (22 859 миль). [4]
Для обычного кругосветного плавания правила несколько смягчены, и расстояние установлено на округленное значение не менее 36 770 километров (22 850 миль).
Пляж Тропик Рака (Tropic of Cancer)
В мире высокоскоростного интернета, быстро меняющейся жизни и постоянного поиска быстрых решений пляж Tropic of Cancer выступает оазисом тишины и спокойствия. Кажется, что этот широкий пляж с мягким белым песком, окаймленный бирюзовыми водами, имеет магическое происхождение. А иначе сложно объяснить, почему этот рай на земле продолжает оставаться нетронутой частью тропиков, сохранившей первозданность первобытной природы. Кстати, свое название пляж получил не случайно – именно здесь на широте 23,5 градуса проходит меридиан Тропик Рака.
Фотографии
Описание пляжа
Находится на острове Маленькая Эксума в довольно укромном месте. Чтобы подобраться к нему – придется запастись терпением, удобной обувью и запасами провианта. К пляжу ведет дорога Percy Road в Little Exuma. Когда увидите вдоль трассы небольшую хижину и линию, нарисованную на верхней цементной ступени, значит, вы добрались к месту.
Песок и море идеально подходят для романтичного отдыха. Прозрачные бирюзовые волны образуют игривую гладь на воде, если погода не ветреная. При сильном ветре на пляже наблюдается высокий прибой. Всего за несколько шагов вы окажетесь на глубине почти по шею – учитывайте это, если берете с собой детей. Также у берега довольно сильные течения. Если Вы плохо плаваете – лучше ограничьтесь принятием солнечных ванн на песке.
Ветер дует всегда, но даже несмотря на его порывы пляж завоевал репутацию тихого и спокойного местечка. Это идеальное место на Багамах для принятия солнечных ванн и спокойного плавания. К тому же, здесь никогда не бывает многолюдно, поэтому кажется, что вся окружающая красота – только для Вашего удовольствия. Прибрежные скальные образования открывают невероятные виды с суши и создают условия для захватывающего подводного плавания. Однако вход в воду довольно крутой.
Когда лучше ехать?
Отдых на Багамах хорош в любое время года, но высоким сезоном считается период с середины ноября по май. Багамские острова расположены довольно низко по отношению к уровню моря, поэтому в зимние месяцы здесь присутствует ветер, однако он легкий и охлаждающе приятный. Температура воздуха держится в пределах 27-29 градусов с конца осени и до начала лета. Путешествуя с детьми, лучше выбрать осенние месяцы, ехать за новыми эмоциями лучше весной, а спокойно наслаждаться солнцем – зимой.
Видео: Пляж Тропик Рака
Инфраструктура
На Tropic of Cancer Beach отсутствует какая-либо инфраструктура, в том числе туалеты и прочие элементарные удобства. Но, как и для многих пляжей Багамских островов, это не минус, а скорее плюс. Кажется, что именно ты стал первооткрывателем этого райского местечка. В этом и кроется тот самый шарм, который так восхищает современного человека.
Пляж довольно удален от отелей и популярных достопримечательностей. Самый ближний к нему курорт носит название Tropical View Villas. Ему есть что предложить гостям – фешенебельные номера, бассейн, спа-процедуры и прочий сервис высшего уровня. Средняя цена за номер – 500 долларов. По дороге к пляжу на обочинах располагаются простенькие кафе-бары в небольших хижинах, а также более изысканные рестораны. На самом пляже нет точек продаж и пляжных кафе.
Никаких организованных развлечений на пляже также нет. Загорайте, купайтесь, можете даже прихватить маску и трубку, чтобы понаблюдать за динамикой подводного мира. Однако не рассчитывайте, что здесь будут «бананы», «таблетки», водные горки и ли мотоциклы. Нет, это абсолютно девственный берег, где развлекать себя придется самому. Но с другой стороны – ваш бюджет для отдыха будет целее.
Онлайн чтение книги Тропик Рака Tropic of Cancer
3
Воскресенье! Я ушел из виллы Боргезе перед завтраком, как раз когда Борис садился за стол. Ушел из чувства деликатности. Борису действительно неприятно есть и смотреть на меня, сидящего в ателье с пустым желудком. Не знаю, почему он не приглашает меня. Он говорит, что у него нет денег, чтоб кормить меня, но это не оправдание. Как бы то ни было, я стараюсь быть тактичным. Если ему тяжело есть в моем присутствии, ему, вероятно, будет еще тяжелее поделиться со мной. Я не хочу вникать в его душевные муки.
Зашел к Кронстадтам; они тоже ели. Цыпленка с диким рисом. Я сделал вид, что уже завтракал, хотя готов был вырвать кусок из рук их малыша. С моей стороны это не застенчивость, а скорее какой-то мазохизм. Они дважды предлагали мне сесть за стол, но я отказался. Нет, нет и нет! Я даже отказался от чашечки кофе. Я, видите ли, деликатен. Уходя, я кинул взгляд на тарелку их младенца; на куриных костях еще оставалось мясо.
Бесцельно брожу по городу. Чудесный день. Улица Бюси живет, вибрирует. Двери баров — настежь, вдоль тротуаров выстроились велосипеды. Все овощные и мясные рынки открыты, и торговля идет полным ходом. Руки, нагруженные овощами, завернутыми в газеты. Настоящее католическое воскресенье, по крайней мере с утра.
В полдень я стою с пустым брюхом на перекрестке узеньких кривых улочек, от которых прямо-таки разит жратвой. Напротив — отель «Луизиана». Угрюмая старая гостиница, хорошо знакомая разным сомнительным личностям с улицы Бюси в доброе старое время. Отели и жратва… я брожу как прокаженный, и крабы копошатся в моем желудке. По воскресеньям здесь настоящая лихорадка. Нигде в мире нет ничего подобного, разве что в Нью-Йорке, на Ист-Сайде или на Чатам-сквер. Рю де л’Эшоде кипит. За каждым поворотом извилистых улиц новая толчея. Длинные хвосты людей с овощами под мышкой и великолепным аппетитом в глазах. Кругом — ничего, кроме жратвы, жратвы и жратвы. Можно сойти с ума.
Возле церкви Сен-Жермен на земле в маленьком палисаднике валяется несколько снятых сверху горгулий. Когда кажется, что эти чудовища вот-вот бросятся на тебя, становится жутковато. На скамейках тоже чудовища — старики, старухи, идиоты, калеки, эпилептики. Они спокойно дремлют в ожидании звонка на обед. Возле галереи Зак какой-то ублюдок нарисовал на тротуаре космос. Типичный космос художника, с какими-то ненужными подробностями, мелочами, завитушками — словом, со всякой чушью. В левом нижнем углу, однако, нарисованы якорь и колокольчик, в который звонят, созывая на обед. Да здравствует космос! Салют!
Продолжаю слоняться. Послеполуденное время. Живот сводит от голода. Начинает накрапывать. Нотр-Дам поднимается из воды, как надгробный памятник, горгульи высовываются над кружевным фасадом. Они висят там, точно навязчивая идея в голове маньяка. Старик с пожелтевшими бакенбардами подходит ко мне. В его руках какой-то вздор Яворского. Голова запрокинута, и грязно-золотистые струи дождя текут по лицу. Книжная лавка с рисунками Рауля Дюфи в витрине: поломойки с розами между ног. Книжонка о философии Жоана Миро. Философия, ни больше ни меньше!
В том же окне: «Человек, разрезанный на куски!» Глава первая: «Человек, как его видит его семья». Глава вторая: «Он же глазами своей любовницы». Третьей главы не видно. Надо прийти завтра за третьей и четвертой главами — букинист каждый день переворачивает страницу. «Человек, разрезанный на куски»… Я прихожу в ярость — мог бы и сам додуматься до такого названия. Где этот малый, который пишет: «Он же глазами своей любовницы… он же глазами… он же…»? Кто он? Где он? Я хотел бы обнять его. Ах, как я бы хотел быть человеком, который придумал такое заглавие, а не те, что сочинил я, — «Сумасшедший петух» и прочая белиберда. Не важно, мать его растак! Все равно я его поздравляю.
Я желаю тебе успеха, парень, с твоим прекрасным заголовком. И могу подарить тебе еще кусок для твоей следующей книги. Позвони мне. Я живу на вилле Боргезе. Мы там все умерли, умираем или скоро умрем. Нам нужны хорошие заглавия. Нам нужны бифштексы, отбивные, вырезка, почки, устрицы, потроха. Когда-нибудь, стоя на углу Сорок второй улицы и Бродвея, я вспомню твое заглавие. И я запишу все, что придет мне в голову, — икру, капли дождя, мазут, вермишель, ливерную колбасу, нарезанную ломтиками. И я не скажу никому, почему я, после того как все это было написано, пошел домой и разрезал младенца на кусочки.
Можно ли болтаться весь день по улицам с пустым желудком, а иногда и с эрекцией? Это одна из тех тайн, которые легко объясняют так называемые «анатомы души». В послеполуденный час, в воскресенье, когда пролетариат в состоянии тупого безразличия захватывает улицы, некоторые из них напоминают вам продольно рассеченные детородные органы, пораженные шанкром. И как раз эти улицы особенно притягивают к себе. Например, Сен-Дени или Фобур дю Тампль. Помню, в прежние времена в Нью-Йорке около Юнион-сквер или в районе босяцкой Бауэри меня всегда привлекали десятицентовые кунсткамеры, где в окнах были выставлены гипсовые слепки различных органов, изъеденных венерическими болезнями. Город — точно огромный заразный больной, разбросавшийся на постели. Красивые же улицы выглядят не так отвратительно только потому, что из них выкачали гной.
В Сите Нортье, около площади Комба, я останавливаюсь и несколько минут смотрю на это потрясающее убожество. Прямоугольный двор, какие можно часто видеть сквозь подворотни старого Парижа. Посреди двора — жалкие постройки, прогнившие настолько, что заваливаются друг на друга, точно в утробном объятии. Земля горбится, плитняк покрыт какой-то слизью. Свалка человеческих отбросов. Закат меркнет, а с ним меркнут и цвета. Они переходят из пурпурного в цвет кровяной муки, из перламутра в темно-коричневый, из мертвых серых тонов в цвет голубиного помета. Тут и там в окнах кривобокие уроды, хлопающие глазами, как совы. Визжат бледные маленькие рахитики со следами родовспомогательных щипцов. Кислый запах струится от стен — запах заплесневевшего матраса. Европа — средневековая, уродливая, разложившаяся; си-минорная симфония. Напротив через улицу в «Сине-Комба» для постоянных зрителей крутят «Метрополис».
Возвращаясь, я припомнил книгу, которую читал всего лишь несколько дней назад: «Город похож на бойню. Трупы, изрезанные мясниками и обобранные ворами, навалены повсюду на улицах… Волки пробрались в город и пожирают их, меж тем как чума и другие болезни вползают следом составить им компанию… Англичане приближаются к городу, все кладбища которого охвачены пляской смерти…» Это описание Парижа времен Карла Безумного. Прелестная книга! Освежающая, аппетитная. Я все еще под впечатлением. Я плохо знаком с бытовыми подробностями Ренессанса, но мадам Пимпернель, прелестная булочница, и мэтр Жеан Крапотт, золотых дел мастер, часто занимают мое воображение. Не надо забывать также и Родена, злого гения «Вечного жида», который занимался своими темными делами, «пока не воспылал страстью к мулатке Сесили и не стал жертвой ее хитрости». Часто, сидя на площади Тампль и думая о проделках живодеров под командой Жана Кабоша, я вспоминал печальную судьбу Карла Безумного. Полуидиот, который бродил по залам своего дворца Сен-Поль, одетый в отвратительнейшие отрепья, сжираемый язвами и вшами и грызущий обглоданную кость, когда ему ее бросали, как паршивой собаке. На рю де Льон я искал остатки зверинца, где Карл кормил своих любимцев. Это было его единственное развлечение, да еще игра в карты со своей «невысокородной подругой» Одетт де Шандивер… Бедный дурак!
Когда потом, спустя несколько месяцев, я писал о Клод, я думал не о Клод, а о Жермен… «Все мужчины, которые были с тобой до меня, а сейчас — я, только — я… Баржи, плывущие мимо, их корпуса и мачты, и весь поток человеческой жизни, текущей через тебя, и через меня, и через всех, кто был здесь до меня и будет после меня, и цветы, и птицы в воздухе, и солнце, и аромат, который душит, уничтожает меня…» Это написано о Жермен. Клод была иной, хотя я и был к ней привязан и даже думал некоторое время, что люблю ее. У Клод были сердце и совесть; был и внешний лоск, что для шлюхи плохо. Клод приносила с собой чувство грусти, она давала вам понять, не желая того, что вы один из тех, кто послан ей на погибель. Я повторяю, она делала это невольно, она никогда бы не позволила себе сознательно вызвать в вас подобное ощущение. Она была слишком утонченной, слишком чуткой для этого. Это не мешало ей быть обыкновенной французской девушкой, наделенной обычным умом и получившей обычное воспитание. Просто жизнь сыграла с ней злую шутку. Она не была внутренне достаточно черствой, чтобы успешно противостоять ударам повседневной жизни. Это о ней были сказаны страшные слова Луи-Филиппа: «И наступает ночь, когда все кончено, когда уже столько челюстей работало над нами, что мы не можем больше стоять на ногах и тело наше висит на костях, как бы изжеванное всеми зубами мира». Жермен же, напротив, была шлюхой с пеленок. Эта роль ее вполне устраивала, она ей даже нравилась, хотя случалось, что от голода сводило кишки или не хватало денег на починку туфель. Впрочем, это были лишь маленькие неприятности, которые не затрагивали ее души. Страшнее всего для нее была скука. Бывали дни, когда наступало пресыщение, — но всего лишь дни! Обычно же она делала свое дело с удовольствием, во всяком случае такое создавалось впечатление. Разумеется, ей не было безразлично, с кем она шла в постель. Но главным для нее был самец как таковой. Мужчина! Она стремилась к нему. К мужчине, у которого между ногами было что-то, что могло ее щекотать, что заставляло ее стонать в экстазе, а в промежутках радостно, с какой-то хвастливой гордостью запускать обе руки между ногами и чувствовать себя принадлежащей живому потоку бытия. В том месте, куда она запускала обе руки, и была сосредоточена ее жизнь.