а е личко полагал что главное качество конформистов

Глава 12. Психология регулярных («зависающих») абонентов

С утопающим надобна сугубая осторожность — дабы и его спасти, и самому не утонуть. Бальтасар Грасиан «Карманный оракул»

Человек, как бы ему ни хотелось в этой жизни быть, не может отказать себе в удовольствии иметь что-либо, и потому, например, обзаводится собственностью. В ней очень часто попадаются давно приобретенные вещи, которые являются памятными, и хотя они уже не при­носят никакой пользы, но расстаться с ними бывает нелегко.

Нечто подобное происходит и в службах неотлож­ной телефонной помощи: по мере их деятельности по­степенно растет число регулярных («зависающих») або­нентов. Учитывая опыт телефонного консультирования в других странах, можно считать, что на них прихо­дится, в среднем, около трети всех обращений. Предс­тавляя собой повсеместное явление, «зависающие» абоненты существенно затрудняют консультативную работу, поэтому следует добиваться уменьшения их ак­тивности.

Абонентов заставляет «зависать» ряд причин: а) недо­статочный профессионализм консультантов, нарушающих принципы работы под предлогом «помощи ближнему», б) отсутствие инфраструктуры социальной помощи, вынуждающее консультанта выполнять несвойственные ему функции (юридические, социальные, медицинские и т.п.) и, не в последнюю очередь, в) особые психологи­ческие черты «зависающих» абонентов. Опыт работы по­казывает, что типология «зависающих» абонентов явля­ется достаточно многообразной:

• девушки в хронической психотравмирующей си­туации из-за неразделенных чувств;

• юноши, запутавшиеся в отношениях и уверенные, что находятся в дремучем лесу, из которого нет выхода;

• пограничные личности, почти постоянно находя­щиеся в ситуации противостояния;

• мастурбирующие абоненты, «зависающие» на жен­ских голосах консультантов;

• психически больные, не забывающие сообщить о каждом новом факте их драматического опыта.

Перечень можно продолжать. Но важнее понять: что же объединяет этих, столь разных людей? Обобщенный ответ консультантов-практиков выглядит следующим образом: «У них в самом деле есть проблемы, но они придают им чрезмерное значение. В беседе у них нет ре­ального стремления преодолеть и избавиться от слож­ностей. Когда решение близко, беседа теряет интерес, и они часто озлобляются. Они ничего не хотят менять в жизни и испытывают удовольствие от проблем. Нич­то не пугает их больше, чем необходимость принять на себя ответственность». Такая оценка свидетельствует, что «зависанию» значительно способствует общее свой­ство абонентов, называемое покорностью.

На первый взгляд, покорность — это состояние, формирующееся под влиянием подчинения другому человеку или внешним обстоятельствам и проявляющее­ся в послушании и уступчивости. Казалось бы, близ­ким является понятие пассивности, определяемое как отсутствие деятельности, безучастность, безразличие, зависимость и несамостоятельность. Выходит, что пас­сивность является крайним выражением покорности; не всякий покорный человек пассивен, но пассивная лич­ность всегда покорна.

На самом деле покорные люди бывают весьма упорными и настойчивыми. Как ни парадоксально, это возникает из свойственной им агрессивности. Внешне аг­рессивное поведение вроде отрицает подчинение и ус­тупчивость. Однако анализ мотивов поведения человека показывает, что между ними есть немало общего: покор­ность является закономерным следствием агрессивности. Русский философ Н.А.Бердяев писал: «Кротость и сми­рение может перейти в свирепость и разъяренность». Покорность, являясь двуликим Янусом, всегда содержит наряду с пассивностью скрытую агрессивность: не каж­дый агрессивный человек покорен, но любая покорная личность потенциально агрессивна.

Ядро феномена покорности вполне описывается понятием конформизма, предполагающим следующее отношение к жизненным ситуациям: «Человек пе­рестает быть самим собой, полностью усваивает тот тип личности, который предлагается моделями куль­туры и целиком становится таким, каким его ожида­ют видеть другие» (Фромм, 1989). Каждый надевает на себя одинаковую безликую одежду, в которой нет от­личий и заметен только уныло-однообразный ряд Мы. При массовой покорности появляются люди-автома­ты, люди-винтики, и гипотетические наблюдатели тогда оказываются на самом гигантском аутодафе, ко­торое придумало человечество, — тотальном уничто­жении множества индивидуальных Я.

Мотивы этого «аутодафе» детально исследованы Эри­хом Фроммом (1989). Если исчезает Я, то одновременно почти уходят и собственные мысли, чувства или дей­ствия человека. Взамен остается иллюзорная уверен­ность, что он ими обладает. За этой искренней убеж­денностью скрывается псевдофеномены, не присущие субъектам, а индуцируемые извне, но воспринимаю­щиеся как свои. Человек не осознает, что повторяет чьи-то авторитетные суждения, и верит, что пришел к определенной точке зрения путем собственных размыш­лений. Так формируются взгляды на жизнь. Аналогич­ной является природа псевдожеланий.

Одной из больших иллюзий, по Фромму, является 10, что, если внешняя сила открыто не заставляет лю­дей что-то делать, они убеждены, что решения явля­ются их собственными. Но большинство решений на­вязываются извне, и человек лишь убеждает себя в их добровольности. В итоге формируется «псевдо-J?», ко­торое является посредником, играющим навязанную человеку роль. Отражая ожидания других, человек те­ряет идентичность, что приводит к панике. Стремясь справиться с ней, он подчиняется внешним требова­ниям и находит тождественность в чужом одобрении: другие знают и сообщают — кто он.

Феноменологией покорности психологи и психиат­ры, в сущности, занимались издавна. Как распростра­ненный вариант психической нормы в конце XIX в. французским психиатром Теодюлем Рибо был описан «аморфный тип», лишенный каких-либо индивидуаль­ных черт: эти люди просто «плывут по течению» жиз­ни, слепо подчиняются внешним требованиям, за них думает и действует общество, а развитие их личности ограничивается усложнением подражания.

Близкие черты были суммированы П.Б.Ганнушки-ным в его психопатическом типе конституционально глупых. Он отмечал их постоянную готовность подчи­няться большинству, шаблонность и банальность суж­дений, склонность к ходульной морали, показному благонравию и консерватизму. Одни из них умеют дер­жать себя в обществе, говорить о погоде и отличают­ся большим самомнением, не проявляя и доли ори­гинальности. Он именовал это расхожее явление «са­лонным слабоумием». Другие представляют собой простых примитивных людей без духовных запросов, справляющихся с несложными требованиями какого-нибудь ремесла.

А.Е.Личко полагал, что конформисты — это люди среды. Их главное качество — жить, думать и поступать «как все». Они ни в чем не отстают от окружения и не любят выделяться. Нет более ярых хулителей нового, чем они. Но как только новое становится старым и при­нимается средой, нет более стойких традиционалистов. Нелюбовь к новому проявляется неприязнью к чужа­кам. В хорошем окружении они милы и исполнитель­ны, в плохом — принимают соответствующие обычаи и манеры. Все перенятое является для них непререкае­мой истиной, даже если явно противоречит реальнос­ти. Они лишены инициативы и успехов в жизни дос­тигают, если занимаемая ими должность, например, четко регламентирована и заранее известно, как следу­ет поступать в каждом конкретном случае.

Еще один тип, отражающий покорность, описан из­вестным психиатром М.О.Гуревичем1 в 1922 г. и мало известен даже профессионалам.

‘ Гуревич М. О. К изучению о шизофреыоидной конституции // К детской психологии и психопатологии. Сб. статей Гос. Ме­дико-педологического Ин-та НКЗ / Под ред. М.О.Гуревича и ДР. Орел: Орловское отд. Госиздата, 1922. С. 69—80.

Представления о покорности в американской пси­хиатрии подытожены в описаниях зависимого и пас­сивно-агрессивного расстройств личности. Признаками зависимого типа являются: а) неспособность к само­стоятельным действиям и пассивное предоставление другим права принимать ответственность в основных сферах жизни и деятельности, б) подчинение своих по­требностей чужим, чтобы избежать ответственности и в) отсутствие уверенности, восприятие себя как неда­лекого и нуждающегося в помощи.

Еще ближе к покорности стоят феномены пассив­но-агрессивного расстройства личности, для которого характерны следующие критерии: (/) противодействие должному выполнению социальных и профессиональ­ных обязанностей; (2) оно проявляется косвенным образом — путем отлынивания, бездельничанья, упрям­ства, преднамеренной неумелости, ложной забывчиво­сти; (J) два первых критерия порождают длительную социальную и профессиональную бесполезность, на­пример преднамеренную неумелость, препятствующую профессиональному и должностному росту; (4) сохра­нение этого стиля поведения, несмотря на наличие воз­можностей быть в жизни более настойчивым и эффек­тивным.

Приведенный ряд личностных типов позволяет бо­лее ярко увидеть пассивно-агрессивную сущность по­корности. Конформный акцентуант без труда способен совершить агрессивный поступок в отношении чужака с иными представлениями о мире. Селенельные лично­сти напоминают геронтократию «этапа совершенство­вания развитого социализма», вещающую из саркофа­га идей. Зависимые личности настолько покорны внешним обстоятельствам, что это переходит в полную без­деятельность, безучастность, безразличие2.

2 «Покорный» в толковании С.И.Ожегова (Словарь русского язы­ка. М.: Русский язык, 1984) — «послушный, уступчивый, веж­ливо-смиренно относящийся к кому-либо». Этимологически вос­ходит к слову «покор — укор, упрек, позор» (Фасмер М. Этимо­логический словарь русского языка. М.: Прогресс, 1987). Покорить, по Ожегову, значит: (1) подчинить своей власти, завоевать и (2) внушить кому-либо доверие, любовь к себе. Вве­дение термина «покорность» как обозначения психологическо­го свойства и, тем более, сведение к нему столь разнородных явлений не представляется удачным и достаточно обоснован­ным: термин со столькими значениями и оттенками значений для обозначения широкого круга психологических и психиат­рических феноменов скорее размывает и затуманивает понима­ние. К тому же, едва ли правомерно свести «зависание» к по­корности — ни в предлагаемом автором, ни в каком-либо ином понимании она не объясняет «зависания». Наконец, представ­ляется уместным различать «зависание» клиента как досадный факт деятельности службы или консультанта и «зависание» как факт жизни и переживаний клиента.

С покорностью так или иначе соседствует, обеспечи­вая ее долговременность и устойчивость, феномен «со­циального оглупления». Он связан с индивидуальной глу­постью. Покорность и глупость формируют у человека ис­каженно-иллюзорный, полный потрясающего невежества мир. Знаменитый немецкий теолог Д.Бонгеффер писал, что «глупость представляется скорее социологической, чем психологической проблемой. При внимательном рассмот­рении оказывается, что любое мощное усиление внеш­ней власти (будь то политической или религиозной) по­ражает значительную часть людей глупостью. Власть од­них нуждается в глупости других. Процесс заключается не во внезапной деградации или отмирании некоторых (ска­жем, интеллектуальных) человеческих задатков, а в том, что личность, подавленная зрелищем всесокрушающей власти, лишается внутренней самостоятельности (более или менее бессознательно), отрекается от поиска соб­ственной позиции в создающейся ситуации» (Бонгеффер, 1989. С. 106—107). В этом определении социальной глупо­сти видна ее связь с конформизмом. Но при этом она, в значительной мере, обусловлена индивидуальной глупо­стью, являющейся не столько интеллектуальным, сколь­ко личностным дефектом. Характерные для него прояв­ления состоят из (а) конформности, (б) релятивизма, (в) консерватизма, (г) эгоцентризма, (д) ассортативнос-ти—тропизма к «глупой» группе, (е) пассивной агрессив­ности, (ж) неспособности к эмпатии и резонансу пере­живаний, (з) стремления к абсолютизации (лидера, норм или правил); (и) «жизни среди заблуждений»3.

Подводя итоги, следует отметить, что покорность, несомненно, имеет регрессивный характер. Под ее вли­янием не только нарушается продуктивное развитие личности, но и существенно снижается уровень коллек­тивных достижений человечества и нарушается техно­логия формирования культуры. Об этом следует по­мнить, проводя консультирование «зависающих» або­нентов в службах неотложной телефонной помощи.

Бонгеффер Д. Сопротивление и покорность // Вопросы философии. 1989. № 10. С. 106-167. № 11. С. 90-162.

Ганнушкин П.Б. Избранные труды. М.: Медицина, 1964.

Личко А.Е. Психопатии и акцентуации характера у подрост­ков. Л.: Медицина, 1983.

Фромм Э. Бегство от свободы / Пер. с англ. М.: Прогресс, 1989.

Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности / Пер. с англ. М.: Республика, 1994.

Источник

Электронная библиотека

Человек не может отказать себе в удовольствии иметь что-либо, и потому, например, обзаводится собственностью. В ней очень часто попадаются давно приобретенные вещи, ко­торые являются памятными, и хотя они уже не приносят никакой пользы, но расстаться с ними бывает нелегко.

Нечто подобное происходит и в службах неотложной телефонной помощи: по мере их деятельности постепен­но растет число регулярных («зависающих») абонентов. Учитывая опыт телефонного консультирования в других странах, можно считать, что на них приходится в среднем около трети всех обращений. Представляя собой повсеместное явление, «зависающие» абоненты суще­ственно затрудняют консультативную работу, поэтому следует добиваться уменьшения их активности.

Абонентов заставляет «зависать» ряд причин:

а) недо­статочный профессионализм консультантов, нарушающих принципы работы под предлогом «помощи ближнему»;

б) отсутствие инфраструктуры социальной помощи, вынуждающее консультанта выполнять несвойственные ему функции (юридические, социальные, медицинские и т.п.);

в) особые психоло­гические черты «зависающих» абонентов.

Опыт работы показывает, что типология «зависающих» абонентов яв­ляется достаточно многообразной:

— девушки в хронической психотравмирующей ситуации из-за неразделенных чувств;

— юноши, запутавшиеся в отношениях и уверенные, что находятся в дремучем лесу, из которого нет выхода;

— пограничные личности, почти постоянно находящиеся в ситуации противостояния;

— мастурбирующие абоненты, «зависающие» на женских голосах консультантов;

— психически больные, не забывающие сообщить о каж­дом новом факте их драматического опыта.

Перечень можно продолжать. Но важнее понять: что же объединяет этих, столь разных людей? Обобщенный от­вет консультантов-практиков выглядит следующим обра­зом: «У них в самом деле есть проблемы, но они прида­ют им чрезмерное значение. В беседе у них нет реального стремления преодолеть и избавиться от сложностей. Ког­да решение близко, беседа теряет интерес, и они часто озлобляются. Они ничего не хотят менять в жизни и ис­пытывают удовольствие от проблем. Ничто не пугает их больше, чем необходимость принять на себя ответствен­ность». Такая оценка свидетельствует, что «зависанию» значительно способствует общее свойство абонентов, называемое покорностью.

На первый взгляд, покорность — это состояние, фор­мирующееся под влиянием подчинения другому челове­ку или внешним обстоятельствам и проявляющееся в послушании и уступчивости. Казалось бы, близким явля­ется понятие пассивности, определяемое как отсутствие деятельности, безучастность, безразличие, зависимость и несамостоятельность. Выходит, что пассивность является крайним выражением покорности; не всякий покорный человек пассивен, но пассивная личность всегда покорна. На самом деле покорные люди бывают весьма упорны­ми и настойчивыми. Как ни парадоксально, это возни­кает из свойственной им агрессивности. Внешне агрессив­ное поведение вроде отрицает подчинение и уступчивость. Однако анализ мотивов поведения человека показывает, что между ними есть немало общего: покорность являет­ся закономерным следствием агрессивности. Покорность, яв­ляясь двуликим Янусом, всегда содержит наряду с пассивностью скрытую агрессивность: не каждый агрессив­ный человек покорен, но любая покорная личность по­тенциально агрессивна.

Ядро феномена покорности вполне описывается поня­тием конформизма, предполагающим следующее отноше­ние к жизненным ситуациям: «Человек перестает быть самим собой, полностью усваивает тот тип личности, который предлагается моделями культуры и целиком ста­новится таким, каким его ожидают видеть другие» (Фромм, 1989). Каждый надевает на себя одинаковую без­ликую одежду, в которой нет отличий и заметен только уныло-однообразный ряд Мы. При массовой покорности появляются люди-автоматы, люди-винтики, и гипотети­ческие наблюдатели тогда оказываются на самом гигант­ском аутодафе, которое придумало человечество — то­тальном уничтожении множества индивидуальных Я.

Мотивы этого «аутодафе» детально исследованы Эрихом Фроммом (1989). Если исчезает Я, то одновременно почти уходят и собственные мысли, чувства или действия челове­ка. Взамен остается иллюзорная уверенность, что он ими обладает. За этой искренней убежденностью скрывается псевдофеномены, не присущие субъектам, а индуцируемые извне, но воспринимающиеся как свои. Человек не осозна­ет, что повторяет чьи-то авторитетные суждения, и верит, что пришел к определенной точке зрения путем собствен­ных размышлений. Так формируются взгляды на жизнь. Аналогичной является природа псевдожеланий.

Одной из больших иллюзий, по Фромму, является то, что, если внешняя сила открыто не заставляет людей что-то делать, они убеждены, что решения являются их соб­ственными. Но большинство решений навязываются из­вне, и человек лишь убеждает себя в их добровольности. В итоге формируется «псевдо-Я», которое является по­средником, играющим навязанную человеку роль. Отра­жая ожидания других, человек теряет идентичность, что приводит к панике. Стремясь справиться с ней, он подчи­няется внешним требованиям и находит тождественность в чужом одобрении: другие знают и сообщают — кто он.

Феноменологией покорности психологи и психиатры, в сущности, занимались издавна. Как распространенный вариант психической нормы в конце XIX в. французским психиатром Теодюлем Рибо был описан «аморфный тип», лишенный каких-либо индивидуальных черт: эти люди просто «плывут по течению» жизни, слепо подчи­няются внешним требованиям, за них думает и действу­ет общество, а развитие их личности ограничивается ус­ложнением подражания.

Близкие черты были суммированы П.Б. Ганнушкиным в его психопатическом типе конституционально глупых. Он отмечал их постоянную готовность подчиняться боль­шинству, шаблонность и банальность суждений, склон­ность к ходульной морали, показному благонравию и консерватизму. Одни из них умеют держать себя в обще­стве, говорить о погоде и отличаются большим самомне­нием, не проявляя и доли оригинальности. Он именовал это расхожее явление «салонным слабоумием». Другие представляют собой простых примитивных людей без ду­ховных запросов, справляющихся с несложными требо­ваниями какого-нибудь ремесла.

А.Е. Личко полагает, что конформисты — это люди среды. Их главное качество — жить, думать и поступать «как все». Они ни в чем не отстают от окружения и не любят выделяться. Нет более ярых хулителей нового, чем они. Но как только новое становится старым и принима­ется средой, нет более стойких традиционалистов. Нелю­бовь к новому проявляется неприязнью к чужакам. В хоро­шем окружении они милы и исполнительны, в плохом — принимают соответствующие обычаи и манеры. Все пере­нятое является для них непререкаемой истиной, даже если явно противоречит реальности. Они лишены инициа­тивы и успехов в жизни достигают, если занимаемая ими должность, например, четко регламентирована и заранее известно, как следует поступать в каждом конкретном случае.

Еще один тип, отражающий покорность, описан из­вестным психиатром М.О. Гуревичем в 1922 г. и мало известен даже профессионалам. Это селенельный характер (type selennele — фр. «торжественный»). Его основной чер­той является торжественность в речах, поведении, поход­ке, отношении ко всему, что происходит вокруг. Они все­гда торжественны, какими бы простыми вещами ни за­нимались и какие бы пустяки ни говорили. Внешне их характеризует пространная, обстоятельная и монотонная речь, корректная внешность, строгая одежда и медлен­ные величавые движения. Они предпочитают вещать и не любят слушать. Они уверены в непогрешимости и упря­мо отстаивают свои взгляды. Спорить с ними бесполезно и лучше согласиться, чтобы избежать назидательно-важ­ного потока слов. Уверенные в своей значительности, они не подозревают, что слушатели могут потерять терпение или страдать от скуки. В личной жизни они одиноки, себя находят в научной или общественной деятельности, где нередко достигают положения из-за серьезности, пе­дантичности, усидчивости и аккуратности. Их формаль­ный интеллект неплохо развит, но отсутствует самокри­тичность. Они гордятся с трудом приобретенными знани­ями и с детства проходят свой жизненный путь торжественно. «Для хранения традиций трудно найти бо­лее подходящий саркофаг», — писал М.О. Гуревич (1922. С. 80).

Представления о покорности в американской психиатрии подытожены в описаниях зависимого и пассивно-агрессивного расстройств личности. Признаками зависимого типа являются: (а) неспособность к самостоятельным действиям и пассивное предоставление другим права принимать ответственность в основных сферах жизни и деятельности, (б) подчинение своих потребностей чужим, чтобы избежать ответственности и (в) отсутствие уверенности, восприятие себя как недалекого и нуждающегося в помощи.

Еще ближе к покорности стоят феномены пассивно-агрессивного расстройства личности, для которого харак­терны следующие критерии: (1) противодействие долж­ному выполнению социальных и профессиональных обя­занностей; (2) оно проявляется косвенным образом — путем отлынивания, бездельничанья, упрямства, предна­меренной неумелости, ложной забывчивости; (3) два первых критерия порождают длительную социальную и профессиональную бесполезность, например преднаме­ренную неумелость, препятствующую профессионально­му и должностному росту; (4) сохранение этого стиля поведения, несмотря на наличие возможностей быть в жизни более настойчивым и эффективным.

Приведенный ряд личностных типов позволяет более ярко увидеть пассивно-агрессивную сущность покорнос­ти. Конформный акцентуант без труда способен совер­шить агрессивный поступок в отношении чужака с ины­ми представлениями о мире. Селенельные личности на­поминают геронтократию «этапа совершенствования развитого социализма», вещающую из саркофага идей. Зависимые личности настолько покорны внешним обсто­ятельствам, что это переходит в полную бездеятельность, безучастность, безразличие.

С покорностью так или иначе соседствует, обеспечи­вая ее долговременность и устойчивость, феномен «со­циального оглупления». Он связан с индивидуальной глупостью. Покорность и глупость формируют у человека искаженно-иллюзорный, полный потрясающего невеже­ства мир. Знаменитый немецкий теолог Д. Бонгеффер пи­сал, что «глупость представляется скорее социологичес­кой, чем психологической проблемой… При вниматель­ном рассмотрении оказывается, что любое мощное усиление внешней власти (будь то политической или ре­лигиозной) поражает значительную часть людей глупос­тью… Власть одних нуждается в глупости других. Процесс заключается не во внезапной деградации или отмирании некоторых (скажем, интеллектуальных) человеческих за­датков, а в том, что личность, подавленная зрелищем всесокрушающей власти, лишается внутренней самосто­ятельности (более или менее бессознательно), отрекает­ся от поиска собственной позиции в создающейся ситу­ации» (Бонгеффер, 1989. С. 106—107). В этом определении социальной глупости видна ее связь с конформизмом. Но при этом она, в значительной мере, обусловлена инди­видуальной глупостью, являющейся не столько интеллек­туальным, сколько личностным дефектом. Характерные для него проявления состоят из (а) конформности, (б) релятивизма, (в) консерватизма, (г) эгоцентризма, (д) ассортативности—тропизма к «глупой» группе, (е) пассивной агрессивности, (ж) неспособности к эмпатии и резонансу переживаний, (з) стремления к абсо­лютизации (лидера, норм или правил); (и) «жизни сре­ди заблуждений».

Подводя итоги, следует отметить, что покорность, несомненно, имеет регрессивный характер. Под ее влия­нием не только нарушается продуктивное развитие лич­ности, но и существенно снижается уровень коллектив­ных достижений человечества и нарушается технология формирования культуры. Об этом следует помнить, проводя консультирование «зависающих» абонентов в службах неотложно телефонной помощи.

Перед обсуждением консультирования агрессивных и манипулятивных абонентов следует рассмотреть природу и характерные черты их основного инструмента — агрессивной речи. Это поможет справиться с противоречивыми эмоциями, охватывающими консультанта, и довести беседу до завершения, не отступая от принципов оказания телефонной помощи.

Язык человека имеет ряд функций, из них наиболее существенные: (а) номинативная — с помощью слов обозначаются существующие вне языка явления действи­тельности или внутреннего опыта человека; (б) комму­никативная — названное словами включается в диалоги­ческое общение и отношения между людьми, которые формируются на основе норм социального поведения, предписывающими человеку следовать в определенной ситуации ожидаемым лингвистическим шаблонам и из­менять их в соответствии с требованиями партнеров по общению; (в) экспрессивная — слова наполнены эмоци­ями и насыщены выразительностью. А.Ф. Лосев полагал, что без интонации и экспрессии слово просто немысли­мо; как приемы общения они появляются если не рань­ше, то, во всяком случае, одновременно со словами и фразами, и даже простой бессодержательный звук обла­дает ими.

Номинативная функция опредмечивает мир и жизнь человека, приводя к появлению различных языков и их диалектов. Коммуникативная функция проявляется в об­щении, в котором языковые и социальные нормы ока­зываются тесно связанными. Нежелание человека подчи­няться этим правилам рождает контрповедение и пред­полагает отказ от следования принятым нормам языка. Таким образом, общение опосредует антисоциальные по­ступки человека, например протест, бунт, то есть агрес­сию, и приводит к появлению жаргона (арго), особого языка преступного мира, ядром которого является сквер­нословие, или мат. К нему относятся три основных ва­рианта ругательства, обозначающие названия гениталий, сексуальных действий, которые отличаются только формой глагола, а также около 30 слов полумата («блатной музыки»), составляющих наименования телесных отбро­сов и испражнений.

Сегодня мат в основном является языком агрессии. В рамках культуры на него наложено табу, распространя­ющееся на называние соответствующих предметов или действий, но не касающееся их сущности. Однако этнопсихологи и лингвисты считают, что в мат входят самые древние слова человеческого языка.

Он возник в эпоху родового общества и аграрно-языческой культуры, для которой было характерно магическое сознание, отлича­ющееся высокой степенью слияния человека и окружа­ющей природы. В то время мат был естественным языком общения. Обозначавшееся им не было чем-то постыдным.

Со временем под влиянием христианской культуры, наложившей на мат табу, его сакральная функция стала исчезать, он превратился в язык контрповедения, сохра­нив специфическую бранную силу.

Сделав мат своей сердцевиной, блатной язык с момен­та возникновения стал средством вербальной агрессии и использовался преимущественно группами, выражавши­ми протест против принятых норм и правил. Сегодня он сохраняется:

б) в речи ряда подростков (молодежный сленг), для которых мат является символом взрослости и силы, про­тестом и бунтом против старших, лингвистическим про­явлением «негативной идентичности». Они, идеализируя отдельные стороны криминальной активности (силу, лов­кость, находчивость в опасных ситуациях и т.д.), часто владеют блатным языком лучше, чем взрослые правона­рушители. Кроме того, жаргон привлекает их как возмож­ность избежать стандартов нормативной речи и выразить свои агрессивные тенденции;

в) в речи размытой, но обширной группы людей с примитивным складом лич­ности и низким образовательным цензом, которым мат заменяет множество понятий и переживаний, делая их общение унылым и безжизненным.

Следует упомянуть возможность использование мата с «терапевтической» целью. Обладая идущей из коллектив­ного бессознательного большой энергией и эмоциональ­ной выразительностью, он облегчает внезапную боль или переживание тяжелой утраты. Слово-мат мгновенно акку­мулирует отрицательную энергию ситуации и «выстрели­вает» ее наружу, снимая эмоциональное напряжение, гнев или злобу. Кроме того, мат сохраняется как элемент смеховой культуры в устном творчестве (анекдотах, час­тушках, поговорках). Он усиливает смеховой эффект, од­нако его эстетическая ценность обратно пропорциональ­на насыщенности произведения сквернословием.

В целом же мат огрубляет психическую деятельность, например в сфере интимных отношений, и является мощной преградой на пути сексуальной грамотности. Подсознание человека реагирует не на смысл, а на эмо­циональный заряд слова. Поэтому систематическое упот­ребление мата приводит к деформации сексуальной жиз­ни, которая без оттенков и полутонов, идущих от духов­ности общения, становится примитивной и обедненной. Не только человек творит язык, но и слово создает лич­ность. Язык навязывает человеку нормы познания, мыш­ления и социального поведения; мы можем познать, по­нять и совершить только то, что заложено в нашем язы­ке — утверждает одна из серьезных лингвистических гипотез.

Агрессивного абонента можно уподобить огню. Агрессивный абонент ох­вачен жаждой разрушения, поэтому консультанту отво­дится незавидная участь жертвы. Беседа с таким абонен­том является серьезным испытанием навыков и умений консультанта и требует мобилизации всех его возможно­стей для того, чтобы с честью выйти из этой сложной ситуации. Если у абонента обнаруживаются интенсивные деструктивные тенденции, то шансы обсудить его пробле­мы, скрывающиеся за их фасадом, невелики.

Агрессивный абонент стремится досадить собеседнику. Он гневается и, естественно, нуждается в разрядке. Она может наступить только после совершения деструкции. Агрессор стремится не к конгруэнтному соприкоснове­нию с пространством собеседника, а к внедрению или его насильственному уничтожению. Особенно привлека­тельным является разрушение личностных границ собесед­ника. Свидетельствующие об этом изменения интонаций голоса и длительность растерянных пауз консультанта являются чувствительным показателем эффективности агрессии. Разрушение границ приводит к растерянности, поэтому для агрессивного абонента нет лучшего подар­ка, чем молчание растерянного собеседника. Человек в замешательстве лишен индивидуальности, доступен и беззащитен. Все растерявшиеся люди в чем-то одинако­вы, и консультант становится не просто живым объектом агрессии, а превращается в обезличенную вещь. По­ставленная цель достигнута: агрессия уничтожила лич­ность, поэтому можно вешать трубку, ощущая триумф. Беседа с агрессивным абонентом является незавершен­ным диалогом, распадающимся в силу деструктивных тенденций.

У консультанта это вызывает закономерное чувство вины — за утрату себя, потерю собственного до­стоинства, это ощущения человека, который недавно бессильно наблюдал за буйством слепой стихии огня, а теперь стоит на пожарище.

Деструкция абонента, естественно, ограничена вер­бальной агрессией. Не оставляя после себя никаких ви­димых следов, она является легкой и доступной для або­нента и крайне чувствительной — для консультанта.

Агрессивному абоненту доставляет особое на­слаждение нанести глубокую, но невидимую рану. Отсутствие явных последствий придает особую рафини­рованность этой агрессии, не вызывая и тени ответствен­ности. А то, что ее легко совершить, набрав номер теле­фона, делает ее еще более привлекательной.

Поскольку агрессивный абонент склонен к неза­вершенному диалогу, то одна из основных задач консуль­танта состоит в превращении его в завершенный. Этот процесс можно назвать блокадой. Блокировать неза­вершенный диалог означает вернуть ему устойчивость, психологический центр и предотвратить нерегулируемую длительность. Он осуществляется консультантом введени­ем ограничений и контроля. Используя эти подходы, он преодолевает тревогу, растерянность, досаду, вину или ответную агрессию, блокируя их выражение. От преодо­ления этих чувств он продвигается к конструктивным от­ношениям. Следует найти «болевые» точки собеседника, скрытые за фасадом первичных агрессивных импульсов. Обнаружение хотя бы одной из них является нитью Ари­адны, выводящей из хаоса незавершенного диалога и позволяющей начать процесс формирования перемен в условиях доверия и эмпатии. От растерянной безличности отношения к человеку как объекту к личности — та­ков путь, который может с помощью консультанта про­делать отношение этих абонентов в диалоге.

Адекватное консультирование (работа с проблемой) в этой беседе возможно только при условии снижения интенсивности агрессии, которая для абонента является придающим уверенность стереотипом поведения. Нарушение этого стереотипа приводит к воз­никновению растерянности, уменьшающей накал эмоций. При разрыве диалогического общения у собеседника по­является вопрос: «Что со мной?», и он в поисках ответа обращается к своему внутреннему миру. Появляющееся замешательство делает абонента внушаемым. Поэтому от­ражать его агрессивные высказывания следует неожидан­ными, однако продуманными краткими инструкциями. Можно использовать цифры и счет, дни недели, поня­тия «знание—незнание», «запомнить—забывать». Постро­ение фраз при разрыве шаблона должно быть утверди­тельным, директивным и конструктивным. Например:

Абонент: «Вы редкостная…»

Консультант: «Да, и это происходит с каждым…»

или «Смерть приходит неожиданно…»

При выраженной агрессивности этот прием следует повторять неоднократно, а при необходимости — чере­довать с использованием простых и образных метафор. Если консультант осознает, что у него нет возможности противостоять агрессии и жизни собеседника не грозит опасность, то целесообразно завершить беседу, пригла­сив позвонить вновь в другое время.

Манипулятивный собеседник. Каждый человек так или иначе, больше или меньше манипулирует в своей жизни другими людьми. Происхождение манипуляции связано с далеким детством. Одним из главных ее источников является ранняя детская сексуальность, в частности стремление обладать и, следовательно, манипулировать главным объектом Эдипова комплекса — своей матерью. Но стремление к обладанию распространяется и на другие явления: вещи, игрушки, предметы, посредством кото­рых ребенок осваивает, изучает и покоряет окружающий мир. В потребности действовать заложена тенденция к обладанию и манипулированию. В процессе дальнейшей жизни манипуляция проявляется особым способом существования — модусом обладания. Нет оснований считать, что существуют особые манипулятивные личности или манипулятивный характер. Но у людей, имеющих садо-мазохистические тенденции, манипулятивный стиль построения отношений может достигать большой выраженности.

Э. Фромм полагал, что наиболее широко распростра­ненным является несексуальный садизм. Его главная цель состоит в причинении физической боли, полном подчи­нении, унижении вплоть до желания смерти более слабо­го человека. В общественной жизни особое место принад­лежит психической жестокости, которая более безопас­на для садиста (слово или жест «к делу не пришьешь»), но вызывает у жертвы сильнейшую душевную боль. «Там, где есть беспомощный человек, обязательно должна по­явиться психическая жестокость, даже скрытая с перво­го взгляда в самых невинных формах: неуместном воп­росе, саркастической улыбке, смущающем замечании и т.д.», — писал Э. Фромм. Садист стремится установить абсолютный контроль, заставить переносить боль и уни­жения, понимая, что беспомощность не может защитить себя. Он превращает другого в свою собственность, вещь; только обладая другим, садист находит одно из решений проблемы человеческого существования: «Как жить?». Садистические черты прочно входят в структуру харак­тера человека. Для садиста все, что живет, должно под­лежать его контролю, живое должно превратиться в без­гласную вещь, в «живые, дрожащие, пульсирующие объекты власти». Садист стремится быть полноправным властелином своей жертвы, ее мыслей, чувств, поступ­ков и даже самой жизни. Присутствие беспомощного «за­водит» его и стимулирует к дальнейшей садистической активности. Его сознание является туннельным, на самом деле он боится реальности жизни, ему несвойственны высшие проявления человеческого духа: любовь, дружба или подвижничество, но очень характерны ксенофобия и неофобия (тот, кто незнаком, — нов, а все новое все­гда страшит и вызывает подозрение). Садист близок ма­зохисту, этих сиамских близнецов объединяет одно фун­даментальное обстоятельство, считал Э. Фромм, «чувство бессилия перед жизнью». Оба нуждаются в постороннем существе, чтобы как-то себя дополнить, сделать другого продолжением своего Я и восстановить психологический центр, которого они лишены. Поэтому лучше говорить о садомазохистическом характере. Садизм в обществе под­держивается наличием подавляющих и подавляемых. Он исчезнет, если каждый человек обретет независимость, единство, критическое мышление и личную продуктив­ность.

По мнению многих исследователей, манипуляторов следует относить к личностям с садистическими тенден­циями, которые используют других для поддержания и сохранения чувства контроля над собственной жизнью. Манипуляция может проводиться и с серьезными дест­руктивными целями, направленными на разрушение че­ловека.

Манипулятивный абонент в начале телефонной беседы скрывает садистические или деструктивные цели за благо­видным фасадом. Он легко использует незаметные хитро­сти, уловки, фокусы, трюки или надувательство. Это яв­ляется попыткой завладеть консультантом. Поэтому следу­ет обращать внимание на следующие черты манипулятора:

1) неустойчивость и прихотливость эмоций;

2) туннельное сознание — они видят только то, что хо­тят видеть, и слышат только то, что желают слышать;

3) играют в проблемы, конфликты и жизненные ситуа­ции.

Главная задача манипулятивного абонента, часто нео­сознаваемая, состоит в установлении власти над беседой, мыслями и чувствами другого, поэтому консультанту важ­но сохранять и удерживать собственный контроль над разговором. В беседе с манипулятором становится ясно, что он предпочитает говорить только на темы, которые считает приемлемыми, и легко озлобляется, если консультант проявляет иные намерения. Он скрывает свои истинные чувства, не осознает манипулятивные или аг­рессивные стремления, не доверяет другим, рассматри­вая их в качестве объектов обладания или вещей. Две ли­нии определяют поведение консультанта в процессе раз­говора с манипулятором: поддержание контроля над беседой и ее завершение, если абонент переходит к вер­бальной агрессии (оскорблениям). Эти принципы взаимо­связаны, поскольку установка консультанта на сохране­ние контроля над беседой приводит к оскорблениям со стороны манипулятора, ибо не дает ему возможности контролировать. Важно помнить и о том, что не следует поддаваться гневу. /5/

Срочно?
Закажи у профессионала, через форму заявки
8 (800) 100-77-13 с 7.00 до 22.00

Источник