какие характерные особенности фольклорной сказки присутствуют в литературной сказке л н толстого
Особенности жанровой поэтики народных рассказов л.н. толстого
Произведения «Ильяс», «Девчонки умнее стариков», «Упустишь огонь – не потушишь», «Как чертенок краюшку выкупал», «Много ли человеку земли нужно» написаны в традициях жанра фольклорного сказа (первый параграф). Толстой имитирует разговорную речь крестьянина-рассказчика: она предельно лаконична, инверсионно выстроена, в ней допускаются пропуски слов. Кроме того, речь повествователя «из народной среды» насыщена диалектизмами, простонародной лексикой, отражающей реалии деревенского быта.
В то же время Толстой модифицирует жанр сказа: помимо использования присущих сказу приемов, писатель синтезирует реальное и идеальное.
Реальный план повествования – типичные социальные противоречия, семейно-личные отношения, крестьянский быт пореформенной России. При воспроизведении действительности писатель использует прием гротеска, намеренно гиперболизируя, нагнетая события, доводя их до абсурда. Действительность обретает черты фантасмагории, хаоса в условиях бездуховной жизни. Реальный мир представлен Толстым как цепь катастрофических последствий нехристианского поведения. Он создается приемами гротеска, который помогает писателю разоблачить дисгармонию реальной бездуховной жизни и показать трагический итог приятия бесовского, предвестником которого служит сон-видение («Много ли человеку земли нужно»). Бесовское, в свою очередь, воплощено приемами сказочной фантастики: трансфигурацией (превращение), агглютинацией (соединение в одном персонаже разных внешних черт).
В этом контексте новозаветные включения, организующие идеальный план повествования, являются ценностными ориентирами, как для персонажей, в результате совершающих богоугодные поступки, так и для читателей-«слушателей».
Функционирование новозаветного императива в форме цитаты-эпиграфа («Упустишь огонь – не потушишь»), цитаты-концовки («Девчонки умнее стариков»), вывода-концовки («Упустишь огонь – не потушишь»), «скрытой цитаты» («Ильяс», «Как чертенок краюшку выкупал», «Много ли человеку земли нужно») подчиняет сюжет аллегорическому осмыслению сакральных знаний о путях богопознания: нестяжании («Ильяс»), непротивлении («Девчонки умнее стариков», «Упустишь огонь – не потушишь»).
Рассказы Толстого (второй параграф) «Алеша Горшок» и «Корней Васильев» – это небольшие по объему произведения, имеющие жанровые признаки реалистического рассказа, для которого характерны жизненная достоверность в изображении обстоятельств, характера, сосредоточенность на одном моменте жизни, определяющем характер.
Вместе с тем рассказы Толстого демонстрируют значительное обновление основных принципов реалистического метода.
Прием антитезы является определяющим в сюжетообразовании рассказа «Алеша Горшок», выражая противоречие между греховностью «мира земного» и непорочностью «мира небесного».
Мировосприятие Алеши обусловлено жизненным концептом единства профанного и сакрального. Детская чистота и кротость Алеши соприродны миру небесному и являют идеал духовного совершенства, отраженного в Евангелии: «3. И сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное…» (Матфей, ХVIII, 3).
Образ Алеши – образ божьего человека, которому присущи христианские черты характера: незлобивость, всепрощение, долготерпение, бесхитростность, бескорыстность, служение ближнему, послушание, кротость.
Поведенческая линия героя осложняется психологической коллизией.
Душевная боль Алеши в определенной жизненной ситуации фиксируется психологической деталью: в разговоре с купчихой о запрете на женитьбу Алеша «засмеялся и тут же заплакал» (36, 57).
Детская чистота Алеши особенно ярко выделяется на фоне духовной несостоятельности окружающих его людей, считающих жизненным приоритетом материальное положение и потому руководствующихся в своих поступках меркантильными соображениями. Некстати возникшая любовь Алеши к кухарке Устинье невыгодна его хозяевам, они налагают запрет на их женитьбу. И здесь Алеша не озлобляется, не таит обиды, не противится волевому решению хозяев, а испытывает лишь некоторое замешательство и внутреннюю боль, которая, впрочем, не нарушает несколько наивного, но радостного восприятия жизни.
Рассказ «Корней Васильев» ориентирован на разрешение проблемы духовного кризиса человека. Новозаветный императив в форме «скрытой цитаты» вскрывает одну из причин духовного кризиса самоопределяющейся личности. Эгоцентрическая природа индивидуума, утратившего связь с Абсолютом – закономерная причина духовного кризиса, следствием которого является торжество зла в душах людей, в обществе и в мире.
Герой преодолевает ограниченность эгоцентрической натуры христианским поведением – покаянием и прощением – и тем самым восстанавливает свою божественную сущность, обретает душевный покой, согласие с миром, приближается к евангельскому образу духовного человека.
В отличие от предыдущих жанров, в рассказах Толстого характер распознается не только в действии, но и в психологическом настрое, в мироощущении героя. Так, в рассказе «Корней Васильев» психологическая деталь отражает состояние раскаяния за содеянное и ощущение полноты жизни, неожиданно возникшее после раскаяния; в рассказе «Алеша Горшок» – состояние душевной боли за несостоявшуюся женитьбу и, тем не менее, неизменное радостное восприятие жизни.
Толстому удается конкретное событие перевести в бытийный, общефилософский план. В рассказах сохраняется принцип пространственно-временной двуплановости: герои одновременно втянуты в поток реальной жизни и связаны или связываются с миром идеальным.
Таким образом, мы имеем здесь дело с реализмом, признающим реальную действительность, но усматривающим за ней иную реальность – идеальную, причем реальная действительность обретает смысл только благодаря идеальной. На взаимодействии реального и идеального Толстой создает целостную модель бытия.
Углубление философского содержания, активное функционирование «скрытых цитат»-императивов меняет структурные параметры рассказов, и они начинают сближаться с жанром притчи.
Творчески усваивая традиции фольклорной сказки (третий параграф), Толстой создает такие произведения, как «Работник Емельян и пустой барабан», «Сказка об Иване-дураке и его двух братьях: Семене-воине и Тарасе-брюхане, и немой сестре Маланье, и о старом дьяволе и трех чертенятах», «Зерно с куриное яйцо».
Сказки Толстого основаны на вымысле, изображают невероятные, неправдоподобные события. Основные характеристики виртуального мира фольклорной сказки в полной мере проявляются в толстовских сказках:
— волшебство, реализующееся с помощью трансформации пространства (возведение собора за ночь; появление реки с кораблями вокруг дворца), персонификации (превращение соломинки в солдат, лягушки – в девицу-красавицу), трансфигурации (превращение дьявола в воеводу, в купца, в господина);
— действие волшебных предметов (корешок, дубовые листья, клубочек);
— пространственная неопределенность («в некотором царстве, в некотором государстве»);
— действие мифологических персонажей (дьявол и чертенята).
Традиционны и персонажи (мужик, солдат, царь, царевна, царские слуги, Иван-дурак, старик, старуха, девица-красавица, работящая жена и др.), которые представляют собой «готовые характеры» с их определенными функциями. Характерно контрастное изображение героев (неудачи «умных» братьев – достижения дурака). Главный герой – носитель высоких нравственных качеств.
Преодоление препятствий, выполнение заданий происходит посредством помощников (жены, мудрой старухи) или волшебных предметов.
В композиционном отношении толстовская сказка имеет традиционный зачин, завязку (вредительство антагониста), развязку (наказание антагониста, великодушие и благополучие героя), вывод-концовку («…у кого мозоли на руках – полезай за стол, а у кого нет – тому объедки»).
Используется общепринятый в фольклорных сказках прием троичности (три задачи в сказке «Работник Емельян и пустой барабан»; три брата – три царства в «Сказке об Иване-дураке»; три старика – три века в сказке «Зерно с куриное яйцо»).
Толстой широко использует фольклорно-языковые формулы: инициальные, срединные, финальные.
Вместе с тем традиции фольклорной сказки подвергаются существенной трансформации: происходят некоторые смещения пропорций от сказочной фантастики к принципам реалистического изображения, что приводит к усложнению повествовательной структуры.
Реальный план выражен средствами гротескно-сатирического изображения действительности; идеальный план – средствами сказочной фантастики, социально-утопической легенды и новозаветными мотивами.
Сюжеты произведений разворачиваются в трех хронологических измерениях: в сказках Толстого повествуется о событиях, которые происходили в прошлом и продолжают развиваться в настоящем («Зерно с куриное яйцо»); о событиях, которые развиваются в настоящем и должны произойти в будущем («Сказка об Иване-дураке», «Работник Емельян и пустой барабан»). Прошлое и будущее предстают как гармоничная реальность, как эра высокого уровня жизни людей; настоящее изображается в сатирически-обличительном ракурсе как исторический этап, попирающий высшие духовные ценности и потому находящийся на грани катастрофы и достойный осуждения. Автор пытается показать хаос, абсурдность реального мира и противопоставить им гармонию прошлого и будущего.
Смысловой доминантой сказок Толстого являются понятия о «золотом веке», о «далеких землях», о «героях-избавителях», восходящие к социально-утопической легенде, как народный идеал справедливого общественного устройства и мироустройства. Под пером писателя эти понятия трансформировались в мотив «земли Божьей». В сказках Толстой выразил свое представление о путях совершенствования мира, которое он связывал с христианской идеей ненасилия («В старину не так жили: в старину жили по-божьи…»).
Основная концепция сказок выражена в новозаветном императиве в форме «скрытой цитаты» («Работник Емельян и пустой барабан»), вывода-концовки («Сказка об Иване-дураке…», «Зерно с куриное яйцо») и связана с образами главных героев, призванных утвердить идеал «Царства без насилия».
Таким образом, анализ сказок Толстого обнаруживает не только фольклорно-сказочные каноны, но и элементы реалистического повествования, социально-утопической легенды, притчевую архитектонику.
Путь насилия, указываемый «европейскими новейшими писателями», по Толстому, также ошибочен, так как меняет только внешние условия жизни, которые поверхностны, переменчивы и неустойчивы.
Толстой предлагает иной путь, меняющий внутренние основы жизни; он связан с изменением мировоззрения каждого члена общества и ведет к духовному совершенству человека и, как следствие, – к гармоничному обшественному устройству и мироустройству. Это путь духовный, в основе которого – идея «деятельного христианства».
Тип деятельного христианина представлен в образе пятидесятилетней вдовы Марии Семеновны.
Однако духовное просветление героя происходит не сразу, а в борении светлого и темного в его душе, сопровождающемся снами-видениями, зрительными иллюзиями.
Толстой композиционно членит повествование на две части, символизирующие реальный мир и идеальный мир. Первая часть повести (реальный мир) – тотальное торжество зла вследствие поступков, не соответствующих христианским представлениям о духовной жизни. При изображении абсурдности этого мира Толстой использует прием реалистического гротеска; вторая часть повести (идеальный мир) – тотальное торжество добра вследствие духовного просветления персонажей, более того, картина тотального искоренения зла перерастает в утопический образ «Царства без насилия», что соответствует толстовским представлениям о «Царстве Божьем на земле».
Части разделены на коротенькие главки, повествующие о судьбе того или иного персонажа. Небольшой объем главок обусловлен стремлением Толстого охватить весь спектр классов и сословий общества. Причем композиция произведения имеет зеркальный эффект: первая часть начинается с картины посыла зла в мир Федором Смоковниковым, которое распространяется со скоростью эпидемии, затягивая в свой круговорот и калеча судьбы многих и многих людей; цепочка жертв зла неожиданно пресекается на раскаявшемся и духовно просветленном Степане; вторая часть начинается с картины посыла добра в мир прозревшим Степаном, которое опять же стремительно по цепочке, но уже в обратном порядке освобождает тех же персонажей от зла, и наконец, последним звеном в цепи добра оказывается все тот же Федор Смоковников.
Персонажи, бывшие некогда антагонистами, духовно прозревают, каются, прощают друг друга, между ними устанавливаются добросердечные братские взаимоотношения.
Подобная зеркальная композиция – не художественная условность, а способ выражения концепции всеобщего братства на основе духовного совершенства человека и мира.
Повесть Толстого, синтезируя элементы реалистического повествования и социально-утопической легенды, тяготея к дидактико-аллегорическому построению, соотносимому с притчей, выходит за рамки традиционной реалистической повести.
В заключении диссертации обобщаются результаты исследования и делаются выводы.
Создание Толстым цикла «народных рассказов» 1880–1900-х гг. обусловлено в совокупности и внешними, и внутренними причинами: общественно-историческими факторами, закономерностями литературного процесса конца ХIХ – начала ХХ в., религиозными и эстетическими приоритетами позднего Толстого.
Результаты анализа 24 произведений позволили обнаружить следующие особенности жанровой поэтики «народных рассказов».
I. Формальная соотнесенность «народных рассказов» с традиционными жанрами. Сопоставление жанровой структуры «народных рассказов» с традиционными формами, попытка классификации произведений по общности жанровых признаков привели к выделению семи типологических групп: легенды, рассказы-легенды, проповеди, сказы, сказки, рассказы, повесть.
Вместе с тем рельефно выделяются общие идейно-эстетические принципы: притчевость, онтологизм, ансамблевость, организующие корпус разножанровых произведений в системное единство.
II. Притчевость «народных рассказов». Писатель использует притчевую традицию в формировании художественной структуры «народных рассказов» на уровне композиционного построения произведения; образной системы; поэтического языка.
1. Уровень композиционного построения произведения. Толстой выстраивает двухчастную структуру «народных рассказов»: аллегория (нарратив) + христианская аксиоматика (императив), аналогичную структуре канонической притчи (аллегория + толкование).
В центре нарратива – аллегорическое осмысление христианских принципов жизни, смещающее жанровую доминанту «народных рассказов» в область притчевых конструкций.
Новозаветный императив выражен в форме цитаты-эпиграфа, цитаты-концовки, вывода-концовки, «скрытой цитаты». В композиционном отношении императив является составной частью нарратива или связан с ним имманентно.
Сюжетная схема «народных рассказов»: христианское поведение – духовное просветление – гармоничная реальность.
2. Уровень образной системы:
а) функционирование персонажей:
— сакральный герой (отец, крестный, божий человек, ангел, Господь) дает событийному ряду, поступкам других персонажей оценку в свете христианской аксиоматики; он обладает фантастическими свойствами, чудодейственной силой, Истиной, необходимой для духовного роста профанного героя; является помощником, проводником для профанного героя на пути к духовному просветлению;
— профанный герой проходит путь от неведения (безбожного существования) к богопознанию; христианское поведение играет решающую роль на этом пути; после свершившегося духовного просветления профанный герой обретает статус сакрального героя, т.е. превращается в носителя высокодуховных качеств человека;
б) предельная упрощенность в обрисовке характеров: отсутствие развернутых описаний внутренних состояний героев, отсутствие изложения истории души в ее движении. В центре «народных рассказов» не внутренний мир человека с его противоречиями, а христианское поведение, отсюда – стремление к предельному упрощению характеров.
3. На уровне поэтического языка для «народных рассказов» характерен стиль устной речи: отсутствие описательных элементов, упрощенный синтаксис с короткими периодами, намеренное использование сказуемого перед подлежащим, предельный лаконизм повествования, использование просторечной лексики.
III. Онтологизм «народных рассказов». Поэтика «народных рассказов» несет на себе печать плодотворного взаимодействия принципов реализма, поэтических приемов модернизма и легендарно-сказочной фантастики, позволяющих воплотить целостную модель бытия. Синтез поэтических систем проявляется на уровне сюжетно-композиционного построения, хронотопа, конфликта.
1. На уровне сюжетно-композиционного построения взаимодействие поэтических систем формирует сюжетную двуплановость: реальный план повествования и идеальный план повествования.
Реальный план повествования ориентирован на отображение абсурдного в объективной действительности. В качестве основного приема в создании абсурдного используется прием гротеска.
Одновременно писатель создает идеальный план повествования приемами поэтики модернизма (голосовые иллюзии, зрительные иллюзии, сны-видения), приемами легендарно-сказочной фантастики (чудо; волшебство: трансформация пространства, трансфигурация, персонификация, агглютинация) и новозаветными включениями.