можно попросить нину о чем
Можно попросить Нину?
Много раз читал эту историю,но недавно сняли неплохую короткометражку на новый лад. (Имхо) получилось достойно.
З.Ы: Рассказ прилагается и уже был на ресурсе,но в фильме немного изменили временную линию,всем приятного просмотра.
— Можно попросить Нину? — сказал я.
— Это я, Нина.
— Да? Почему у тебя такой странный голос?
— Странный голос?
— Не твой. Тонкий. Ты огорчена чем-нибудь?
— Не знаю.
— Может быть, мне не стоило звонить?
— А кто говорит?
— С каких пор ты перестала меня узнавать?
— Кого узнавать?
Голос был моложе Нины лет на двадцать. А на самом деле Нинин голос лишь лет на пять моложе хозяйки. Если человека не знаешь, по голосу его возраст угадать трудно. Голоса часто старятся раньше владельцев. Или долго остаются молодыми.
— Ну ладно, — сказал я. — Послушай, я звоню тебе почти по делу.
— Наверное, вы все-таки ошиблись номером, — настаивала Нина. — Я вас не знаю.
— Это я, Вадим, Вадик, Вадим Николаевич! Что с тобой?
— Ну вот! — Нина вздохнула, будто ей жаль было прекращать разговор. — Я не знаю никакого Вадика и Вадима Николаевича.
— Простите, — извинился я и повесил трубку.
Я не сразу набрал номер снова. Конечно, я просто не туда попал. Мои пальцы не хотели звонить Нине. И набрали не тот номер. А почему они не хотели?
Я отыскал на столе пачку кубинских сигарет. Крепких, как сигары. Их, наверное, делают из обрезков сигар. Какое у меня может быть дело к Нине? Или почти дело? Никакого. Просто хотелось узнать, дома ли она. А если ее нет дома, это ничего не меняет. Она может быть, например, у мамы. Или в театре, потому что она тысячу лет не была в театре.
— Нина? — спросил я.
— Нет, Вадим Николаевич, — ответила Нина. — Вы опять ошиблись. Вы какой номер набираете?
— 149-40-89.
— А у меня Арбат — один — тридцать два — пять три.
— Конечно, — сказал я. — Арбат — это четыре?
— Арбат — это Г.
— Ничего общего, — пробормотал я. — Извините, Нина.
— Пожалуйста, — сказала Нина. — Я все равно не занята.
— Постараюсь к вам больше не попадать, — пообещал я. — Где-то заклинило. Вот и попадаю к вам. Очень плохо телефон работает.
— Да, — согласилась Нина.
Надо подождать. Или набрать сотню. Время. Что-то замкнется в перепутавшихся линиях на станции. И я дозвонюсь. «Двадцать два часа ровно», — ответила женщина по телефону 100. Я вдруг подумал, что если ее голос записали давно, десять лет назад, то она набирает номер 100, когда ей скучно, когда она одна дома, и слушает свой голос, свой молодой голос. А может быть, она умерла. И тогда ее сын или человек, который ее любил, набирает сотню и слушает ее голос.
— Я вас слушаю, — отозвалась Нина молодым голосом. — Это опять вы, Вадим Николаевич?
— Да, — сказал я. — Видно, наши телефоны соединились намертво. Вы только не сердитесь, не думайте, что я шучу. Я очень тщательно набирал номер, который мне нужен.
— Конечно, конечно, — быстро согласилась Нина. — Я ни на минутку не подумала. А вы очень спешите, Вадим Николаевич?
— Нет, — ответил я.
— У вас важное дело к Нине?
— Нет, я просто хотел узнать, дома ли она.
— Соскучились?
— Как вам сказать…
— Я понимаю, ревнуете, — предположила Нина.
— Вы смешной человек, — произнес я. — Сколько вам лет, Нина?
— Тринадцать. А вам?
— Больше сорока. Между нами толстенная стена из кирпичей.
— И каждый кирпич — это месяц, правда?
— Даже один день может быть кирпичом.
— Да, — вздохнула Нина, — тогда это очень толстая стена. А о чем вы думаете сейчас?
— Трудно ответить. В данную минуту ни о чем. Я же разговариваю с вами.
— А если бы вам было тринадцать лет или даже пятнадцать, мы могли бы познакомиться, — сказала Нина. — Это было бы очень смешно. Я бы сказала: приезжайте завтра вечером к памятнику Пушкину. Я вас буду ждать в семь часов ровно. И мы бы друг друга не узнали. Вы где встречаетесь с Ниной?
— Как когда.
— И у Пушкина?
— Не совсем. Мы как-то встречались у «России».
— Где?
— У кинотеатра «Россия».
— Не знаю.
— Ну, на Пушкинской.
— Все равно почему-то не знаю. Вы, наверное, шутите. Я хорошо знаю Пушкинскую площадь.
— Не важно, — сказал я.
— Почему?
— Это давно было.
— Когда?
Девочке не хотелось вешать трубку. Почему-то она упорно продолжала разговор.
— Вы одна дома? — спросил я.
— Да. Мама в вечернюю смену. Она медсестра в госпитале. Она на ночь останется. Она могла бы прийти и сегодня, но забыла дома пропуск.
— Ага, — согласился я. — Ладно, ложись спать, девочка. Завтра в школу.
— Вы со мной заговорили как с ребенком.
— Нет, что ты, я говорю с тобой как со взрослой.
— Спасибо. Только сами, если хотите, ложитесь спать с семи часов. До свидания. И больше не звоните своей Нине. А то опять ко мне попадете. И разбудите меня, маленькую девочку.
Я повесил трубку. Потом включил телевизор и узнал о том, что луноход прошел за смену 337 метров. Луноход занимался делом, а я бездельничал. В последний раз я решил позвонить Нине уже часов в одиннадцать, целый час занимал себя пустяками и решил, что, если опять попаду на девочку, повешу трубку сразу.
— Я так и знала, что вы еще раз позвоните, — сказала Нина, подойдя к телефону. — Только не вешайте трубку. Мне, честное слово, очень скучно. И читать нечего. И спать еще рано.
— Ладно, — согласился я. — Давайте разговаривать. А почему вы так поздно не спите?
— Сейчас только восемь, — сказала Нина.
— У вас часы отстают, — отозвался я. — Уже двенадцатый час.
Нина засмеялась. Смех у нее был хороший, мягкий.
— Вам так хочется от меня отделаться, что просто ужас, — объяснила она. — Сейчас октябрь, и поэтому стемнело. И вам кажется, что уже ночь.
— Теперь ваша очередь шутить? — спросил я.
— Нет, я не шучу. У вас не только часы врут, но и календарь врет.
— Почему врет?
— А вы сейчас мне скажете, что у вас вовсе не октябрь, а февраль.
— Нет, декабрь, — ответил я. И почему-то, будто сам себе не поверил, посмотрел на газету, лежавшую рядом, на диване. «Двадцать третье декабря» — было написано под заголовком.
Мы помолчали немного, я надеялся, что она сейчас скажет «до свидания». Но она вдруг спросила:
— А вы ужинали?
— Не помню, — сказал я искренне.
— Значит, не голодный.
— Нет, не голодный.
— А я голодная.
— А что, дома есть нечего?
— Нечего! — подтвердила Нина. — Хоть шаром покати. Смешно, да?
— Даже не знаю, как вам помочь, — сказал я. — И денег нет?
— Есть, но совсем немножко. И все уже закрыто. А потом, что купишь?
— Да, — согласился я, — все закрыто. Хотите, я пошурую в холодильнике, посмотрю, что там есть?
— У вас есть холодильник?
— Старый, — ответил я. — «Север». Знаете такой?
— Нет, — призналась Нина. — А если найдете, что потом?
— Потом? Я схвачу такси и подвезу вам. А вы спуститесь к подъезду и возьмете.
— А вы далеко живете? Я — на Сивцевом Вражке. Дом 15/25.
— А я на Мосфильмовской. У Ленинских гор. За университетом.
— Опять не знаю. Только это не важно. Вы хорошо придумали, и спасибо вам за это. А что у вас есть в холодильнике? Я просто так спрашиваю, не думайте.
— Если бы я помнил, — пробормотал я. — Сейчас перенесу телефон на кухню, и мы с вами посмотрим.
Я прошел на кухню, и провод тянулся за мной, как змея.
— Итак, — сказал я, — открываем холодильник.
— А вы можете телефон носить с собой? Никогда не слышала о таком.
— Конечно, могу. А ваш телефон где стоит?
— В коридоре. Он висит на стенке. И что у вас в холодильнике?
— Значит, так… что тут, в пакете? Это яйца, неинтересно.
— Яйца?
— Ага. Куриные. Вот, хотите, принесу курицу? Нет, она французская, мороженая. Пока вы ее сварите, совсем проголодаетесь. И мама придет с работы. Лучше мы возьмем колбасы. Или нет, нашел марокканские сардины, шестьдесят копеек банка. И к ним есть полбанки майонеза. Вы слышите?
— Да, — ответила Нина совсем тихо. — Зачем вы так шутите? Я сначала хотела засмеяться, а потом мне стало грустно.
— Это еще почему? В самом деле так проголодались?
— Нет, вы же знаете.
— Что я знаю?
— Знаете, — настаивала Нина. Потом помолчала и добавила: — Ну и пусть! Скажите, а у вас есть красная икра?
— Нет, — признался я. — Зато есть филе палтуса.
— Не надо, хватит, — сказала Нина твердо. — Давайте отвлечемся. Я же все поняла.
— Что поняла?
— Что вы тоже голодный. А что у вас из окна видно?
— Из окна? Дома, копировальная фабрика. Как раз сейчас, полдвенадцатого, смена кончается. И много девушек выходит из проходной. И еще виден «Мосфильм». И пожарная команда. И железная дорога. Вот по ней сейчас идет электричка.
— И вы все видите?
— Электричка, правда, далеко идет. Видна только цепочка огоньков, окон!
— Вот вы и врете!
— Нельзя так со старшими разговаривать, — отозвался я. — Я не могу врать. Я могу ошибаться. Так в чем же я ошибся?
— Вы ошиблись в том, что видите электричку. Ее нельзя увидеть.
— Что же она, невидимая, что ли?
— Нет, она видимая, только окна светиться не могут. Да вы вообще из окна не выглядывали.
— Почему? Я стою перед самым окном.
— А у вас в кухне свет горит?
— Конечно, а как же я в темноте в холодильник бы лазил. У меня в нем перегорела лампочка.
— Вот, видите, я вас уже в третий раз поймала.
— Нина, милая, объясни мне, на чем ты меня поймала.
— Если вы смотрите в окно, то откинули затемнение. А если откинули затемнение, то потушили свет. Правильно?
— Неправильно. Зачем же мне затемнение? Война, что ли?
— Ой-ой-ой! Как же можно так завираться? А что же, мир, что ли?
— Ну, я понимаю, Вьетнам, Ближний Восток… Я не об этом.
— И я не об этом… Постойте, а вы инвалид?
— К счастью, все у меня на месте.
— У вас бронь?
— Какая бронь?
— А почему вы тогда не на фронте?
Вот тут я в первый раз заподозрил неладное. Девочка меня вроде бы разыгрывала. Но делала это так обыкновенно и серьезно, что чуть было меня не испугала.
— На каком я должен быть фронте, Нина?
— На самом обыкновенном. Где все. Где папа. На фронте с немцами. Я серьезно говорю, я не шучу. А то вы так странно разговариваете. Может быть, вы не врете о курице и яйцах?
— Не вру, — признался я. — И никакого фронта нет. Может быть, и в самом деле мне подъехать к вам?
— Так я в самом деле не шучу! — почти крикнула Нина. — И вы перестаньте. Мне было сначала интересно и весело. А теперь стало как-то не так. Вы меня простите. Как будто вы не притворяетесь, а говорите правду.
— Честное слово, девочка, я говорю правду, — сказал я.
— Мне даже страшно стало. У нас печка почти не греет. Дров мало. И темно. Только коптилка. Сегодня электричества нет. И мне одной сидеть ой как не хочется. Я все теплые вещи на себя накутала.
И тут же она резко и как-то сердито повторила вопрос:
— Вы почему не на фронте?
— На каком я могу быть фронте? Какой может быть фронт в семьдесят втором году?!
— Вы меня разыгрываете?
Голос опять сменил тон, был он недоверчив, был он маленьким, три вершка от пола. И невероятная, забытая картинка возникла перед глазами — то, что было со мной, но много лет, тридцать или больше лет назад. Когда мне тоже было двенадцать лет. И в комнате стояла «буржуйка». И я сижу на диване, подобрав ноги. И горит свечка, или это была керосиновая лампа? И курица кажется нереальной, сказочной птицей, которую едят только в романах, хотя я тогда не думал о курице…
— Вы почему замолчали? — спросила Нина. — Вы лучше говорите.
— Нина, — сказал я, — какой сейчас год?
— Сорок второй, — ответила Нина.
И я уже складывал в голове ломтики несообразностей в ее словах. Она не знает кинотеатра «Россия». И номер телефона у нее только из шести цифр. И затемнение…
— Ты не ошибаешься? — спросил я.
— Нет, — стояла на своем Нина.
Она верила в то, что говорила. Может, голос обманул меня? Может, ей не тринадцать лет? Может, она сорокалетняя женщина, заболела еще тогда, девочкой, и ей кажется, что она осталась там, где война?
— Послушайте, — сказал я спокойно, — не вешайте трубку. Сегодня двадцать третье декабря 1972 года. Война кончилась двадцать семь лет назад. Вы это знаете?
— Нет, — сказала Нина.
— Теперь знайте. Сейчас двенадцатый час… Ну как вам объяснить?
— Ладно, — сказала Нина покорно. — Я тоже знаю, что вы не привезете мне курицу. Мне надо было догадаться, что французских кур не бывает.
— Почему?
— Во Франции немцы.
— Во Франции давным-давно нет никаких немцев. Только если туристы. Но немецкие туристы бывают и у нас.
— Как так? Кто их пускает?
— А почему не пускать?
— Вы не вздумайте сказать, что фрицы нас победят! Вы, наверное, просто вредитель или шпион?
— Нет, я работаю в СЭВе, в Совете Экономической Взаимопомощи. Занимаюсь венграми.
— Вот и опять врете! В Венгрии фашисты.
— Венгры давным-давно прогнали своих фашистов. Венгрия — социалистическая республика.
— Ой, а я уж боялась, что вы и в самом деле вредитель. А вы все-таки все выдумываете. Нет, не возражайте. Вы лучше расскажите мне, как будет потом. Придумайте что хотите, только чтобы было хорошо. Пожалуйста. И извините меня, что я так с вами грубо разговаривала. Я просто не поняла.
Я рассказывал это не Нине. Я рассказывал это себе. И я послушно повторял факты, если Нина не верила или не понимала сразу, возвращался, когда она просила пояснить что-нибудь, и чуть было не потерял вновь ее доверия, когда сказал, что Сталин умрет. Но я потом вернул ее веру, поведав о Юрии Гагарине и о новом Арбате. И даже насмешил Нину, рассказав о том, что женщины будут носить брюки-клеш и совсем короткие юбки. И даже вспомнил, когда наши перейдут границу с Пруссией. Я потерял чувство реальности. Девочка Нина и мальчишка Вадик сидели передо мной на диване и слушали. Только они были голодные как черти. И дела у Вадика обстояли даже хуже, чем у Нины: хлебную карточку он потерял, и до конца месяца им с матерью придется жить на одну карточку — рабочую карточку, потому что Вадик посеял свою где-то во дворе, и только через пятнадцать лет он вдруг вспомнит, как это было, и будет снова расстраиваться, потому что карточку можно было найти даже через неделю; она, конечно, свалилась в подвал, когда он бросил на решетку пальто, собираясь погонять в футбол. И я сказал, уже потом, когда Нина устала слушать то, что полагала хорошей сказкой:
— Ты знаешь Петровку?
— Знаю, — сказала Нина. — А ее не переименуют?
— Нет. Так вот…
Я рассказал, как войти во двор под арку и где в глубине двора есть подвал, закрытый решеткой. И если это октябрь сорок второго года, середина месяца, то в подвале, вернее всего, лежит хлебная карточка. Мы там, во дворе играли в футбол, и я эту карточку потерял.
— Какой ужас! — сказала Нина. — Я бы этого не пережила. Надо сейчас же ее отыскать. Сделайте это.
Она тоже вошла во вкус игры, и где-то реальность ушла, и уже ни она, ни я не понимали, в каком году мы находимся, — мы были вне времени, ближе к ее сорок второму году.
— Я не могу найти карточку, — объяснил я. — Прошло много лет. Но если сможешь, зайди туда, подвал должен быть открыт. В крайнем случае скажешь, что карточку обронила ты.
И в этот момент нас разъединили.
Нины не было. Что-то затрещало в трубке, женский голос произнес:
— Это 143-18-15? Вас вызывает Орджоникидзе.
— Вы ошиблись номером, — ответил я.
— Извините, — сказал женский голос равнодушно.
И были короткие гудки.
Я сразу же набрал снова Нинин номер. Мне нужно было извиниться. Нужно было посмеяться вместе с девочкой. Ведь получилась, в общем, чепуха…
— Да, — сказал голос Нины. Другой Нины.
— Это вы? — спросил я.
— А, это ты, Вадим? Что, тебе не спится?
— Извини, — сказал я. — Мне другая Нина нужна.
— Что?
Я повесил трубку и снова набрал номер.
— Ты с ума сошел? — спросила Нина. — Ты пил?
— Извини, — сказал я и снова бросил трубку.
Теперь звонить было бесполезно. Звонок из Орджоникидзе все вернул на свои места. А какой у нее настоящий телефон? Арбат — три, нет, Арбат — один — тридцать два — тринадцать… Нет, сорок…
Взрослая Нина позвонила мне сама.
— Я весь вечер сидела дома, — сказала она. — Думала, ты позвонишь, объяснишь, почему ты вчера так вел себя. Но ты, видно, совсем сошел с ума.
— Наверное, — согласился я. Мне не хотелось рассказывать ей о длинных разговорах с другой Ниной.
— Какая еще другая Нина? — спросила она. — Это образ? Ты хочешь видеть меня иной?
— Спокойной ночи, Ниночка, — сказал я. — Завтра все объясню.
Я нашел этот телефон. Двадцать лет назад он стоял в той же квартире, что и в сорок втором году. И записан был на Фролову К.Г.
Согласен, я занимался чепухой. Искал то, чего и быть не могло. Но вполне допускаю, что процентов десять вполне нормальных людей, окажись они на моем месте, сделали бы то же самое. И я поехал на Сивцев Вражек.
Новые жильцы в квартире не знали, куда уехали Фроловы. Да и жили ли они здесь? Но мне повезло в домоуправлении. Старенькая бухгалтерша помнила Фроловых, с ее помощью я узнал все, что требовалось, через адресный стол.
Уже стемнело. По новому району среди одинаковых панельных башен гуляла поземка. В стандартном двухэтажном магазине продавали французских кур в покрытых инеем прозрачных пакетах. У меня появился соблазн купить курицу и принести ее, как обещал, хоть и с тридцатилетним опозданием. Но я хорошо сделал, что не купил ее. В квартире никого не было. И по тому, как гулко разносился звонок, мне показалось, что здесь люди не живут. Уехали.
Я хотел было уйти, но потом, раз уж забрался так далеко, позвонил в дверь рядом.
— Скажите, Фролова Нина Сергеевна — ваша соседка?
Парень в майке, с дымящимся паяльником в руке, ответил равнодушно:
— Они уехали.
— Куда?
— Месяц как уехали на Север. До весны не вернутся. И Нина Сергеевна, и муж ее.
Я извинился, начал спускаться по лестнице. И думал, что в Москве, вполне вероятно, живет не одна Нина Сергеевна Фролова 1930 года рождения.
И тут дверь сзади снова растворилась.
— Погодите, — сказал тот же парень. — Мать что-то сказать хочет.
Мать его тут же появилась в дверях, запахивая халат.
— А вы кем ей будете?
— Так просто. — ответил я. — Знакомый.
— Не Вадим Николаевич?
— Вадим Николаевич.
— Ну вот, — обрадовалась женщина, — чуть было вас не упустила. Она бы мне никогда этого не простила. Нина так и сказала: не прощу. И записку на дверь приколола. Только записку, наверное, ребята сорвали. Месяц уже прошел. Она сказала, что вы в декабре придете. И даже сказала, что постарается вернуться, но далеко-то как…
Женщина стояла в дверях, глядела на меня, словно ждала, что я сейчас открою какую-то тайну, расскажу ей о неудачной любви. Наверное, она и Нину пытала: кто он тебе? И Нина тоже сказала ей: «Просто знакомый».
Женщина выдержала паузу, достала письмо из кармана халата.
«Дорогой Вадим Николаевич!
Я, конечно, знаю, что вы не придете. Да и как можно верить детским мечтам, которые и себе самой уже кажутся только мечтами. Но ведь хлебная карточка была в том самом подвале, о котором вы успели мне сказать…»
Кир Булычев «Можно попросить Нину?»
Можно попросить Нину?
Другие названия: Телефонный разговор
Рассказ, 1973 год (год написания: 1970)
Язык написания: русский
Перевод на английский: — Х. Джейкобсон (May I Please Speak to Nina?) ; 1977 г. — 1 изд. Перевод на испанский: — Х. Джейкобсон (Por favor, ¿podría hablar con Nina?) ; 1979 г. — 1 изд. Перевод на голландский: — Э. Леонард (Mag Ik Nina Even?) ; 1979 г. — 1 изд. Перевод на болгарский: — А. Петков (Може ли да се обади Нина?) ; 1977 г. — 2 изд.
Вадим несколько раз позвонил Нине, пока не понял, что ошибся не только номером, но и временем — разговор из 1972 года состоялся с военной Москвой сорок второго.
Рассказ написан в конце декабря 1970 года.
По рассказу снят короткометражный фильм. Автор сценария Анатолий Гребнев. Киностудия «Мосфильм», 1979г.
Также: Булычев Кир. Можно попросить Нину?: [Рассказ] / Рис. // Воскресная газета (Уфа). – 1993. – Май. (№ 19). – С. 7,10.
— «Что-то с телефоном» 1979, СССР, реж: Константин Осин
— «Разновидность контактов» 1987, СССР, реж: Валерий Обогрелов
— «Дорогой Вадим Николаевич» 2014, Россия, реж: Владимир Уфимцев
— «Временная связь» 2020, Россия, реж: Дмитрий Аболмасов
Издания на иностранных языках:
Доступность в электронном виде:
Я ничего не знаю о Войне. Только какое-то отдаленное эхо огромной беды, горя и тяжелого труда.
Но у меня просто свело сердце, когда я читала моментики о курице и о потеряной хлебной карточке. Опять плакала.
Вот как же Булычев так умеет писать, что я сама себя почувствовала этой девочкой Ниной?! И холодно мне было, как Нине, и кушать захотелось. И я увидела себя в той обстановке, и мне стало страшно. Я спросила себя: а выжила бы я? И я не знаю что ответить на этот вопрос.
Опять Булычев заставляет нас взглянуть на обычные вещи с другой стороны. Я же привыкла, что в холодильнике всегда есть суп или колбасы кусок. А тут совсем не так! И кусок хлеба — это счастье.
Я не очень знаю историю Великой Отечественной Войны. Но этот рассказ он для меня похож на фильм «В бой идут одни старики». Также сводит сердце, и слезы своей волей по щекам ползут. Очень и очень грустный рассказ. Хотя нет, не грустный, а душещипательный — уж и не знаю как точнее сказать. Очень честный рассказ. Он меня напугал в серьёз. Вернее сказать — мне стали сразу смешны мои проблемы по сравнению с замерзающей и сидящей в темноте Ниной и отсутствием куска хлеба.
Честно скажу, я сразу вспомнила любимую фразу моей бабушки — «главное, чтоб не было войны.»
upd. Я напиасала, что Кир Булычев ПИШЕТ. А уже давно нет, оказывается((( Простите за это. Женьке грустно(((
Какой небольшой, яркий и трогательный рассказ. Замираешь от него и даже понимая, что автор действительно все сказал, ты жаждешь продолжения. Жаждешь той встречи, которую автор оставил за рассказом, для нашего воображения. Вот он удивительный талант, оставить финал открытым, но сказать все, дальше домысливаешь ты сам, но домысливаешь только в позитивном русле.
Начало рассказа удивительно простое, обыкновенное, как говорится — ничто не предвещало. Но произошло маленькое чудо соединились два далеких года 42 и 72. Соединились удивительным способом по кабелю телефона, один номер привязался к другому и оказалось таким важным, чтобы мужчина из 72-го поддержал, дал надежду девочке Нине из далекого, страшного 42-го, когда еще три года войны, голода и страха. Когда неизвестно, а останешься ли ты жив. Когда так страшно сидеть одной в темноте и ждать маму с работы, а придет ли она? Как же важен для этой девочки был звонок поддержки и надежды. Мы забываем о важности таких простых вещей, а они невероятно важны. Они должны быть вовремя, должны быть искренними с пониманием с кем ты говоришь, нужно уметь объединиться с человеком, оказаться в его 42, понять, какие конкретно слова важны. И в этом рассказе это произошло. И это делает рассказ удивительным, добрым, светлым, щемящим.
А еще рассказ удивителен информацией о времени. Артефакты из 42 и 72. Сигареты, которых сейчас уже нет, курица именно французская, цены, про которые можно забыть) Затемнение в 42 и поэтому электричка не может двигаться, мелькая вспышками окон и ты ее не можешь увидеть. Жизнь далекая, но знакомая.
Если вы не читали Булычева, то вы пропустили важную часть литературы, так что обязательно читайте этого автора. У него даже маленькие рассказы полезны и прекрасны.
Почти всегда Кир Булычев использует чужие сюжеты, пересказывая их по-своему. Этот рассказ тоже по заимствованному сюжету и тоже исключительно личный, почти интимный по интонации.
Но вот что тут интересно: Кир Булычев опять попал в точку проблемы. Для россиян (и для советских людей) не существовало и не существует никакого прошлого. Пушкин, Ленин, Шекспир и Чехов — современники каждого советского человека, хоть 50-х, хоть 60-х, хоть 70-х годов — и посейчас то же самое. Понятия движущегося времени в отечественной культуре нет. И Кир Булычев сыграл именно на этом. Всё происходит каждую минуту, синхронно. Вот сейчас Пушкин целится из пистолета в Дантеса, Ленин едет по Германии в пломбированном вагоне, Гагарин говорит в микрофон «Поехали!», это не прошлое, это сейчас. И потому герой без особого удивления беседует с девочкой из времён Второй Мировой Войны.
«Можно попросить. », по сути, логическое сюжетное развертывание прекрасного стихотворения Геннадия Шпаликова:
..А не то — рвану по снегу,
И на валенках уеду
В сорок первый год.
В сорок первом угадаю
Это очень по советски, это очень лично и это задевает каждого читающего рассказ. Точный расчёт и исповедальность совмещаются идеально.
Я хорошо помню эту книжечку, купленную в киоске в далёком 1976 году. Называлась она как-то обыденно — «Люди как люди». Меня привлекло то, что автора я уже знал под именем Кирилл Булычёв, его рассказ входил в один из томов «Антологии современной фантастики» — смешная и забавная история про девочку из будущего Алису. Кроме того, на обложке книги была магическая надпись «Библиотека советской фантастики», а такие книги я всегда покупал. Правда, попадались такие книжки нечасто.
Усевшись в скверике на скамейке я прочёл самый первый рассказ сборника «Можно попросить Нину?»
Уже сейчас я понимаю, что этот рассказ демонстрирует каких высот может достигать фантастика!
Это трогательная мистическая история об обычных хороших людях. Некий Вадим Сергеевич, живущий в 1972 году, совершает телефонный звонок своей девушке Нине. Но отвечает ему совсем другая Нина, девочка из далёкого сурового военного 1942 года. Происходит соединение времён, и этот фантастический приём позволяет Киру Булычёву создать трогательный рассказ невероятной силы о мужестве, доброте, благородстве, о силе человеческой души и таинстве сердца, не боящихся никаких преград.
Нет необходимости подробно пересказывать сюжет этого внешне вроде бы простого, но очень хорошего, восхитительного рассказа. Читатель это может сделать сам.
А мне ещё не раз в жизни приходилось возвращаться к этому произведению. И каждый раз — с комком в горле.
Есть ещё совсем свежая экранизация, адаптированная под современность, действие происходит в марте 2020 года. Собственно, посмотрев по совету эту получасовую короткометражку, я и прочитал сам рассказ. Фильм называется «Временная связь», главный герой — бизнесмен, только что открывший ресторан, он ездит на джипе и звонит с сотового телефона. Причём, фильм получился очень даже хороший, пронзительный и эмоциональный. Тот редкий случай, когда современная экранизация вышла лучше, чем старая версия. Это, конечно, исключение, но хоть что-то хорошее в российском кинематографе. Всем настоятельно рекомендую!
Вероятно, фильм меня даже больше впечатлил, чем сам рассказ, что тоже является исключением и при этом нисколько не умоляет достоинств литературного произведения.
Да, сюжет довольно прост, вполне вероятно, что было создано множество произведений с подобным сюжетом, но главное тут — эмоциональная составляющая, морально-этический посыл, который вложил в рассказ уважаемый автор и смог уловить, интерпретировать и передать зрителю начинающий режиссёр.
Связь времён и их различие. Замороженная курица в холодильнике сегодня — это обыденный факт, но как удивляется девочка из военной Москвы наличию и того и другого! Мы со своими фитнесами, интернетами и высосанными из пальца проблемами и подросток из города, находящегося под налётами фашистской авиации, подросток, замерзающий в обесточенном доме, подросток, которому для выживания нужен лишь хлеб. И мы — сытые, разжиревшие настолько, что готовы платить деньги инструктору, чтобы тот посоветовал, как этот жир из нас вытрясти. Мы, заказывающие на алиэкспрессах беспроводные безделушки. Без конца ноющие, что нам, мол, надоело сидеть дома, что на улицу можно выйти только с собакой, что — ужас! — нам не дают пожарить шашлыки в парке.
Сравнивая эти два мира, понимаешь, что карантин, в котором мы оказались этой весной, — это вовсе не самое страшное, что может произойти.
Очень интересный рассказ. Хоть в нём и два главных действующих лица, но им получается сочувствовать, сопереживать, даже образы героев: маленькой девочки и взрослого Вадима Николаевича, прописываются очень ярко и убедительно. Короткие отрывистые диалоги просто пронизаны всей ситуацией военной Москвы: потеря продуктовой карточки как трагедия, еда как роскошь, свет и отопление из области фантастики. Просто начинаешь смотреть на мир через призму недоверия на других людей, образ врагов, образ недругов. желание Победы. и маленькое желание услышать сказку, в которой всё будет хорошо. И что оставалось Вадиму Николаевичу? Только рассказывать прошлое, но не только маленькой девочке, но и. звучит этот рассказ как исповедование перед самим собой, желание хоть как-то вдохнуть веру в маленькую девочку, которая сидит в холоде, голоде и страхе за завтрашний день. И продуктовая карточка. она стаёт как бы символом того, что сказка действительно прорывается в наш мир, что сказка может быть не только с красивыми словами, но и с хорошими делами. Окончание тоже подобрано очень даже отличное. Не было того, что я ожидал, но при этом читатель сам может додумать как именно всё завершилось. Точка поставлена именно в том моменте, где надо. Очень рекомендую к прочтению.
Не хотел ничего писать. Все слова кажутся какими-то ненастоящими. Просто прочитайте рассказ, обязательно прочитайте.
Даже не знаю, что сказать, уважаемый потенциальный читатель. Вернее – читателИ, потому что вас – как минимум — пятеро, РАЗНЫХ. Вот, в чем сложность-то.
*** Ежели ты знаешь, кто такой Кир Булычев, и прочел практически всего, но – как и я – лопухнулся по глупости и конкретно этот рассказ не читал, то – всё просто: читаем.
*** Ежели ты знаешь, кто такой Кир Булычев, но не понимаешь, «…о чем спитч…», или – читал этот рассказ, но никаких восторгов не испытываешь и вообще теряешься в догадках…, то – осталось три варианта:
— Для тебя Великая Отечественная – что-то из области глубокой древности, тем более, что «. в школе на всю эту войну – всего 4 часа во всей школьной программе…». Увы и ах, твоей вины – нет, ты просто так (вернее – «тогда») родился. Но вот этот рассказ – как раз и есть тот самый счастливый случай хоть что-то про ту войну ПОНЯТЬ. Перечитай. Но вдумчиво. Хуже не будет. Тем более – не такой уж длинный текст.
— Ты успел «впитать в себя» ту массу информации о ВОВ, которую создали потомки победителей, и «…которую тебе настойчиво втискивали в голову…», но предпочитаешь жить днём сегодняшним, а всякие там «…сентименты отвлечённые – они для гимназисток…». Ты – поймешь. Сам. Просто чуть позже. И захочешь перечитать. Не забудь название.
— Ты всё помнишь и всё понимаешь. Просто – не любишь фантастику. Ну, это ты – ЗРЯ! Вот конкретно ЭТОТ рассказ – это ВЕРШИНА фантастики, и любому боллитровскому тексту – 100 очков вперед даст! Но спорить я с тобой – не буду. Время – рассудит
В настоящее время мы уже не мыслим себя без телефонной связи: деловые переговоры, пустой треп с друзьями, заказ такси или пиццы. И практически всегда звонок связывает с тем, с кем нужно. Часто слышим «абонент временно недоступен», гораздо реже трубку может взять незнакомец.
И совсем фантастически звонок связал двух людей – юную девочку из 1942 года и зрелого мужчину из 1972 года. Причем эта связь сохранилась устойчивой на протяжении нескольких звонков, позволившим нашим героям осознать разделяющую их пропасть. Одному – провалиться в воспоминания тридцатилетней давности и помочь голодающей девочке, не только дав надежду на долгожданную победу, но и реальной подсказкой, где можно взять потерянную им в далеком детстве хлебную карточку. А второй – сохранить на долгие годы благодарность к незнакомому человеку.
Шикарный рассказ. Цепляет чувства и задевает сострадательные струны души. Оказывается, у рассказа есть 2 экранизации: «Что-то с телефоном» 1979г. и «Дорогой Вадим Николаевич» 2014г. Тут же посмотрела обе – замечательно!
В преддверии семидесятилетнего юбилея Победы, у детей в школе нешуточный ажиотаж по этому поводу. Исторические викторины на тему ВОВ, письма неизвестному солдату, инсценировки военных песен и т.д. и т.п. Нет, не подумайте, что я жалуюсь, наоборот, я тоже заразился этой приятной и торжественной суетой. И мне вдруг захотелось приобщиться к всеобщему настроению. Так как я уже не в том возрасте, что бы петь со сцены «Смуглянку» и выплясывать «Яблочко» в солдатских сапогах, то обратил свой взор на литературу. И мне сразу же вспомнился рассказ Кира Булычева «Можно попросить Нину?», который я тут же перечитал.
Вот как-то так получилось, что, вспоминая наиболее яркие для меня произведения про войну, мне на ум приходят «А зори здесь тихие» Бориса Васильева и эта коротенькая, но впечатляющая, по наполнению и силе эмоций, история. Может показаться, что рассказ и не про Великую Отечественную вовсе, нет там залпов танковых орудий, трассирующих пуль во тьме, нет и отважных подвигов. Но там есть отрывок жизни длиною всего лишь в телефонный разговор, за которым мы видим очень многое — страх и боль того времени, надежду не только в Победу, но и в лучшее, полное необыкновенной жизни будущее. Но это только с одной стороны — если смотреть глазами Нины. С другой стороны телефонного провода мы вместе с Вадимом вспоминаем цену, уплаченную за мир, мы видим наше настоящее не как банальную данность, а так как должны видеть его, ценя каждый миг, каждую улыбку, любой пустяк, напоминающий нам о драгоценном даре оставленный нам отцами и дедами.
У меня, конечно, это звучит пафосно, а вот у Кира Булычева, несмотря на фантастический замысел произведения, выглядит это очень человечно и по-душевному пронзительно.
Обязательно прочитайте этот рассказ, сходите к Вечному огню, возложите цветы, помолчите минутку и не забудьте поздравить своих родных и близких с праздником Великой Победы.
Рассказ о том, как близко от каждого из нас находится чудо. Случайный телефонный звонок, загадочное переплетение электрических волн или какие там волны у телефонной связи, и герой из года 1972 слышит голос героини из года 1942. Эти люди никогда не знали друг друга, хотя поначалу кажется, что герой соединился со своей Ниной, только на тридцать лет моложе. Но нет, Нина другая, в жизни этих людей не будет пересечений и пылких чувств. Будут лишь хлебные карточки, потерянные в прошлом и подаренные из будущего. И благодарная память длиною в жизнь. Чудо случилось непонятно как, непонятно почему, непонятно зачем. Оно не имеет объяснения, не меняет кардинально жизнь героев, заставляя посвящать все свое время раскрытию тайны. Оно просто есть. И этого достаточно. Восхитительно трогательный рассказ, похожий на рождественскую сказку. Он оставляет ощущение тихой радости, как и должно быть при прикосновении к чуду.
Бывает такое. не особо примечательный для тебя автор внезапно так выстреливает, что после его рассказа сидишь, осознавая всю глубину, открывшуюся на паре десятков страниц, и чувствуешь, что можешь в ней захлебнуться. Для меня этот рассказ соединяет два таких разных шедевра фантастики как «Ночная встреча» Рэя Брэдбери и «Подробности жизни Никиты Воронцова» Аркадия Стругацкого. Идея соприкосновения времен, когда каждый понимает, что находится где-то вне времени, вне любой из упомянутых эпох. Словно они, благодаря телефонной линии, отделились от всего мира, разорвав время, расстояние, любые границы. Но они не верят друг другу, хоть и каждый звучит максимально правдоподобно. Шаткость же эпохи 1972 года напоминает «Подробности жизни Никиты Воронцова», когда смотришь и слушаешь главных героев, держишь в голове, что найденный дневник мог быть просто вымыслом, чьей-то шуткой. Но почему-то не можешь себя окончательно в этом убедить. Так же и с репликами той самой, другой Нины.
Меняются городские объекты, эпохи переименовывают улицы, и только люди остаются всё теми же. И спустя тридцать лет уже и не вспомнишь тот давний случай из детства во время войны. А был ли этот случай на самом деле? Или это просто игра воображения? Нет, хочется верить.
Да уж. Этот рассказ действительно похож на выстрел.
Буквально на первой же странице наткнулся на фразу про кубинские сигареты, крепкие, как сигары, и мгновенно вспомнил, как отец рассказывал историю из командировочных времён. Купили тогда они в Москве пачку этого самого «Портогаса». И девчонки в гостинице попросили закурить. Для смеха дали этих, кубинских. Девчонки, разок затянувшись, заплевались и завопили: «Да вы что, ногтей туда настригли?». Не знаю, к чему это ― но отношение к рассказу неуловимо изменилось, будто про отца речь будет. Такие вот вещи в голове иногда творятся.
Трудно, почти невозможно понять, что чувствовали люди в то время, в сорок втором, двенадцатилетние уж подавно. Благодаря хорошим книгам и фильмам можно только попытаться. И этот рассказ немножко добавляет красок в общую картину. Очень трогательный.
Есть рассказы, которые поднимают в душе самые чистые эмоции, и этот — один из них, и впечатление не меняется, сколько ни перечитывай. И без разницы — нова идея, или нет. Просто представляешь себя на месте одного из героев, и проваливаешься из современности. Теперь уже оба героя для нас в прошлом — и прошлом героическом. Кстати, это прекрасный спектакль для двоих, если его поставить.
Очень пронзительный рассказ. У Булычева мне вообще рассказы как-то не заходят — в каждом чувствуется некоторая игра, постановочность: хоть в малой степени, а есть. Но не в этом. Здесь что-то очень личное и по-настоящему. Впрочем для меня эта искренность скорее как увеличительное стекло — сравнение с людьми того времени — то есть войны и теми, что сейчас. Лучше люди не стали. Нет морального превосходства. Впрочем и хуже тоже пожалуй нет. Рассказ хорош и тем, что нет пафоса, нет громких слов, нет морализаторства. И даже упомянутое мной сравнение нигде там не предлагается — это всё сплошные плюсы. Ну и немножко хэппи-энд в стиле рождественской сказки — трудно сказать, нарочно ли автор его добавил для смягчения эффекта «разрыва-потери».